Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий

Шувалов Александр

Уникальный феномен Б.С. Высоцкого мог возникнуть только в Советском Союзе, причем за счет появления дополнительной составляющей — политической (скрытая оппозиционность). У Высоцкого (как и у А. Галича — см.) имелось все необходимое для «аккорда гениальности», но восприятие его окружающими было во много раз усилено осознаваемым отсутствием реальной свободы слова в стране. А тут вдруг такие слова, и такая свобода слов! Невозможность (негласный запрет, окололитературные козни?) публикаций, которую так переживал сам Высоцкий, и песенная форма, в которую он облекал свои стихотворения, еще больше способствовали его «оглушительной» популярности. Сколько человек могло прочитать в то время Андрея Вознесенского или Роберта Рождественского (еще

попробуй достать их книги!), а десятки миллионов людей могли совершенно свободно слушать магнитофонные записи песен Высоцкого. Чтобы не говорили и не писали сейчас мемуаристы, но он родился в нужной стране и в нужное время. Поэзия Высоцкого отражает особенности его личности. И если бы личность оказалась проще, обыденнее, спокойнее, то и стихотворения могли бы получиться более пресными и менее интересными. Хотя вполне возможно, что были бы опубликованы при жизни поэта.

ВЫСПЯНЬСКИЙ (Wyspianski) СТАНИСЛАВ (1869–1907), польский драматург, художник, театральный деятель.

Наследственность

[Отец] «…уже не мог сопротивляться алкоголизму. Все чаще происходили конфликты с женой, у которой по мере обострения туберкулеза развивалось нервное расстройство… Увлечения и способности родителей создали в доме атмосферу искусства, они ввели маленького Стася в мир звуков и пластических форм, заложили основы его всесторонних художественных интересов… Здесь сказалось скорее влияние матери, чем отца, который, все более уходя в алкоголизм, забывал о жене и ребенке… Смерть матери была для ребенка событием трагическим, она сказалась йа формировании его психики и отношения к людям». (Оконьска, 1977, с. 10–11.)

Общая характеристика личности

«На протяжении нескольких лет мальчик был совсем одинок, и… это чувство оторванности от людей он сохранил и в последующие годы. Печаль одиночества, пережитого ребенком, оставила неизгладимый след в его душе… Будучи в Париже⁸¹, Выспяньский заболел венерической болезнью, следствием которой был прогрессивный паралич, усугубляющийся заболеванием легких». (Там же, с. 252.)

«Сифилис». (Парандовский, 1990, с. 117.)

[1905 г.] «В сентябре состояние здоровья поэта еще более ухудшилось. Начались приступы нестерпимых болей, наступил частичный паралич… Выспяньский не был человеком легким в общении. Гжимала-Седлецкий⁸² характеризует его как человека нетерпимого, резкого в суждениях, далекого от дипломатии в отношениях с людьми: “В нем неистово действовали импульсы, в нем жили пылкие чувства. Особенно ненависть”». (Там же, с. 211–212.)

«Пускай никто из вас не плачет / над гробом, — лишь моя жена. / Не жду я ваших слез собачьих, / мне жалость ваша не нужна». (Выспянский)

Особенности творчества

[1897 г.] «Состояние творческой лихорадки продолжается начиная с первых месяцев года; все реже бывают моменты депрессии, они уступают место творческому горению… Переломной датой был 1900 год. Об усилении творческой лихорадки поэта писал его кузен Зенон Парви: “Выспяньский, обладавший сказочной, нечеловеческой работоспособностью, просто не знал, что такое бездействие, хотя бы минутное”.. Наплыв творческих замыслов все возрастал, а финансовое положение Выс-пяньского продолжало оставаться тяжелым, кроме того, наступило серьезное ухудшение здоровья». (Оконъска, 1977, с. 67, 115–116.)

