Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
БЕСТУЖЕВ ПЕТР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1804–1840), русский мемуарист и декабрист; член Северного общества.
«Брат Петр был нрава кроткого, флегматического и любивший до страсти чтение сурьезных сочинений; постоянно молчаливый, был красноречив, когда удавалось его расшевелить, и тогда он говорил сжато, красно и логично. Он был адъютантом главного командира Кронштадтского порта вице-адмирала Федора Васильевича Моллера… Осужденный служить на Кавказе солдатом, он под ранцем выстрадал всю персидскую и турецкую кампанию, был ранен в левую руку при штурме Ахал-цыха и потом сведен с ума в одной из кавказских крепостей, попав под начальство начальника этого укрепления — непроходимого бурбона, т. е. офицера из нижних чинов… В кавказские жары, в полной амуниции, под ружьем в раненой руке, он его в три месяца доконал». (Бестужев, 1980, с. 52–53.)
«Петр Александрович сошел с ума первоначально от того, что ночью, в крепости, был страшно чем-то испуган. Его взяли у сестер как бы для присяги во дворец… Первые дни по приезде с Кавказа Петр был тих, но потом стал больше и больше забываться. В самых нежных о нем заботах и попечениях он видел какой-то страшный умысел на его жизнь, в каждом отправляемом письме — донос на него, в кушанье, в питье — отраву… Вдруг раздавался страшный стук, ломка мебели, битье стекол, зеркал, посуды… Снова бред, снова беспамятство; все в доме подымалось; сестры начинали успокаивать брата; наконец страдалец тяжело засыпал до нового припадка… Выдавался день-другой совершенно спокойный, и только страшное истребление табаку (Петр Ал. выкуривал иногда в день до 100 трубок) показывало ненормальное его состояние… Читать Петр Александрович не мог, но письма посылал часто. И, боже, что это были за письма! Они вполне показывали ужасное состояние рассудка. Какая-то бессмыслица писалась не обыкновенными буквами, а особенными значками, им самим изобретенными, в тех видах, что в иные письма заглядывают посторонние. Ближайшие знакомые, в угоду писавшему, иногда подобными же значками отвечали на шифрованные послания, и больной с важностью начинал разбирать их, придавая бессмысленным значкам особенный смысл. Долго терпели сестры и мать, долго не решались отдать в дом умалишенных страдальца брата; но однажды он чуть не поджег дом, чтобы истребить небывалые подозрительные бумаги, и тогда они стали хлопотать об устройстве его в больнице». (Бестужева, 1980, с. 216, 218–219.)
«В мае 1832 уволен “за ранами” от службы унтер-офицером (в действительности заболел тяжелым психическим расстройством) и отдан на попечение своей матери с воспрещением въезда в столицы. Жил под надзором в имении Сольцы Новоладожского уезда Новгородской губ. В июле 1840 года Г1.М. Бестужева через предводителя дворянства просила поместить заболевшего сына Петра в дом умалишенных. По освидетельствовании в петербургском губ. правлении он был помещен в больницу Всех скорбящих, где и умер». (Нечкина. 1988, с. 22).
В данном случае речь идет о хроническом бредовом расстройстве, и все симптомы психической болезни Бестужева подтверждают это предположение. Как правило, началу расстройства часто предшествует какая-то стрессовая ситуация, играющая роль пускового фактора. А дальше возникший бредовый (параноидный) синдром быстро и по нарастающей развивается уже по своим механизмам.
БЕТХОВЕН (Beethoven) ЛЮДВИГ ВАН (1770–1827), немецкий композитор, творчество которого признается одной из вершин в истории мирового искусства. Представитель венской классической школы.
«Ты необъятен, словно море, Никто не знал такой судьбы…» С. Нерис «Бетховен»
Наследственность
«Алкогольная наследственность проявляется по отцовской линии — жена деда была пьяницей, причем пристрастие к алкоголю у ней было так сильно выражено, что, в конце концов, дед Бетховена принужден был с нею расстаться и поместить ее в монастырь. Из всех детей этой четы остался в живых только сын Иоганн, отец Бетховена… умственно ограниченный и слабый волею человек, унаследовавший от матери порок, или, вернее, болезнь пьянства… Детство Бетховена протекало в крайне неблагоприятных условиях. Отец, неисправимый алкоголик, обращался со своим сыном крайне сурово: грубыми насильственными мерами, битьем понуждая его обучаться музыкальному искусству. Возвращаясь ночью домой в пьяном виде со своими приятелями-собутыльниками, он подымал с кровати уже спящего маленького Бетховена и заставлял его упражняться в музыке. Все это, в связи с материальной нуждой, которую испытывала семья Бетховена вследствие алкоголизма главы ее, несомненно должно было сильно отразиться на впечатлительной натуре Бетховена, закладывая уже в самом раннем детстве основы тех странностей характера, которые так резко проявлялись у Бетховена в течение его последующей жизни». (Юрман, 1927, с. 67–68.)
