Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
Предполагаемый психиатрический диагноз у Фета — рекуррентное депрессивное расстройство, так как никаких указаний на маниакальные (или гипоманиакалъные) эпизоды мы не встречаем. В свете этого диагноза самоубийство поэта представляется еще более вероятным.
ФИЛИПП (Philippos) III АРРИДЕЙ, царь Македонии в 324–317 гг., сводный брат Александра Македонского.
«Арридей, сын Филиппа от распутницы Филинны, был слабоумным из-за телесного недуга. Недуг этот не был врожденным и возник не сам собой: рассказывают, что, когда Арридей был ребенком, у него проявлялись добрые и благородные наклонности, но потом Олимпиада при помощи всяческий зелий довела его до того, что он лишился рассудка». (Плутарх, т. 2, 1987, с. 436.)
«Вторым наследником был Арридей, незаконнорожденный сын Филиппа и Филинны, единокровный брат Александра. Но из-за слабоволия и некоторого слабоумия — да к тому же он был эпилептиком — его вообще не считали претендентом». (Шахермайр, 1984, с. 349.)
«Тем не менее, несмотря на свое слабоумие, Арридей был после смерти Александра провозглашен царем… Первоначально Арридей находился в полной власти Пердикки’82, который фактически управлял страной». (Рыжов. 1990а, с. 546–547.)
В данном случае неуместно говорить о гениальности. Речь идет о другом, не менее важном психосоциальном явлении. Наследник, в силу психического расстройства страдающий слабоумием и заведомо неспособный управлять государством даже номинально, тем не менее провозглашается царем. У Филиппа ШАрридея, по-видимому, имело место какое-то органическое повреждение центральной нервной системы, которое проявлялось судорожными припадками и умственной отсталостью. Впрочем, можно предположить и неблагоприятно протекающую эпилепсию.
ФИЛИПП IV Красивый (1268–1314), король Франции с 1285 г. из династии Ка-петингов. Поставил папство в зависимость от французских королей (Авиньонское пленение пап). Добился от папы упразднения в 1312 г. ордена тамплиеров.
«Нас, впрочем, больше интересует изменчивость его настроений, о которой говорит почти каждое свидетельство современников Филиппа. Эта изменчивость вполне определенно свидетельствует о том, что Филипп Красивый был циклотимного склада и имел склонности к маниакальной депрессии. Можно даже сказать, что речь шла о легкой форме маниакально-депрессивного психоза, которая еще не требует специальной психотерапии. В маниакальном состоянии он был говорлив, обладал чувством юмора и решал государственные дела с уверенностью истинного правителя. Зато в состоянии депрессии (более продолжительной, чем обычно) был молчалив до апатии, и за него решали другие. Эта смена королевских настроений наверняка не прошла незамеченной, и ею умело пользовались его советники… Легкий тип маниакально-депрессивного психоза с изменчивостью настроений, впрочем, лучше всего объясняет поведение короля. На этой — скажем — слабости Филиппа IV основывалась власть его советников, и от нее зависели порой судьбы Франции». (Лесны, 1998, с. 133–134.)
«Современники не любили Филиппа Красивого, близкие к нему люди боялись рассудочной жестокости этого необыкновенно красивого и удивительно бесстрастного человека. Насилие над папой вызвало возмущение во всем христианском мире. Крупные феодалы были недовольны ущемлением их прав и усилением центральной администрации, состоявшей из людей безродных». (ХаритоновичД.Э., CD Кирилл и Мефодий 2000.)
Автор патографической заметки очень точно описал то психическое расстройство, которое квалифицируется в настоящее время как циклотимия, и которое действительно похоже на «легкую форму маниакально-депрессивного психоза».
ФИЛИПП (Felipe) V (1683–1746), испанский король с 1700 г.
[Об отеце см. Карл II.]
«Страдал тяжелыми приступами меланхолии. Однажды во время очередного припадка к королю пригласили знаменитого итальянского певца Фаринелли, бывшего в то время в Мадриде, и попросили его, спрятавшись в комнате, соседней с покоями короля, пропеть какие-нибудь экспрессивные, бодрящие и патетические мелодии. Услышав пение Фаринелли, Филипп V, уже несколько недель не бравшийся за государственные дела и погруженный в какое-то полулетаргическое состояние отрешенности, вновь ощутил прилив сил, оставил затворничество и вернулся к нормальному образу жизни». (Лисицын, Жиляева, 1974, с. 13.)
