Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
«Это не я написала его. Его написал Бог. Я просто записывала, что он диктовал». (Бичер-Стоу)
Никаких данных о наличии у Бичер-Стоу острых психотических расстройств (например, делириозных) мы не находим. Поэтому можно было бы предположить, что у писательницы в старческом возрасте постепенно развилась сосудистая деменция.
БИЭН (Behan) БРЕНДАН (1923–1964), ирландский писатель.
«С 8-летнего возраста и на протяжении всей жизни боролся с алкоголизмом… Был приговорен к 14 годам заключения за участие в убийстве полицейского, где и написал свою первую пьесу “Смертник”… Амнистирован в 1946 г… Впоследствии неоднократно арестовывался за революционную деятельность либо госпитализировался в связи с алкоголизмом». (CD Britannica 97.)
«С 15-летнего возраста воспитывался в исправительном доме. 8 лет провел в тюрьмах. Пьяница. Устраивал представления своих театральных пьес в скандально
Помимо алкогольной зависимости в данном случае следует подумать и о наличии у писателя какой-либо формы «психопатии», например антисоциального расстройства личности. Его автобиографическая повесть, написанная в 1958 году, называется весьма характерно — «В исправительной колонии».
БЛАВАТСКАЯ ЕЛЕНА ПЕТРОВНА (1831–1891), русская писательница, основательница теософического общества (1875 г.). Странствовала по Северной Африке, Малой Азии, Северной и Южной Америке, Индии и Китаю. С1860 г. устраивала спиритические сеансы.
«И просветлел мой темный взор, И стал мне виден мир незримый, И слышит ухо с этих пор, Что для других неуловимо».
А.К. Толстой
Общая характеристика личности
«С самого раннего детства перед ясновидящей девочкой появлялся величественный образ Индуса в белой чалме, всегда один и тот же, и она знала его так же хорошо, как и своих близких, и называла своим Покровителем, утверждая, что именно он спасал ее в минуты опасности». (Е. П., 1991, с. 14.)
«Девочка росла очень нервной, впечатлительной. У нее бывали случаи хождения во сне. Она часто впадала в истерическое состояние: с ней случались припадки, судороги, корчи. Замечались и факты истерического галлюцинирования». (Неманов и др., 1969. с. 145.)
«Психическая незрелость и одновременно дисгармония незрелой психики будущей Радды-Бай были замечены со школьных времен. Все это, как нитка с иголкой, было связано с бесчисленными Леночкиными истерическими невротическими расстройствами; после волнений ее помногу часов трясло, появлялись судороги, от чрезмерного воображения появлялись галлюцинации. Это продолжалось на всем протяжении ее жизни». (Буянов, 1991, с. 94.)
«…Она уже с раннего детства обращала на себя внимание всех окружающих. Она не признавала никакой дисциплины, не прислушивалась к наставлениям воспитателен, обо всем имела собственное мнение. Она была исключительно оригинальной, самоуверенной и отчаянной… Ей были свойственны все черты мальчишки, как хорошие, так и дурные; она любила путешествия и приключения, презирала опасности и была абсолютно равнодушной к указаниям старших… “В течение примерно шести лет (в возрасте от восьми до пятнадцати) ко мне каждый вечер приходил какой-то старый дух, чтобы через мою руку письменно передавать различные сообщения. Это происходило в присутствии моего отца, тети и многих наших друзей, жителей Тифлиса и Саратова”… Любимая тетя Блаватской, Надежда Фаддеевна, писала о ней следующее: “С раннего детства Елена отличалась от обыкновенных детей… Беспокойный и очень нервный темперамент… Малейшее противоречие вызывало в ней раздражение, доходящее часто до конвульсий… Любое поручение, какое ей давалось, она не выполняла, любой запрет она немедленно переступала”… Она была сверх меры нервной и чувствительной, во сне громко говорила и часто ходила во сне… Однажды, когда ей было 12 лет, ее нашли в таком состоянии в одном из подземных коридоров, разговаривающей с каким-то невидимым существом… Будучи в одних случаях храброй, бесстрашной маленькой девочкой, в других — она была охвачена сильным страхом, порожденным ее же галлюцинациями. Она говорила, что ее преследуют “ужасные, светящиеся глаза”, часто боялась неживых предметов… “Я ненавижу наряды, украшения и цивилизованное общество; я презираю балы, залы. Как сильно я их презирала, показывает следующий случай. Когда мне исполнилось 16 лет, меня заставили однажды пойти на большой бал у царского наместника Кавказа. Мои протесты никто не хотел слушать, и мне сказали, что велят прислуге насильно меня одеть, вернее раздеть, соответственно моде. Тогда я умышленно сунула ногу в кипящей котел и потом должна была 6 месяцев сидеть дома. Как я говорила вам, во мне нет никакой женственности. Если бы в моей юности какой-то молодой человек посмел заговорить со мной о любви, я застрелила бы его, как собаку, стремящуюся меня укусить. До 9 лет единственными “нянями”, которых я признавала, были артиллерийские солдаты
[i калмыкские буддисты”». (Нэф, 1993. с. 10-^11, 15, 17–18. 22–23.)
