Безжалостная страсть

Райли Селеста

— Лука позволил мне выместить на нем свое разочарование. Он сказал, что это нужно для того, чтобы вжиться в образ Каденс. Она — сирена, о которой идет речь в фильме «Звездный свет». Она бессмертный перевертыш, который превращается из красивой женщины в смертоносную русалку, поющую свою песню смерти мужчинам, которые были ужасными людьми.

— Я слышала, что это что-то про зомби-русалок. Это так круто. Не забудь замолвить за меня словечко.

— Ты шутишь? Если бы не ты, я бы даже в комнату не попала. Я устрою тебя на съемочную площадку.

Она

улыбается широкой рекламной ухмылкой благодарности, но выражение ее лица падает, когда она спрашивает:

— Подожди, так как же это приводит к тому, что ты вымещаешь свое разочарование на Луке Девлине и разъезжаешь на его Ferrari?

— Главный герой попал в плен, а Каденс, ну, она поет песню смерти, занимаясь сексом со своими жертвами. Они знают, что скоро умрут, и ничего не могут с этим поделать. Парень сопротивляется ей, но она всесильна и берет все, что хочет, физически и сексуально, пока парень не умрет. Лука втянул меня в эту сцену.

— Звучит как адская ролевая игра. Кинопродюсер и его начинающая актриса разыгрывают романтику. — Она издала тоскливый вздох. — Вот о чем мечтают в кино.

Если бы она только знала.

— То, что произошло между мной и Лукой, не было романтикой. Это было грубо, агрессивно, катарсично…

— Но было ли это хорошо? — Поддразнивает она.

— Лучшее, что у меня было за долгое время. Ты считаешь меня сумасшедшей, раз я так быстро двигаюсь?

— Я бы сказала «да», если бы все не шло так хорошо. Мама говорит, что жизнь такова, что ты никогда не получаешь ничего просто так. Ты от многого отказалась, так что, когда у тебя будет тридцать шесть часов удачи, сиди в них. — Она хихикает. — Если серьезно, то пока это безопасно и по обоюдному согласию, это никого не касается. Ничто не вечно, все меняется. Это касается и хорошего, и плохого.

— Хорошо, я позволю самому красивому мужчине, которого я когда-либо встречала, делать для меня приятные вещи…

Она прервала меня.

— Он красивый и богатый мужчина, который делает для тебя приятные вещи, но при этом позволяет тебе распускать руки. Ты же не собираешься выйти за него замуж и поселить его в гараже.

— Он не может переехать туда, даже если бы не владел феноменальным особняком на скалах. Колин переезжает обратно на две недели, а потом и на весь следующий семестр.

— Черт, что случилось? — Беспокойство Моджи — нормальное явление, когда речь идет о Колине. Мы оберегали его от неприятностей столько, сколько каждая из нас себя помнит. Когда я забеременела, Моджи очень помогла мне, когда мои родители были готовы позволить мне жить с моим выбором. Она была частью нашей семьи по крайней мере два десятилетия.

Я вздыхаю и говорю ей:

— Он позволил Джету одолжить свои счастливые носки.

Мы смеемся и разговариваем, заканчивая обед, когда по моему телу пробегает странное ощущение. Кожу покалывает, словно кто-то наблюдает за мной, протягивает руку и щекочет меня кончиком пера. Оглядев немноголюдную парковку, ведущую к магазинам и ресторанам на набережной,

я не вижу ничего необычного. И все же что-то не так.

И наконец, причина чувства ужаса, нависшего надо мной, как темное облако, раскрывается.

— Черт возьми, смотри, кто идет. Пойдем. — Простонала Моджи, когда Дюк небрежно подошел к нам, пока мы шли к машине Луки.

Я пытаюсь забраться внутрь, отчаянно стараясь избежать любого взаимодействия с Дюком, потому что, в отличие от Луки, Дюка может вывести из себя что угодно. Один мужчина позволил мне отвесить ему пощечину, в то время как другой, похоже, расстроился из-за того, что я просто дышу. И все же, когда я нервничаю, чтобы не ввязаться в предстоящий спор, дверь машины не открывается.

Я не хочу делать что-то настолько неуклюжее, как запрыгивать в нее, ведь верх опущен. Кабриолет или нет, но при моем росте в 180 см у меня не так много места, чтобы успешно попытаться это сделать.

— Ты не сможешь попасть внутрь машины без этого. — Дюк протягивает брелок, который я нечаянно оставила на столе рядом с нашей едой.

Черт.

— Отлично. — Моджи злобно хмыкает. — Я заговорила его, чтобы он стал как бугимен.

— Отдай его мне, и мы сможем уйти — говорю я ему, протягивая руку и подходя ближе к Моджи.

— Конечно, но только если ты расскажешь мне, как тебе удалось заполучить эту гребаную машину. Я платил алименты, но не настолько, чтобы ты могла себе это позволить. — В глазах Дюка застыло неподдельное любопытство. То, как он проводит рукой по багажнику, заставляет меня содрогнуться.

Мой гнев прорывается сквозь слова, когда я говорю ему:

— Не твое гребаное дело. А теперь отдай мне ключи, пока я не позвонила…

— Кому ты собираешься звонить, сука? Своему парню, телохранителю? — Дюк хихикает, закатывая глаза.

— Нет, в полицию, идиот, — вмешивается Моджи, к моему облегчению и ужасу. Я не хочу, чтобы Дюк нападал и на нее, но Моник Шевстер не пасует и никогда не пасовала. Она всегда меня поддерживает. Даже сейчас она огибает машину и приближается к Дюку, словно готова наброситься на него.

— Что, по-твоему, ты собираешься сделать? — Дюк бросает вызов Моджи.

Я делаю шаг вперед, готовая вместе с Моджи сделать все, что нужно, чтобы забрать ключи у Дюка.

— Отойди назад, — Дюк поворачивается и указывает на меня. Он продолжает требовать ответов. — Джозефин. Где, черт возьми, ты взяла эту машину?

— Отдай ключи, урод. — Тон Моджи тверд, когда она достает свой телефон, чтобы, скорее всего, позвонить в полицию.

— Почему тебя это волнует, Дюк? Сегодня утром ты буквально вручил мне свои прощальные документы. Ты не хочешь иметь со мной ничего общего.

— Ты могла бы сказать мне, что у нас все меняется в финансовом плане. Знаешь, прежде чем позволить этой горилле наложить на меня руки.

Я прервала его смехом.

— У тебя чертовски много нервов. Джет достоин иметь тебя в качестве отца, только если я буду оплачивать счета за тебя?