Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий
Шрифт:
Общая характеристика личности
«С самого начала детских лет у Врубеля отмечаются симптомы дизонтоге-неза77… наиболее вероятной причиной задержки развития его моторики являлись очень легкие, в форме субдепрессии, аффективные расстройства». (Шумский, 2001, с. 17.)
«По окончании гимназии начинает меняться характер. Сделался задумчив, застывает, стоя на одном месте, впадает в оцепенение. По-видимому, начинают выделяться шизоидные черты. Иногда обычная вдумчивость сменяется ажитацией. Тогда острая жажда впечатлений. Пьет алкогольные напитки с университетских лет, иногда помногу… Друзей и врагов удивляет своим талантом. Совершенно исключительная память». (Цубина. 1925, с. 58.)
«Таким образом, ко времени завершения юношеского
«Был человек увлекающийся и в своих увлечениях терявший меру… Неуравновешенностью Врубель отличался почти всегда. Он то с необычайным напряжением работал, поражая быстротой и неутомимостью, то впадал в прострацию, целыми неделями ничего не делал… А позднее, в Москве, периоды депрессии становятся частыми». (Тарабукин, 1974, с. 143–144.)
«Отличался обидцой нерешительностью… Неровный и неуравновешенный характер… все больше пристращался к вину. Пил он как-то не так, как все, не любил общества». (Копшицер, 1972, с. 36, 129.)
«Тот же профессор Иванов, хорошо осведомленный о киевском периоде жизни Врубеля… пишет: “…Последний год его пребывания в Киеве был плодотворным и важным по новым его достижениям в искусстве. Но, как и прежде, одновременно с расцветом творческих сил и как будто оттого еще напряженнее и ярче проявлялось в нем тогда влечение к вину и чувственному разгулу, которое он в шутку называл “своим гомеризмом”». (Прахов, 1963, с. 305–306.)
«…Из воспоминаний людей, близко знавших Врубеля, из писем художника и его родных, из биографий, написанных его современниками-доброжелателями, следует, что наряду с гуманностью и кротостью Врубелю были свойственны и другие черты: дендизм, потребность блистать в обществе, желание и умение нравиться людям, в глазах которых он хотел быть обаятельным; что он бывал не только изысканно любезен, но и высокомерен, что в характере его была екоторая заносчивость” и крайнее самолюбие (И.А. Прахов), непостоянство в дружбе и привязанностях (“флюгероватость”, по его собственному признанию), что “за внешнею выдержкой таился у него пылкий темперамент, который, прорываясь, совершенно порабощал волю и делал его на более или менее продолжительное время игрушкой страстей” (Ю.К. Арцыбушев), что неутомимый труженик, подвижник искусства временами вел праздную, как он говорил, ‘'гомерическую” (чувственную) жизнь кутилы, нередко впадая в состояние “dolce far nienlo” (сладкого ничегонеделания) и отдавался во власть аристократического снобизма». (Суздалев. 1991, с. 16–17.)
К вопросу о психическом заболевании
[1884 г.] «В то время, когда Врубель жил в Киеве, он довольно часто страдал приступами сильнейшей мигрени. Случалось, что приходил к нам днем или вечером как будто совершенно здоровый, а через несколько минут менялся в лице и просил дать ему таз с горячей водой, в который погружал кисти обеих рук. В таких' случаях ставили, специально для него, самовар, он сам наливал из него воду в таз и, почти не дожидаясь, когда остынет, опускал в нее руки, прося подливать из крана, чтобы вода была еще горячее. Потом принимал огромную дозу фенацетина. Обычно после этой лечебной процедуры его укладывали на диван в гостиной, где оставляли одного спокойно лежать до обеда, если приходил днем». (Прахов, 1963, с. 305.)
«Однажды, купаясь вместе с художником в пруду, К. Коровин78 увидел и заинтересовался белыми полосами на груди Врубеля. "Да, это шрамы. Я резал себя… — сказал Врубель. — … Я любил женщину, она меня не любила — даже любила, но многое мешало ее пониманию меня. Я страдал в невозможности объяснить ей это мешающее. Я страдал, но когда резал себя, страдания уменьшались”…» (Историческое досье. 3, 1998, с. 235.)
