Безымянные могилы. Исповедь диверсанта. Италия
Шрифт:
– Очень хорошо. Что вам удалось выяснить?
– На самом деле, очень немногое. Но и эти крохи информации говорят о том, что версия доктора Абслера о намеренном приеме яда, имеет обоснованное право на жизнь, хотя и не без некоторых поправок.
Молодой офицер разведки так возбужденно чеканил свою речь, что запыхался.
– Присядьте, Трайберг, – Розенблюм указал на стул, где сидел доктор, – и прекратите волноваться.
Эммануэль достал сигарету из пачки и закурил, сделав вид, что не заметил укоризненного взгляда друга, не желавшего, чтоб его святилище пропахло табаком.
– Джошуа Чолер
– Некоторые люди совершают подобные приготовления намереваясь отправить себя на тот свет, чтобы избавить свое окружение от хлопот с подготовкой покойника к похоронам, – заметил Эммануэль.
– Господин Стирис, вы забываете о специфике назначения препарата, использованного покойным. Я думаю Джошуа Чолер собирался на свидание.
– А вы забываете о том, с какой легкостью может приобрести смертельный яд человек, с диагностированной импотенцией. И проблема эта, учитывая прошлое Чолера, не может являться решающим фактором в установлении его мотивов.
Трайберг осекся, задумавшись над словами более опытного коллеги.
– Что еще вы обнаружили? – вмешался Розенблюм.
– Пустой флакон от препарата в урне. Боюсь это все. Никаких следов взлома и постороннего присутствия.
В кабинете повисла тишина. Ни одному из знавших лично Джошуа Чолера мужчин, не хотелось верить в то, что он наложил на себя руки. Над каждым из них непомерным грузом нависало прошлое, продолжая отбрасывать мрачные тени и в годы мирного существования, но даже это чудовище не было способно затмить триумф жизни, к которому они пришли благодаря совместным усилиям. Эммануэль не мог поверить, что его друг, способствовавший спасению стольких невинных жизней в Италии и Хорватии, опустил руки и сдался. Сделав затяжку и глубоко вдохнув сигаретный дым, Эммануэль посмотрел на юного разведчика. На ум ему пришла спасительная мысль.
– Прямая кишка опорожнилась?
– Простите?
– Брюки покойника были чистыми или нет?
– Нет, – растерянно ответил парень.
– В котором часу состоятся похороны?
– Похороны завтра! В три часа дня, – ответил Розенблюм.
– Отлично. Значит у нас полно времени. Поехали, Миша. Отвези меня в его дом. Это не самоубийство.
Эммануэль встал с дивана и призывно взглянул на своего друга.
Сообразив какое умозаключение движет его другом, Розенблюм встал и направился к шкафу за верхней одеждой.
– Господин, Стирис, – подорвался парень, – поясните, что вы имеете в виду?
– Человек столь педантично подошедший к организации собственной смерти, не забудет предварительно промыть прямую кишку.
***
Спустя час Консул был припаркован на забитой автомобилями стоянке супермаркета, соседствующего с небольшим кварталом, застроенным частными домами. Одноэтажные кирпичные строения, под коричневой черепицей, огороженные тщательно ухоженными цветочными клумбами и низкими металлическими заборами, были спешно возведены в послевоенные годы. Не зная точного адреса, один дом запросто можно было перепутать
– Мэнни, будет тебе, за домом наблюдают со вчерашнего утра!
– Вы бы раньше об этом подумали.
– Ты прекрасно знаешь, что мы не ведем слежку за своими агентами, если у них нет оснований сомневаться в собственной безопасности.
Не обращая внимания на старческое ворчание, Эммануэль, осторожно ступая, обошел весь дом и только убедившись, что они одни, сунул пистолет обратно за пояс.
– Теперь спокоен? – раздраженно поглядывая на коллегу буркнул Розенблюм.
– Миша, я до сих пор жив лишь благодаря тому, что всегда держал палец на спусковом крючке, поэтому прекрати ворчать и пойдем со мной.
Став посреди гостиной, Эммануэль начал медленно переводить глаза с одного предмета обстановки на другой. Присматриваясь и оценивая целесообразность расположения каждого из них, он постепенно, совершал оборот вокруг своей оси.
– Что, черт возьми, ты делаешь?
– Ты ведь уже бывал здесь, не так ли?
– Конечно, и не раз.
– Значит тебе будет проще.
– Что мне будет проще?
– Оценить обстановку и найти несоответствия с привычным положением вещей.
– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!
– Я хочу, чтобы ты очень внимательно прошелся взглядом по всем предметам в доме и указал мне на те, что находятся не на своих местах.
– Но зачем?
– Проклятье, просто сделай это, Миша! Потом все объясню.
Спустя два часа мужчины вернулись в автомобиль и направились к шоссе М25.
– Что-нибудь бросилось тебе в глаза?
– Мэнни, я право не знаю, что и сказать. Я до сих пор не могу взять в толк, чего ты от меня хочешь.
– А ведь когда-то, ты был одним из тех, кто учил меня диверсионным работам.
– Не совсем так. Я учил тебя приемам оказания психологического давления на противника.
– Вот именно, Миша. До тебя еще не дошло, что у меня на уме?
Хмурое лицо Розенблюма в миг прояснилось.
– Подавление воли и психический дисбаланс! Бог мой! Как же я сразу не догадался? Штази!
– Наконец-то…
– Давай вернемся? Я еще раз все осмотрю.
– Нет необходимости. Довольно того, что я увидел.
– Почему ты сразу не поделился своими подозрениями?
– Потому-что в такие моменты решающее значение имеет непредвзятое мышление. Знай ты заранее, смотрел бы на вещи субъективно.
– Ты не перестаешь удивлять меня, сынок, – с нежностью в голосе произнес Розенблюм.
– У меня были хорошие учителя.
– Не утруждайся. Твоя лесть застревает у меня в ушах. На этот раз я оказался совершенно бесполезен.
– Посмотрим каким буду я в твои года. Если, конечно, доживу до них.
– Заткнись, парень! Лучше расскажи мне, что обнаружил.
– В гостиной картина перекошена, а телевизионный кабель вытащен из разъема и валяется рядом с телевизором. В спальне аккуратно подпилена ножка кровати, на простыни рассыпано нечто похожее на соль, а будильник заведен на девять. Мыло лежит на бортике ванной, а в мыльнице вода. В уборной не смыта моча. Дверца холодильника в кухне и вовсе была приоткрыта.