Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
Психиатрический анализ имеющихся па-тографических сведений позволяет прийти к определенному диагностическому заключению. Однако вопрос усложняется тем, что сведения эти могут быть очень тенденциозными и односторонними: ведь речь идет о наиболее непопулярном в русской истории государе. Сучетом сказанного обратим внимание на следующие черты Петра Ш: низкий интеллект, предпочтение общества «людей низшего умственного и нравственного разряда», примитивность суждений, непродуктивная суетливость, эмоциональная незрелость и неустойчивость, относительно хорошо развитая память. Сочетание данных признаков укладывается в клиническую картину олигофрении в степени дебильности (умственная отсталость легкой степени).
ПЕТРАРКА (Petrarca) ФРАНЧЕСКО (1304–1374), итальянский поэт, родоначальник гуманистической культуры Возрождения.
«Если бы Лаура была женой Петрарки, разве он писал бы ей сонеты всю свою ЖИЗНЬ'1» Байрон
Общая характеристика личности
«Петрарка был самолюбив до мелочности. Стоило прославиться кому-нибудь — и он уже начинал считать такого соперником, чуть не врагом… Критики он не выносил совершенно. Избалованный поклонением и занятый собой, он всегда чувствует себя как на подмостках и требует восторженного отношения к себе. Если ему приходится слышать неодобрение, он выходит из себя и осыпает своих противников ругательствами, которые, казалось бы, совсем не к лицу нежному певцу Лауры и философу, проповедующему этические идеалы». (Дживелегов, 1998, кн. 1, с. 50.)
«Депрессивный, непостоянный, противоречивый психопат с тягой к странствиям, нерешительный, беспокойный, с большим честолюбием, холодный по отношению к другим». (Lombroso, 1902, с. 123–124.)
«Благословен день, месяц, лето, час / И миг, когда мой взор те очи встретил!.. / Благословенна боль, что в первый раз / Я ощутил, когда и не приметил, / Как глубоко пронзен стрелой, что метил / Мне в сердце бог, тайком разящий нас!». (Петрарка)
«Эпилепсия». (Cabanes А., 1897а; цит. по- Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 497.)
«Известно, что поэт Петрарка, будучи в Ферраре, “ожил” за четыре часа до своих похорон и прожил после этого еще 30 лет». (Рязанцев, 1994, с. 138.)
«Ия безропотно в могилу лягу, / Притом что к смерти отношусь, как к благу, / И видел в двух шагах ее чертог, / Но повернул обратно…» (Петрарка)
Особенности творчества
«Преклонение Петрарки перед античностью имело почти суеверный характер. Он усвоил не только язык и слог, но и образ мыслей древних авторов, писал им письма, как друзьям… Но самым ярким выражением противоречий психики Петрарки является его знаменитая книга “О презрении к миру” (De соп-temptu mundi, 1343), иначе называемая “Тайной” (Secretum) <…> Она с потрясающей силой раскрывает душевный разлад и гнетущую тоску (acidia) Петрарки, его бессилие примирить в себе старого и нового человека и вместе с тем — его нежелание отказаться от мирских помыслов… Подобно всем своим предшественникам, провансальским и итальянским, Петрарка видит задачу Поэзии в воспевании прекрасной и жестокой “мадонны” (дамы). Свою возлюбленную он называет Лаурой и сообщает о ней только то, что впервые увидел ее в церкви…» (Мокульский, 1934, с. 611–613.)
«Писательство утеряло прямую свою цель, оно возмещает собою какие-то иные блага, ставшие недоступными, оно становится обязанностью. “Если я не пишу, то мучусь и тоскую”, “жить и Писать я перестану сразу” — уже этих двух признаний из разных писем Петрарки достаточно, чтобы увидеть в нем случай того беспокойного творчества, которое всегда будет переливаться через край эстетических целей, которое, давая мнимое успокоение, будет становиться причиною нового беспокойства <…> Ключ к его психологии — с чем, кажется, все писавшие о нем согласны — в прославлении “убийственной душевной чумы, которую в новое время зовут тоскою”». (Грифцов, 1988, с. 116, 119.)
Петрарка — яркий пример литературного творчества, выполняющего терапевтическую роль (терапия творческим самовыражением): «Если я не пишу, то мучусь и тоскую». Характерологические черты, которые упоминаются в патографии, позволяют предположить наличие у Петрарки некоторых симптомов параноидного расстройства личности. В частности, параноикам типична склонность к образованию сверхценных идей, во власти которых они потом и оказываются. Продолжавшаяся более 30 лет, воображаемая и платоническая любовь к Лауре, суеверное преклонение перед античностью могут являться примерами таких сверхценных образований.