«В 17 лет она выходит замуж за 60-летнего генерала, ереванского вице-губернатора Никифора Васильевича Блаватского. Свадьбу сыграли, а уже через несколько месяцев она уезжает в далекое путешествие, из которого вообще не собирается когда-либо возвращаться домой… Все то, что сообщалось впоследствии ею самой о своих странствиях, носило характер очевидных фантазий и вымыслов: какие-то духи-покровители переносили ее, свою избранницу, из страны в страну совершенно особым нематериальным способом… Весной 1878 года она, внезапно испугавшись, упала в обморок, продолжавшийся несколько дней. Ее сочли умершей и собирались хоронить. Но на пятые сутки такое состояние внезапно прошло, и она встала, здоровая и жизнерадостная. Такие летаргические состояния чрезвычайно характерны для лиц, страдающих выраженной истерией. И в этом отношении ни у одного психиатра не может быть сомнения в ее оценке, как личности глубоко истерической». (Немалое и др., 1969, с. 146, 149.)
«Когда я познакомился с ней ближе, то был поражен ее громаднейшим талантом все схватывать самым быстрым образом: никогда не учившись музыке, она сама выучилась играть на фортепиано и давала концерты в Париже (и Лондоне); никогда не изучая теорию музыки, она сделалась капельмейстером оркестра и хора у сербского короля Милана; давала спиритические представления; никогда серьезно не изучая языков, она говорила по-французски, по-английски и на других европейских языках как на своем родном языке; никогда не изучая серьезно русской грамматики и литературы, многократно, на моих глазах, она писала длиннейшие письма стихами своим знакомым и родным с такой легкостью, с которой я не мог бы написать письма прозой; она могла писать целые листы стихами, которые лились как музыка и которые не содержали в себе ничего серьезного; она писала с легкостью всевозможные газетные статьи на самые серьезные темы; совсем не зная основательно того предмета, о котором писала; могла, смотря в глаза, говорить и рассказывать самые небывалые вещи, выражаясь иначе, — неправду, и с таким убеждением, с каким говорят только те лица, которые никогда, кроме правды, ничего не говорят». (Витте, 1991, с. 9.)
«Сверхнормальные способности… давали возможность Учителям Морня и Кут Хуми легко сообщаться с ней на расстоянии посредством мысленного телеграфа… Е.П. Блаватская с внешней стороны проявляла больше недостатков, чем достоинств. Она преждевременно стала грузной, но неустанно таскала по всем частям света свое неуклюжее и терзаемое различными болезнями тело. Она была обуреваема страстями, всегда раздражена, негодовала, проклинала и командовала без конца; ругалась как солдат; курила с утра до вечера повсюду, даже в священных храмах Индии… От природы она обладала холерическим темпераментом, была натурой пылкой, легко воспламеняющейся, потому так бурно реагировала на окружающие ее отрицательные жизненные явления». (Писарева, 1990, с. 38, 43–44.)
«Будучи в высшей степени порывистой, несдержанной и, в иные минуты, до крайности наивной, Блаватская могла “до конца” отуманить только людей, еще более наивных, чем она, еще более несообразительных. Главная же ее сила и условие ее успехов заключались в необычайном ее цинизме и презрении к людям, которое она скрывала весьма удачно, но которое все же иной раз прорывалось неудержимо. “Чем проще, чем глупее и грубее феномен, — признавалась она мне впоследствии, — тем он вернее удается”…Извлечения из подлинного отчета комиссии, назначенной для исследования феноменов теософического общества: “…Что касается нас, мы не видим в ней ни представительницы таинственных мудрецов, ни того менее простой авантюристки; мы полагаем, что она заслужила свое место в истории как одна из наиболее совершенных, остроумных и интересных обманщиц нашей эпохи”…Такая талантливость и энергия — стихийная сила, с которой нелегко бороться. Эта сила, в соединении с душевной извращенностью, с каким-то звериным непониманием “в жизни” различия между добром и злом, произвело одно из весьма интересных и характерных явлений конца девятнадцатого века — теософическое общество». (Соловьев. 1994, с. 69, 103, 267.)
Сексуальная сфера
«Считают, что временами она испытывала гомосексуальные чувства, но имеющийся материал недостаточен для установления несомненного диагноза гомосексуализма… Уже в школьные годы вела себя как мальчишка, резвясь на неоседланных казачьих лошадях… Вела в высшей степени беспокойную жизнь. Говорят, что она впадала в состояния транса, при котором наступало расщепление личности, при этом одна из личностей постоянно была мужской. Нет убедительных доказательств того факта, что ее гениталии были ненормальны. Можно предположить наличие ложного гермафродитизма, при котором, как показывает опыт, часто имеют место гомосексуальные наклонности. Временами Блаватская обращалась к однозначно мужским профессиям. Так, в Одессе она пыталась заняться оптовой торговлей лесом. Позже поступала в добровольческий партизанский отряд Гарибальди и участвовала в сражении при Ментане, где была тяжело ранена. Между тем никто кроме ее самой не упоминает об этой странице ее биографии. Партизаны, чьей соратницей она якобы была в том сражении, ее присутствие отрицают. Некоторые периоды жизни Блаватской вообще прикрыты мраком; опа столько необыкновенного рассказывала о себе, о своих приключениях и путешествиях, что невозможно отделить правду от вымысла. Можно допустить, что в психическом отношении она была не совсем нормальной личностью и в болезненном состоянии путала фантазию с действительностью… Эпизодически она присваивала себе мужское имя,'' например, “Джек” и могла шуметь и ругаться как ломовой извозчик». (Moll. 1910, с. 74–75.)