Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
Блюхер — хороший пример клинической картины биполярного аффективного расстройства (маниакально-депрессивного психоза). Заболевание чаще начинается в зрелом возрасте и наследуется по доминантному типу. Главные признаки — периоды депрессивного и повышенного настроения, разделенные светлыми промежутками. Интеллект при биполярном аффективном расстройстве не страдает, а нарушения мышления носят в основном «количественный» характер (оно ускоряется при маниакальном состоянии и затормаживается при депрессии), отражаясь соответствующим образом на поведении человека. Бели фазы аффективных колебаний не достигают психотической степени, то сохраняется определенным образом изменен- ная работоспособность. Так, психическое расстройство Блюхера сыграло свою «всемирно-историческую роль», поскольку его полководческие успехи напрямую были связаны или с протекающей аффективной фазой болезни, или с ремиссией.
БОБРИЩЕВ-ПУШКИН НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ (1800–1871), русский поэт;
декабрист, член Южного общества. Осужден на вечное поселение в Сибири.
«Николай Бобрищев-Пушкин — живой, гордый, легко ранимый, не выдерживает уготованных ему в Сибири испытаний: психический надлом, наметившийся еще в Петропавловской крепости, перерастает в неизлечимую душевную болезнь». (Колесникова, 1991, с. 96.)
«…В Николае Сергеевиче уже наметился некоторый психический надлом: строгая логичность и ясность доводов и умозаключений первых показаний (включая и 29 марта) сменяется витиеватостью и невнятностью изложения. Он часто теряет главную мысль, или мысль эта трудно понимаема из-за множества незначительных и ненужных подробностей. Однако не заметят этого тогда, в апреле — июне 1826 года, и жертвой монарха будут считать его с мая 1827 года, когда явно и грозно явится уже необратимое психическое расстройство и немалое беспокойство причинит Н.С. Бобрищев-Пушкин множеству людей». (Колесникова, 2002, с. 55.)
«20. 5. 1827 ген. — губ. Вост. Сибири Лавинский донес, что он находится “в помешательстве ума”; с высочайшего разрешения по собственному желанию поступил в Троицкий монастырь близ Туруханска. В 1829 по распоряжению Синода переведен в енисейский Спасский монастырь. В 1829 находился на излечении в енисейской городской больнице, после освидетельствования переведен из монастыря в дом умалишенных в Красноярск — 28. 9. 1831. В 1833 в Красноярск прибыл на поселение его брат, Павел Сергеевич, которому было разрешено держать больного на частной квартире; указом 6.12.1839 разрешено перевести обоих братьев в Тобольск, куда они и прибыли в феврале 1840, причем Николай помещен в дом умалишенных». (Нечкина, 1988, с. 24–25.)
«…До конца жизни страдал тяжелым психическим расстройством; с 1833 находился под опекой брата». (Илюшин, 1989. с. 291.)
«Сидел, нахохлившись, копной и бормотал что-то про себя, отрывисто и быстро выпуская слова. На коленях держал большой, старый дождевой зонтик, с которым никогда не расставался. На остром конце был прикреплен проволочный крест, сбивавший с толку непосвященных.
— Что это у вас, Николай Сергеевич?
Часто тот ограничивался в ответ одним сердитым бурчанием, но иногда соблаговолит и разъяснить:
— Это моя походная церковь.
Я не знаю, служил ли зонтик для обыкновенной цели. Значение его было скорее символическое, и он распускался в разных случаях жизни. В “походную церковь” Николай Сергеевич удалялся в силу духовной потребности. Будучи человеком религиозным, он иногда нуждался в уединении и, не стесняясь присутствием людей, распускал зонтик. Из-под шатра этой скинии раздавалось затем пение псалмов, и в эти минуты уже нельзя было обращаться ни с чем к Николаю Сергеевичу. Или не ответит вовсе, или не на шутку рассердится, что ввиду его, хотя и редких, буйных припадков было небезопасно». (Соломин, 2002, с. 414.)
