Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
ФЛОБЕР (Flaubert) ГЮСТАВ (1821–1880), французский писатель.
Наследственность
[Отец обладал] «…патологическим характером. Он был чрезвычайно аффективен, вспыльчив и импульсивен, так что в интимной семейной жизни был невозможен. Мать весьма чувствительная особа, заболевшая психически, была подвержена галлюцинациям. Брат Ахилл был также тяжело душевнобольной, впадал в тяжелую депрессию и крайнюю степень возбуждения». (Сегалин, 1925а, с. 64.)
Общая характеристика личности
«Гюстав Флобер отнюдь не был феноменально развитым ребенком: как раз наоборот. Лишь с большим трудом научился он читать. Поступив девятилетним мальчиком в лицей, он едва разбирал слова… С самого раннего детства обозначились две отличительные черты его характера: необычайная наивность и отвращение к физической деятельности… Он жил как бы вне мира, а не внутри его. Это давало ему преимущество при наблюдении над жизнью, но он никогда отчетливо не ощущал соприкосновения с нею <…> Память его была изумительна: он помнил ту главу, страницу, абзац, где пять или десять лет тому назад ему удалось разыскать, в почти неизвестной книге, какую-нибудь нужную мелкую подробность». (Мопассан, 1957, с. 10–11,34.)
«Уже с детства он был подвержен всевозможным фобиям; например, боязнь темноты и пр. Также с детства онанист». (Сегалин, 1926в, с. 172.)
«Здесь же в Руане он поступил в коллеж, а с восемнадцати лет изучал право в Париже. Но начавшаяся болезнь — припадки эпилепсии — не дала закончить учебу». (Белоусов, 1999, с. 197.)
«Рисуя во многих своих повестях мечтательных и унылых героев, сам он оставался весельчаком и жизнелюбом… Перешагнув свое двадцатилетие, Флобер все чаще и чаще жалуется на скуку, на охватывающую его тоску». (Пузиков, 1971, с. 9, 12.)
«Приступы исступления и патологического аффекта были настолько сильны у Флобера, что он в эти минуты делался агрессивен. Часто такой приступ переходил в форменный эпилептический припадок. Такая эффективность у него вызывалась пустяшной причиной… “Еще до того, как ему минуло 22 года от роду, Густав заболел тяжелым недугом, который в известном смысле приковывал его к неподвижности. Эта же болезнь обусловливала в нем те странности, которые часто приводили его поверхностно знакомых в неожиданное удивление. Morbus sacer®4 есть тот большой невроз, та падучая болезнь, которая схватывала его и повергала в падение. Часто я в своем бессилии и растерянности принужден был присутствовать при этих ужасных припадках. Они всегда наступали одинаково и протекали с одинаковыми сопровождающимися явлениями. Густав внезапно без всякой причины поднимал голову и делался совершенно бледным; он чувствовал ауру… его взгляд был полон страха… Это своеобразное состояние иногда длилось несколько минут. Затем его лицо делалось еще бледнее и получало выражение отчаяния; быстро он идет и бросается в свою кровать и ложится, почерневший и печальный, как будто он живой ложится в гроб. Затем он кричит: “Я держу вожжи… Здесь извозчик… Я слышу колокольчик!.. О, я вижу фонарь от гостиницы!..”, а затем он издает такой душу раздирающий крик, что остается долго в моих ушах, и начинаются судороги. После этого пароксизма судорог, которые охватывали все его тело, всегда следовал глубокий сон и несколько дней разбитости”… Характерно отметить аффективный характер Флобера и вместе с этой эффективностью связанные припадки. В этих припадках и во всей сущности комплекс эпилептических элементов как бы перепутан с комплексом истерических, т. е. представляет именно ту картину болезни, которую Крепелин и Братц выделили как особую форму эпилепсии под именем “аффект-эпилеп-сии”». (Сегалин, 1926в, с. 172–173.)