«Филипп оказался жертвой глубокой меланхолии, от которой его трудно было отвлечь. Первый действительно серьезный приступ случился, очевидно, осенью 1717 г., когда он жаловался, что чувствует, как будто его пожирает яростный внутренний огонь, как будто солнце било ему в плечи и посылало острый луч в самый центр его тела. Когда его осмотрели врачи, они не нашли ничего угрожающе го и предположили, что это бред. Король стал еще более иступленным, объявив, что только смерть докажет, кто прав, он или его врачи… Ипохондрический бред, который его мучил, а также убеждение, что теперешние несчастья являлись божественным наказанием за его личные недостатки — это симптомы маниакально-депрессивного психоза. “Последние восемь месяцев, — замечает его главный министр Альберони, — он проявляет симптомы ненормальности, его воображение заставляет его думать, что ему суждено немедленно умереть, и он считает, что болен самыми разными болезнями…” Еще до конца 1723 г. слухи поползли по Парижу, что у Филиппа религиозная мания и что он собирается отказаться от престола <…> По-прежнему случались маниакально-депрессивные припадки, которые на самых серьезных стадиях легко могли скатиться к безумию. Он снова серьезно заболел весной 1727 г., временами был апатичен, временами нервным и беспокойным, буйно вел себя с врачами и с духовником… Он визжал и пел и даже кусал сам себя. Его также мучила острая бессонница и потеря аппетита, он ел только сладости. Ранее тучный, он похудел. Его начал мучить бред, он воображал, что не может ходить, потому что ноги у него разной величины, не хотел стричься, из-за чего трудно было носить парик, и бриться… К Пасхе 1733 г. появились признаки возвращения разума… Его возвращение к здравому смыслу было кратким. В начале 1738 г. о нем говорили как о “помрачившемся в разуме”. Он оставался молчаливым и замкнутым, хотя время от времени крики из его покоев выдавали бред». (Грин, 1997, с 274–280.)
«Около 1730 г. он окончательно впал в состояние меланхолии и непреодолимой лености. С той поры от него нелегко было добиться даже простого слова. Он не стриг волос и ногтей, оставался по целым дцям в постели, вставал лишь ночью на несколько минут, чтобы поесть; нельзя было уговорить его подписать какие-либо документы. Только под действием пения он на короткий срок пробуждался к жизни. Королева Елизавета в 1737 г. специально пригласила в Мадрид певца Фаринелли, славившегося тогда по всей Европе своим удивительным голосом. Этот человек вскоре сделался совершенно необходимым для управления государством: послушав его, Филипп покорно шел к столу и ставил свои подписи в тех местах, где ему указывали». (Рыжов, 1999, с. 528.)
Выздоровление Филиппа V от депрессии благодаря музыкотерапии повторяет аналогичный хрестоматийный пример из Библии, где Давид помогал избавляться от приступов меланхолии царю Саулу (1-я Книга Царств). Судя по описанию, депрессия у Филиппа V достигала степени психотической ажитации и, по-видимому, «синдрома Котара331». Учитывая, что в патографической справке нет сведений о маниакальных эпизодах, правильнее было бы в данном случае говорить о монополярно (одни депрессивные эпизоды) протекающем маниакально-депрессивном психозе или рекуррентном депрессивном расстройстве. Хотя при этом заболевании и не происходит интеллектуального снижения, но не приходится ожидать и достаточной степени адаптированности, что и имело место у испанского короля. Учитывая, что никакого адекватного лечения в то время проводиться не могло, депрессивные эпизоды приобретали затяжной характер и длились годами.
ФИЛОНОВ ПАВЕЛ НИКОЛАЕВИЧ (1883–1941), российский живописец, график, книжный иллюстратор, теоретик искусства. Создатель особого направления — «аналитического искусства».
«Горе тебе мертводуху»
П Н. Филонов. «Пропевень о проросли мировой», 1912
«Филонов же одинок, он вне коллективных движении. Его аналитический метод — не новая художественная стилистика, не аранжировка старой мелодии на новый лад, а новый способ образного претворения мира… Кардинальное отличие Филонова от окружавших его художников авангарда — стремление сделать зримым принципиально невидимое…Он передает незримое не через видимое, как реалисты или кубисты, а находит для этого другие пластические решения… Художник разработал положения о “глазе видящем” и “глазе знающем”… Филонов в своей работе делает ставку на интуицию, сознательно вводит ее в творческий метод аналитического искусства». (Ковтун, 2000, с. 14, 21–23.)