Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
«Жизнь расходится с философией: счастья нет без праздности, доставляет удовольствие только то, что не нужно». (Чехов А.П. «Записные книжки».)
Особенности творчества
[Из письма к А.С. Суворину от 4.05.1889 г.] «…Для литературы во мне не хватает страсти и, стало быть, таланта. Во мне огонь горит ровно и вяло, без вспышек и треска, оттого-то не случается, чтобы я за одну ночь написал бы сразу листа три-четыре или, увлекшись работой, помешал бы себе лечь в постель, когда хочется спать, не совершаю я поэтому ни выдающихся глупостей, ни заметных умностей». (Чехов А.П., 1976, с. 203.)
«В. Тихонов подметил в Чехове характерную черту, — “он всегда думал, всегда, всякую минуту, всякую секунду. Слушая веселый рассказ, сам рассказывая что-нибудь, сидя в приятельской пирушке, говоря с женщиной, играя с собакой, — Чехов всегда думал. Благодаря этому он сам обрывался
«Чехов писал почти походя, т. е. между посторонним делом и разговором, мог подойти к столу и подвинуть начатый рассказ на 2–3 строки». (Сегалин, 1926а, с. 59.)
«…Однажды Чехов выбежал из дома взволнованный бледный: “Я видел сейчас страшный сон. Мне приснился черный монах…” Успокоился лишь потом, когда написал свой известный рассказ». (Лютов, 1999, с. 479.)
«С особенностями психологической конституции Чехова связано и своеобразие его комизма: это никогда, даже в ранних произведениях, не “жизнелюбиво-беззлобный” сангвинический юмор, это смех-исследование, сочетающий ироническую отстраненность с “теплым” сочувствием-состраданием». (Тихомиров, 1999, с. 25–26.)
«От расстройств настроения Чехов спасался прежде всего творчеством, творя, высвечивая в рассказах, повестях, пьесах свою индивидуальность и отодвигая, устраняя таким образом “безличное и безвольное состояние”». (Бурно, 1999а, с. 216.)
На фоне таких писателей, как Гаршин, Гоголь, Достоевский и др., А.П. Чехов выглядит практически здоровым с психиатрической точки зрения. Но более внимательное ознакомление с биографией писателя выявляет некоторые клинические особенности. 1) Психопатологически отягощенная наследственность: отец — психопат, братья — алкоголики. 2) Чехов не смог устроить свою семейную жизнь: он не имел детей, женился лишь незадолго перед смертью и то под влиянием настойчивых советов друзей иродных, да еще оговорив себе ряд условий раздельного проживания с будущей супругой. 3) Учитывая жизненный «сценарий» Чехова, интровертиро-ванностъ личности, можно допустить, что сам писатель представлял собой по меньшей мере акцентуированную психастеническую личность. Кстати, психофизиологически ин-тровертированностьмогла способствовать развитию такого заболевания, как туберкулез. Начав свое творчество юмористом (как и многие ипохондрики и депрессивные личности — Гоголь, Салтыков-Щедрин, Зощенко), Чехов постепенно перешел на меланхолическую лирическую прозу, которая больше соответствовала возрастной трансформации его психики.
ЧЕХОВ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1891–1955), русский актер, режиссер, педагог; заслуженный артист Республики (1924). С 1928 г. жил за рубежом.
Наследственность
«…Его родной отец Александр Павлович (родной брат Антона Чехова) был запойным пьяницей, периодами на него находило нечто, и он неделями пил, пил, пил… Мать М. Чехова была женщиной очень впечатлительной и мнительной, в старости она заговаривалась и плохо соображала, хотя, когда умерла, ей было чуть больше 60… Отца Михаила Чехова многажды и безуспешно лечили от пьянства». (Буянов, 1994, с. 66.)
Общая характеристика личности
«Единственной причиной, омрачавшей мои отношения с матерью, было то, что, несмотря на мой возраст, я довольно много пил. Пить я научился во время моего пребывания с отцом в периоды его болезни. Я чувствовал, как тяжело матери видеть меня пьяным и как тяжесть эта возрастала, когда болел отец и мы оба просиживали ночи за пивом. Зная, как страдает от этого мать, я все же не мог побороть страсти к опьянению, и моя безмерная любовь к матери стала приобретать оттенок боли… Любовь к матери превратилась в сплошйую боль и страх за нее. У меня образовались десятки всевозможных примет, которые выполнялись мною в целях предохранения матери от опасностей. Чувство страха росло и становилось моим основным настроением… Я замкнулся в круг определенных представлений и не мог да и не хотел выходить из этого круга, хотя пребывание в нем доставляло мне много мучений. Первые признаки накопления в моем сознании гнетущих представлений появились еще в детстве, полного развития они достигли во мне, когда мне было уже двадцать четыре — двадцать пять лет. Я заболел нервным расстройством». (Чехов М.А., 2001, с. 21–22.)