«Невроз с судорожными припадками. Настоящая эпилепсия маловероятна. Скорее всего — отдельные припадки аффективной эпилепсии». (Ланге. 1928, с. 19.)
«Страдал эпилепсией». (Heinz, 1928, с. 64.)
«Эпилепсии не было; имела место истерия, неврастения или истероформные припадки». (Allain. 1928. с. 44.)
«У Флобера обнаруживаются все симптомы, которые обычно бывают при истерии: невралгия, гастралгия, боли в затылке, мигрень, состояния прострации, зрительные галлюцинации, навязчивые идеи, страхи, тики; Флобера лечили как “истеричную женщину”». (Cabanes, 1901, с. 31.)
«Наличие эпилепсии при высоких творческих достижениях всегда маловероятно, хотя ее возможность у Флобера нельзя исключить полностью. Наиболее вероятна аффект-эпилепсия. Клиническая картина могла усложняться за счет сифилиса. Тяжелая био-негативная личность». (Lange-Eichbaum, Kurth, 1967, с. 361.)
«Он заметно полысел… Возможно, от втирания в голову ртути — так в то время лечили сифилис, который Флобер подхватил в 1850 году. Он вообще ужасно страдал от ртутного отравления». (Белоусов, 1999, с. 198.)
«Даже в истории писательства, богатой всякими чудачествами, искусственностями и жертвами, будет исклю-чительным тот искусственный быт, который создал себе Флобер. Двадцатилетним юношей он покинул Париж и заперся в провинции, в деревне, на краю маленького городка Круассе. Природы Флобер избегал, сельских работ не знал совсем, по-городски, не часто выходя из кабинета, прожил в Кру-ассе почти сорок лет… Чем было вызвано это добровольное уединение? Падучей, как пытается объяснить Дюкан? Наивное объяснение, уже хотя бы потому, что частые в молодости и возобновившиеся перед смертью припадки падучей почти совершенно прекратились в средний период жизни Флобера. И кто отважился бы установить законы влияния эпилепсии на психику? Во всяком случае, у Флобера с ней не была связана мизантропия». (Грифцов, 1988, с. 196–197.)
Особенности творчества
«В том и состоит секрет шедевра, что тема есть отражение темперамента писателя»
Флобер
«Флобер нам рассказывал, что, описывая отравление госпожи Бовари, он чувствовал себя так, будто у него в желудке медь, отчего его два раза вырвало». (Гонкуры, 1964, с. 278.)
[Письмо от 25.09.1861 г.] «Отравление Бовари заставило меня блевать в ночной горшок». (Флобер, 1984, т. 1, с. 450.)
«О своем “вдохновении”, которое он переживал перед припадком, Флобер говорит таким образом: “Каждый припадок был нечто вроде излияния фантазии. Это было излияние семени художественной способности черепа; сотни тысяч картин в один раз вспыхивают как фейерверк”». (Сегалин, 1927, с. 117.)
«Сам Флобер говорит, однако, что это не были галлюцинации: “ Не приравнивайте внутренние видения артиста к аналогичным переживаниям человека, страдающего истинными галлюцинациями. Я зндю хорошо оба состояния; их разделяет пропасть”». (Гиляровский, 1949, с. 130–131.)
«Производительно работал лишь в ночные часы». (Вейн, 1970, с. 93.)
«Утверждая единство формы и содержания, Флобер во всех своих рассуждениях ставит на первое место форму. И это не случайно. Отделке произведения он придает исключительное значение. Работа над фразой, над словом превращается у него порою в манию, доставляет ему страдания, вызывает болезненные ощущения. “Бывают дни, когда я просто болен”. Друзья Флобера не всегда соглашались с этой преувеличенной требовательностью художника к самому себе, с его вечной борьбой со стилем. Художник более широкой и свободной манеры, Эмиль Золя, писал: “Это стремление к совершенству стиля превратилось в настоящую болезнь, которая истощала силы писателя и сковывала его творчество”». (Пузиков, 1971, с. 17.)