[1907 г.] «“Зыгмунт Август”, последняя драма Выспяньского, была записана его теткой… под диктовку поэта, который сам уже давно не мог держать карандаш в руках. Рана на правой руке причиняла ему невыносимую боль, он не мог спать, бессонница, в свою очередь, истощала нервную систему… В таком состоянии он диктовал “Зыгмунта Августа”, одну из своих самых интересных пьес… Если он и жаловался, то на неустанную работу фантазии, которая подсказывала ему все новые и новые образы». (Там же, с. 221.)

«Творчество Выспяньского настолько своеобразно, что не привело к созданию какой-либо школы или течения, реализующего его творческие принципы. Он остался в драматургии своей эпохи явлением ярким, но одиноким». (Витт, Хорев, 1994, с. 449.)

Наследственность Станислава Выспянъского уже содержала в себе эвропозитивное (по мнению некоторых авторов) сочетание одаренности и бионегативности. А начальная стадия прогрессивного паралича у Выспяньс-кого могла протекать с доминированием ги-поманиакального синдрома, который, как видно из многих других патографий, вызывает чрезвычайное оживление творческой деятельности. Подобная гипомания может «выжать» в краткий период времени из творца все, на что он способен, а может быть и более того. К несчастью, постепенное утяжеление общего состояния, в конце концов, не только прерывает всякую возможность творческой деятельности, но и служит причиной преждевременной смерти.

Г

ГААЗ ФЕДОР ПЕТРОВИЧ (1780–1853), русский врач-филантроп, главный врач московских тюрем (с 1828 г.), добился улучшения содержания заключенных. Славился бескорыстностью, прозван «святым доктором» и «утрированным филантропом». Умер в бедности.

«…Занимался частной практикой и стал вскоре знаменитым врачом, которого всюду приглашали… так что, несмотря на свое бескорыстие, он стал обладателем большого состояния: имел суконную фабрику, имение, дом в Москве, ездил, по тогдашнему обычаю, в карете, запряженной цугом четверкой белых лошадей. Но он не забывал и бедного люда и много уделял времени на прием бесплатных больных, которым помогал не только советами, но часто и деньгами». (Давыдова, 1914, с. 3.)

«Спокойное бесстрашие Гааза, который целовал больных, помогал их купать и укутывать, многих и восхищало, и пугало, а кое-кого и злило», (http:// www.krotou.org/libr_min/ к/ коре lev. html)

«Своеобразный в одежде (фрак, жабо, короткие панталоны, черные чулки и башмаки с пряжками), в образе жизни и в языке — живом, образном и страстном, — Гааз жил в полном одиночестве, весь преданный делу благотворения, не отступая ни пред трудом, ни пред насмешками и уничижением, ни пред холодностью окружающих и канцелярскими придирками сослуживцев… “Чудак” и “фанатик” в глазах одних, “святой” в глазах других, “беспокойный” человек, подлежавший, по мнению Закревского, высылке из Москвы, он бестрепетно говорил всем правду и был всегда бодр и ясен духом. Высокий ростом, сангвиник, с добрыми и вдумчивыми голубыми глазами, в поношенном платье и заштопанных чулках, он был вечно в движении и никогда не бывал болен, пока первая и последняя болезнь не сломила его». (Кони, 1993, с. 548.)

«Однако и серьезные просвещенные господа отзывались о нем с уважением: “Оригинал. Чудит. Но добрый малый; свое дело знает, лечит изрядно и собеседник приятнейший…” Гааз считал себя опытным деловым человеком. Он ведь и сам, пусть недолго, владел фабрикой, был помещиком, много занимался постройками и пристройками в больницах. Друзья уверяли его, что он чаще всего не отличает желаемого от действительного, что его немилосердно обманывают все приказчики, подрядчики, артельщики, поставщики и прислуга. Но он только отмахивался, упрекал их в недоверии к людям, в излишней подозрительности и продолжал охотно давать хозяйственные и деловые советы. Правда, в отличие от своих лечебных указаний такие советы он часто забывал и не слишком огорчался или обижался, если их не выполняли». (http://icxc. narod. ru/links/hz.htm)