ПЕТРАШЕВСКИЙ (Буташевич-Петрашевский) МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (1821–1866), русский революционер, социалист. Кандидат правоведения. Руководитель общества петрашевцев. В 1849 г. осужден на вечную каторгу.
Наследственность
[Отец] «…был, видимо, очень тяжелым и нелюдимым по характеру человеком…» (Егоров, 1988, с. 43.)
Общая характеристика личности
«В лицее Петрашевский был одиноким, ни с кем из соучеников не сближался. Вообще, его поведение было совершенно не подобающим для царского крестника. По словам лицеиста А.Н. Яхонтова, он “выкидывал иногда неожиданные эксцентрические штуки, поражал непоследовательностью, нелогичностью своих слов и поступков”. Его озорство и ухарство были порой весьма дерзкими, даже вызывающими… Естественно, что начальство, старшие сослуживцы и даже большинство чинных ровесников-однокашников относились к Петрашевскому враждебно». (Таранов, 1997, с. 119. 121.)
«Петрашевский казался нам крайне эксцентричным, если не сказать сумасбродным… В костюме своем он отличался крайней оригинальностью: не говоря уже о строго преследовавшихся в то время длинных волосах, усах и бороде… Один раз он пришел в Казанский собор переодетый в женское платье, стал между дамами и притворился чинно молящимся…» (Семе нов-Тян-Шанский. 1990, с. 488–499.)
«В 1849 г. был арестован и приговорен к расстрелу, замененному бессрочной каторгой. Интенсивнейшая деятельность Петрашевского в крепости в сочетании с очень расшатанной от перенапряжения нервной системой дала себя знать самым драматическим образом: приблизительно с конца июня у него появились признаки умопомешательства. Они отразились в его неоднократных письменных обращениях в следственную комиссию, которая не могла не заметить ненормальности <…> На какое-то время оказался душевнобольным: об этом свидетельствуют многие его прошения в комиссию от конца июля». (Егоров, 1988, с. 46–47,184–185.)
«За строптивость с 1860 Петрашевского постоянно переводят во все более отдаленные пункты поселений… Петрашевский сознательно избрал героический путь…» (Егоров, 1999, с. 575.)
За любой революционностью чаще всего скрывается личная несостоятельность, неспособность самоутвердиться в жизни нормальным путем. А могут лежать и сугубо характерологические причины, например истеричность. Последняя проявляется желанием выделиться среди окружающих и любыми средствами привлечь к себе внимание. Вполне возможно, что ведущим подсознательным влечением у Петрашевского была истерическая структура личности, которая в конечном итоге и определила его судьбу. Впрочем, Петрашевский относится к тем психопатическим личностям, у которых сложно выделить доминирующий синдром, поскольку его структура личности является сложной, как бы составленной из разнородных психопатических проявлений. В большинстве случаев подобная мозаичность обусловливает особенно неблагоприятную динамику, главным образом в социальной сфере. Помимо истеричности у него присутствуют черты и шизоидного расстройства личности (одинокость, дисгармоничность и парадоксальность внешнего облика и поведения). Таким образом, в случае Петрашевского корректнее было бы говорить о смешанном расстройстве личности. «Признакиумопомешателъства» во время заключения были типичными декомпенсациями и могли выражаться в характерных для шизоидного расстройства личности параноидных реакциях или кататимных бредовых образованиях.
ПЕТРОВСКАЯ НИНА ИВАНОВНА (1879 или 1884–1928), русская поэтесса.
«Раздвоенная во всем, больная, истерзанная несчастною жизнью, с отчетливым психопатизмом, она была — грустная, нежная, добрая, способная отдаваться словам, которые вокруг нее раздавались, почти до безумия; она переживала все, что ни напевали ей в уши, с такой яркой силой, что жила исключительно словами других, превратив жизнь в бред и в абракадабру <…> Она была слишком отзывчива: и до… преступности восприимчива; выходя из себя на чужих ей словах, она делалась кем угоднд, в зависимости от того, что в ней вспыхивало; переживала припадки тоски до душевных корч, до навязчивых бредов, во время которых она готова была схватить револьвер и стрелять в себя, в других, мстя за фикцию ей нанесенного оскорбления; в припадке ужаснейшей истерии она наговаривала на себя, на других небылицы; по природе правдивая, она лгала, как всякая истеричка; и, возводя поклеп на себя и другого, она искренно верила в ложь <…> Не спасатели ей были нужны, а хороший психиатр. Этапы диссоциации ее личности: сперва хоровод из ненужных ей поклонников; потом мечты, потом чахотка, которую залечили; потом — запой; потом — навязчивая идея: ей-де место среди проституток, которых она видела невинными жертвами; под этим всем — ее разрушавшая страсть к морфию». (Белый, 1990. с. 305–307.)