«…В 1886—1888-х годах у него возникли более глубокие аффективные расстройства, прежде всего депрессии, которые до этого времени в такой форме отсутствовали. Депрессия, возникшая в 1886 году, продолжалась не менее полугода. В этот период Врубель впервые потерял способности писать… [Середина 1890-х гг.] К этому времени у Врубеля появились изменения в форме употребления алкоголя.
«В 1892 году заболевает сифилисом. В 1896 г. женился… Задумывается о своей судьбе и с друзьями говорит о том, что его ждет впереди ужасная будущность. Волнение усиливается в 1900 г. Делается тревожным, нервным. С 1900–1902 г. пишет без перерыва. Осенью 1901 г. много волнений по поводу демона. Делается раздражительным, рассеянным, беспокойным. Болтлив, возбужден. Носится с огромными планами в искусстве. В 1902 г., по окончании последнего демона, 46 лет от роду, заболевает и поступает в психиатрическую клинику 1-го Московского Университета. Состояние маниакальное, возбужденное. Идеи величия: он император, пьет только шампанское, он музыкант, его голос — хор голосов… Выписывается после '/, годового пребывания в клинике с улучшением. Внезапная смерть малютки-сына. Пишет его портрет. Состояние резко удрученное. Через '/., года опять поступает в клинику. Депрессивное состояние. Бред самообвинения, отрицания, греховности. Галлюцинации… Бывал агрессивен, но до грубого цинизма паралитиков не доходил. В конце года улучшение. Пишет портреты. В 1904 году переводится в лечебницу д-ра Усольцева79. Много работает… Снова переживает острое маниакальное состояние… В 1905 г. начинает слепнуть, “хотя бы ядом ускорить себе конец” — говорил художник… Все это необычное течение, длительность, глубокие ремиссии, сохранившийся интеллект, исключительная работоспособность обязаны, быть может, его сложной индивидуальности, столь глубоко одаренной и, несомненно, и в патологии себя проявляющей. Так сложна была картина его болезни, что в диагнозе клиническом были разногласия. Д-р Усольцев, много лет наблюдавший больного, не согласен был с диагнозом Paralysis progressiva, а ставил Tabes dorsalis + маниакально-депрессивный психоз». (Цубина, 1925, с. 58–59, 64.)
«…1898 год, видимо, и надо считать началом болезни художника, своего рода “неврастеническим” периодом заболевания… Начало 1902 года обнаруживает для всех, что смутно предугадывалось еще задолго. Болезнь вступает в новую фазу. Наступает переход от депрессии к маниакальному возбужденному состоянию… В университетской клинике Врубель поступает под наблюдение профессоров В.П. Сербского и Ф.Е. Рыбакова». (Тарабукин. 1974, с. 145–146.)
[1902 г.] «Бехтерев находиту Врубеля прогрессивный паралич». (Ге, 1963, с. 224.)
«В дальнейшем усложнение психоза определялось присоединением нигилистического бреда (нет рта, желудка, мочевого пузыря), бреда отрицания собственного “я” (его самого нет, он даже не жил)… Интенсивность вербальных иллюзий позволяет говорить о развитии иллюзорного галлюциноза». (Шумский., 2001, с. 123.)
«…Перед нами картина третьей эндогенной болезни, шизоаффективных нарушений или, в зависимости от диагностической системы, рекуррентной шизофрении. Особенностью случая, леченного лишь симптоматическими средствами, является неблагоприятное течение, почти континуальное течение — вариант, близкий к описанному в современном руководстве по психиатрии, основанному на изучении больных с преимущественно долговременным психофармакологическим пато-морфозом. Обоснование диагноза делает, на наш взгляд, излишним рассмотрение дифференциально-диагностических проблем шизоморфных состо-яний при нейролюэсе…» (Южаков, 1994, с. 61.)
«…К 1906 году психическое состояние Врубеля определялось развитием фантастической галлюцинаторной па-рафрении с начальными проявлениями парамнезий… Диагноз: “Циркулярная форма прогрессивного паралича, осложнившего развитие циркулярной (шизоаффективной) шизофрении”». (Шумский, 2001, с. 125, 142.)
«Так медленно, без внешних событий, но с депрессивным переосмыслением прошлого протекали для ослепшего художника четыре года страданий. Под конец Врубель стал тяготиться самим собой. “Устал жить”, — говорил он. И, если допустить правильность догадки сестры, умышленно простудился, стоя под форточкой. В феврале 1910 года началось воспаление легких, перешедшее в скоротечную чахотку…» (Тараби-кин. 1974, с. 149.)