Общая характеристика личности
«Высшим отличием человека является упорство в преодолении самых жестоких препятствий». (Людвиг ван Бетховен)
«…Нельзя не отметить, что склонность к уединению, к одиночеству была врожденным качеством характера Бетховена. Биографы Бетховена рисуют его молчаливым задумчивым ребенком, предпочитающим одиночество обществу сверстников; по их словам, он был способен по целым часам сидеть неподвижно, глядя в одну точку, всецело погруженный в свои думы. В значительной мере влиянию тех же факторов, которыми могут быть объяснены явления псевдоаутизма, могут быть приписаны и те странности характера, которые наблюдались у Бетховена с молодых лет и отмечаются в воспоминаниях всех лиц, знавших Бетховена. Поведение Бетховена носило часто настолько экстраординарный характер, что делало общение с ним крайне затруднительным, почти невозможным и давало повод к ссорам, иногда оканчивавшимися продолжительным прекращением сношений даже с лицами наиболее преданными самому Бетховену, лицами, которых он сам особенно ценил, считая своими наиболее близкими друзьями». (Юрман, 1927, с. 75.)
«Его сумасбродства граничили с умопомешательством. Был рассеянным и непрактичным. Имел сутяжный и беспокойный характер». (Nisbet, 1891, с. 167.)
«Мнительность постоянно поддерживала в нем боязнь наследственного туберкулеза. “К этому присоединяется еще меланхолия, которая является для меня почти таким же большим бедствием, как и сама болезнь…” Вот как описывает дирижер Зейфрид комнату Бетховена: “…B его доме царит поистине удивительный беспорядок. Книги и ноты разбросаны по углам, так же как и остатки холодной пищи, запечатанные или наполовину осушенные бутылки; на конторке беглый набросок нового квартета, и здесь же остатки завтрака…” Бетховен плохо разбирался в денежных вопросах, часто бывал подозрителен и склонен ни в чем не повинных людей обвинять в обмане. Раздражительность иногда толкала Бетховена на несправедливые поступки». (Алыи-ванг, 1971, с. 44, 245.)
«Глухота Бетховена дает нам ключ к пониманию характера композитора: глубокая духовная угнетенность глуховатого, носящегося с мыслью о самоубийстве. Меланхолия, болезненная недоверчивость, раздражительность — это все известные картины болезни для ушного врача». (Фейс, 1911, с. 43.)
[1796 г.] «…Бетховен в это время был уже физически подавлен депрессивным настроением, так как его ученик Шиндлер указывал позже на то, что Бетховен своим “Largo emesto” в такой веселой сонате D-dur (op. 10) хотел отразить мрачное предчувствие приближающейся неизбежной судьбы… Внутренняя борьба со своей судьбой, несомненно, определила и характерные качества Бетховена, это прежде всего растущее недоверие, его болезненная чувствительность и сварливость. Но было бы неверно все эти отрицательные качества в поведении Бетховена стараться объяснить исключительно нарастающей глухотой, так как многие особенности его характера проявлялись уже в юности. Самая существенная причина его повышенной раздражительности, его сварливости и властности, граничащей с надменностью, заключалась в необычайно интенсивном стиле работы, когда он внешней кон-, центрацией пытался обуздать свои представления и идеи и величайшими усилиями сжимал творческие замыслы. Такой мучительный изнуряющий стиль работы постоянно держал мозг и нервную систему на грани возможного, в состоянии напряжения. Это стремление к лучшему, а иногда и к недостижимому, выражалось и в том, что он часто, безо всякой надобности, задерживал заказанные сочинения, нисколько не заботясь об установленных сроках». (Ной-майр, 1997, т. 1, с. 248, 252–253.)
«Между 1796 и 1800 гг. глухота начала свою страшную, разрушительную работу. Даже ночью в ушах у него стоял непрерывный шум… Слух постепенно ослабевал». (Роллан, 1954, с. 19.)
«Предполагают, что он вообще не знал женщин, хотя многократно влюблялся, и остался на всю жизнь девственником». (Юрман, 1927, с. 78.)
«Меланхолия, более жестокая, чем все его недуги… К тяжелым страданиям присоединялись огорчения совсем иного порядка. Вегелер38 рассказывает, что он не помнит Бетховена иначе, как в состоянии страстной влюбленности. Он без конца влюблялся до безумия, без конца предавался мечтам о счастье, затем очень скоро наступало разочарование, и он переживал горькие муки. И вот в этих-то чередованиях — любви, гордости, возмущения — надо искать наиболее плодотворные источники бетховенских вдохновений вплоть до того времени, когда “природная буря его чувства затихает в грустной покорности судьбе”». (Роллан, 1954, с. 15, 22.)
«…Временами его снова и снова охватывало глухое отчаяние, пока депрессия не достигла своей высшей точки в мысли о самоубийстве, выраженной в Гейлигенштадтском завещании летом 1802 года. Этот потрясающий документ, как своего рода прощальное письмо обоим братьям, дает возможность понять всю массу его душевных мук…» (Ноймайр, 1997, т. 1, с. 255.)
«Тяжелый психопат». (Nisbet, 1891, с. 56.)
«Он мог от внезапной вспышки гнева бросить стул вслед своей домоправительнице, а однажды в трактире кельнер принес ему не то блюдо, и когда он ответил ему грубым тоном, Бетховен без обиняков вылил тому тарелку на голову…» (Ноймайр, 1997, т 1, с. 297.)