«Немало тяжелого он вынес уже из своего детства. В книге “Путь актера” Чехов посвящает много страниц постепенному нарастанию своего безысходного мрачного психического состояния… Очень рано он начал пить — под влиянием отца — и стыдился своего поведения… Смертью отца сын был совсем раздавлен… Он стал пить больше, огрубел в своих отношениях с людьми. Физическое здоровье резко ухудшилось, начался туберкулез легких». (Громов, 1970, с. 43.)
«Страдавший в молодости тяжким нервным расстройством, не доверявший психиатрам и лечивший себя работой в театре, чтением, алкоголем и антропософией, Чехов рассказывал, как в тяжкие минуты на его столе появляется кто-то из “трех старцев” — Шопенгауэр, Дарвин или Фрейд… По его воспоминаниям, его мучили тяжелые, близкие к паранойяльным переживания, которые он умел скрывать на людях, но был близок к самоубийству… Чехов лечился у П. Каптерева и еще нескольких гипнотизеров, консультировался у известного психолога Г. Чел-панова'и''‘ (который советовал ему больше интересоваться религией и оставить философию с психологией), но ни то, ни другое не помогало. На пике болезни красавица-жена после четырех лет совместной жизни ушла к заезжему гипнотизеру. К.С. Станиславский, с которым работал Чехов, направил к нему консилиум знаменитых московских психиатров». (Эткинд, 1993, с. 148.)
[1917 г.] «Так начался острый период моего нервного расстройства. В течение целого года я почти не выходил из дома. Дни Октябрьской революции я воспринимал уже больным, страдая от сердечных припадков. Восприятия моих чувств обострились до крайности: мне казалось, например, что я мог слышать на любом расстроянии. Я направлял свой обострившийся слух в разные пункты Москвы и воспринимал уличный шум и голоса толпы… О театре я забыл совершенно… Вообще представление мое о будущем было туманным и завершалось мыслью о самоубийстве… Я продолжал пить и под влиянием вина писал различные сочинения на невероятные темы». (Чехов М.А., 2001, с. 63, 65.)
«До конца 1917 г. — период глубокой депрессии». (Громов, 1970, с. 45.)
«Это был тяжелый хронический алкоголик, который месяцами не приходил в себя, его лечили психиатры обеих столиц, но безуспешно. Такого психастеника от алкоголизма не вылечишь, его нечем лечить, надо терпеливо ждать, когда ему надоест пить, когда он вновь начнет поиски идеала. Часто разуверившись в алкоголе и не обладая большим запасом самокритики и поэтому юмора, такие люди обращаются к Богу. Так произошло и с Чеховым: прожив долгие годы подзаборным пьяницей, он после 35 лет постепенно все больше интересовался религией, увлекся теософией и во многом благодаря этому покинул СССР, чтобы посвятить себя общению со своими братьями по вере. Как и положено психастенику, он перестал пить и хулиганить, а стал примерным верующим… Естественно, что обладатель множества йавязчивых страхов, раздираемый внутренними противоречиями, Чехов не мог не попасть к психиатрам. Бесчисленные, помимо воли возникающие страхи (например, страх толпы, пространства, публичного выступления, лишающий актера его профессии), заливаемые вином, что приводило на грань самоубийства из-за гипертрофированного у психастеников-алкоголиков болезненного чувства вины перед собой и окружающими, заставляли Чехова обращаться ко многим врачам… Личностные особенности М. Чехова были конституционными, он родился с таким характером…» (Буянов, 1994, с. 65.)
«…Живя в США, он много лечился у психоаналитиков и психиатров, толку от этого в общем не было, и с годами Чехов стал более сентиментальным, плаксивым и еще более добрым, чем был раньше… Вся жизнь этого гения — печальное зрелище борьбы со своим больным характером, мешавшим обладателю выявить своей несравненный артистический дар». (Буянов, 1994, с. 66–67.)
Ярко бросающаяся в глаза алкогольная зависимость М.А. Чехова вряд ли представляет простой хронический алкоголизм, так как, несмотря на всю тяжесть алкогольного заболевания, личность Чехова изменяется отнюдь не по алкогольному, а, скорее, по шизотипическому типу, при этом доминируют типичные для обсессивно-комбулъсивного расстройства симптомы. Известно, что наиболее универсальной формой компенсации у психопатов является усиление черт ригидности, подчеркнутое стремление к порядку, к практическим успехам. Такая деятельность служит средством не только самоутверждения, но позволяет отвлечься от внутренних сомнений (или упорядочить их, свести в определенную — теософскую? — систему), преодолеть неуверенность. Возможно, что подобная психическая метаморфоза и происходила с М.А. Чеховым. К концу жизни у него имели место уже естественные возрастные изменения личности (по психоорганическому типу). Можно предположить, что пьянством Чехов пытался «лечить» свои депрессивные и паранойяльные переживания. В данном случае можно думать и о шизотипическом расстройстве.