Бросается в глаза существование большого количества лиц с психической патологией среди революционеров вообще и декабристов — в частности. И этот факт не вызывает удивления. Есть все основания полагать, что большинство наиболее активных деятелей любой революционной ситуации в силу объективной необходимости должны обладать как минимум психопатичностъю. Об этом в свое время очень образно писал А.Б. Луначарский, сравнивая человечество, с клавиатурой фортепиано: «…Здоровые эпохи… не нуждаются в психопатических выразителях… В эпохи неуравновешенные в культурном и в бытовом отношении, в эпохи распада, когда всякий нормальный человек страдает от противоречий и ищет глашатаев, которые противоречие особенно тонко чувствуют и умеют особенно экспансивно, зажигательно выразить переживания отрицательные, — в эти эпохи история ударяет своей рукой виртуоза как раз по патологическим клавишам». Поэт и декабрист в одном лице (вспомним еще Кондратия Рылеева, Федора Глинку45 и др.) — и есть та самая патологическая клавиша.
БОГДАНОВ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ (псевд.; наст, имя и фам. Малиновский) (1873–1928), русский ученый, политический деятель и писатель. Член РСДРП в 1896–1909 гг., большевик, с 1905 г. член Руководства группы «Вперед». Выдвинул идею создания науки об общих принципах организации — тектоло-гии, предвосхитил некоторые положения кибернетики. С 1926 г. организатор и директор Института переливания крови.
«Благодаря фотографической памяти, позволявшей воспроизводить в мельчайших деталях тексты или произвольные ряды цифр при беглом знакомстве с ними, он, будучи учеником… очень скоро привлек внимание своими редкими способностями… В 1915 г. едет в Москву… по поводу вегетоневроза лечится в клинике профессора Е.К. Сеп-па». (Белова, 1974. с. 6, 30.)
«В то время меня уже считали “идеалистом”, проникнутым метафизическими исканиями. Для А. Богданова это было’совершенно ненормальным явлением. По первоначальной своей специальности он был психиатр… Выяснилось, что склонность к идеализму и метафизике он считает признаком начинающегося психического расстройства, и он хотел определить, как далеко это у меня зашло. Но вот что интересно. У самого Богданова впоследствии было психическое расстройство, и он даже некоторое время сидел в психиатрической лечебнице… Я не был психиатром, но сразу заметил, что у Богданова была какая-то маниакальность. Он был тихий и незлобивый помешанный, помешанный на идее». (Бердяев, 1990, с. 118–119.)
«Умер в результате эксперимента по переливанию крови, поставленному на самом себе». (Рюриков. 1962, с. 653.)
«В результате проведенного 11-го обменного переливания крови у А.А. Богданова уже через 3 часа началась тяжелая трансфузионная реакция, вызванная гемолизом, вследствие которой на 15-й день болезни при явлениях уремии наступила смерть». (Белова, 1974, с. 53.)
«И выбор тяжелый: уйти ли из жизни, / Где все оскорбляет мой взгляд, / С мечтою о дальней прекрасной отчизне, / Где братство и разум царят? / Иль жертву тоски и мучительной боли / Для жизни чужой принести…» (Богданов)
Среди талантливых и гениальных ученых психические расстройства встречаются не реже, чем среди представителей искусства. А.А. Богданов обладал весьма разносторонними (помимо научных) интересами. Увлечение революционной работой часто является своеобразными маркером психической неустойчивости. Поэтому обычный вундеркинд со временем превращается во взрослого невротика. Скорее всего, эксперименты Богданова по переливанию крови были не авантюрами с надеждой на «авось», а вполне продуманными поступками, сознательно допускающими возможность летального исхода. Подобная жертвенность должна иметь в своей основемазохистический или скрытый депрессивный компонент. Происхождение последних, в свою очередь, имеет явно психопатологические корни, что и подтверждается воспоминаниями современников.