Безжалостный Орфей
Шрифт:
Дама пребывала в той стадии раздражения, когда чем хуже, тем лучше. Она оттолкнула двери и с саркастической улыбкой заявила:
— Прошу…
Родион отважно переступил порог. Лебедев с городовыми только шеи вытянули, чтобы заглянуть внутрь. Но в темной прихожей ничего не разобрать.
Он разложил инструменты стройным порядком. За ножницами следовали расчески, дальше заколки, в самом конце столика на спиртовке грелись завивочные щипцы. Он ждал клиентку в обычном
— Какая приятная неожиданность, — сказал Ванзаров, заглянув в гостиную.
Настроение Жоса сразу и резко испортилось. Семен Иванович скривил вынужденную улыбку.
— Что здесь делаете? — спросили его.
— Завивку. Разве это преступление?
— Вовсе нет. Не представляете, как я рад вас видеть.
— Благодарю за честь.
— Никакой чести. То есть благодарностей. Лучше вы, чем… — Родион не стал договаривать и свернул на другое: — Не вспомнили давнишнюю историю?
— Никак нет, — ответил Жос.
— Мне кажется, я знаю, почему ваша память так однобока.
— Не извольте беспокоиться.
— Никаких беспокойств. Двадцать лет назад вы были мужчиной в полном расцвете. Следы былой красоты до сих пор заметны. Ничто не мешало вам устроить роман с женой друга. Разве не так?
— Не обязан ни в чем оправдываться… Тем более перед вами. — Семен Иванович демонстративно отвернулся.
— Оправдания не требуются.
— Вот и хорошо. Всего вам доброго.
— И вам хочу пожелать успешной завивки… — Родион даже поклонился. — Только один вопрос позвольте. Отчего же Монфлери так не любит женские прически?
Господин Жос не ответил, а только скрестил руки на груди. Прямо император Наполеон.
— Удовлетворили любопытство?
Взгляд барышни Анюковой обрел нечто похожее на гнев легендарной Медузы. Родион не стал испытывать судьбу. Когда дверь закрылась за ним с отменным грохотом, подошел к Лебедеву и тихо, так чтобы слышал только друг, сказал:
— Я совершил ошибку.
Аполлон Григорьевич похлопал по плечу, желая утешить:
— С кем не бывает…
— Нет, не бывает. Расчет был верный. Но оказался неверным.
— Нечего сказать, такой театр устроили…
— Что вы сказали? — Ванзаров схватил железной хваткой его локоть.
— Монфлери вас точно не пустит после такого… — проговорил Лебедев, осторожно отводя руку.
— Театр. И письмо с угрозами. Где живет ваша… Антонина?
— На Офицерской. Вам-то зачем?
— Она может быть в такой час дома?
— В такой час Антонина Павловна только пробуждаются. Не собираетесь
Родион сдержался и сказал:
— Оставляю решение за вами. Можем пойти по своим делам. Или поедем проверить.
— Почему вдруг Антонина? — Аполлон Григорьевич сердился не на шутку. — С чего вы взяли?
— Утром у него сорвалось. Сейчас он — голодный дракон. Ему нужна жертва.
— Чего рты раззявили? — гаркнул Лебедев на городовых. — Бегом!
И первым кинулся вниз по лестнице.
* * *
Звонок не отвечал. Аполлон Григорьевич оглянулся. Всегда уверенное выражение его лица сменилось жалким и каким-то напуганным. Совершенно не похожим на великого криминалиста. И вообще ни на что не похожим. Даже городовые переглянулись.
— Что делать-то? — спросил он, словно у Ванзарова искал защиты.
— Есть шанс, что ушла на прогулку?
— Антонина раньше часу дня и носу не покажет.
— Посылаем к дворнику за ключами или ломом…
— Нет, стойте… — Лебедев стал рыться в карманах. — Хоть последнее время между нами кошка пробежала, но ключи остались у меня… Вот они…
Он вставил английский ключик, помедлил, словно собираясь с духом, и прокрутил три раза. Родион предоставил ему право войти первым.
Лебедев оставил чемоданчик у порога и словно нырнул в ледяную прорубь.
Началось ожидание. И тут же закончилось. Из глубин долетел отчаянный крик:
— Сюда! Скорей!
Родион вбежал в гостиную и наткнулся на удивительное зрелище. Лебедев держал на руке женское тело, другой хлестал по щекам и приговаривал:
— Ну же… Ну же… Давай…
Опоздали. С горя криминалист маленько тронулся умом.
— Аполлон Григорьевич, что вы делаете? — осторожно спросил Родион.
— Она жива, дыхание есть и пульс, глубокий обморок, а скорее всего — сон, ее накачали хлороформом… Принесите мой чемоданчик… Ёш вашу…
Городовой кинулся выполнять. Второго Родион отправил на осмотр квартиры. Сам встал на коленях рядом.
— Чем помочь?
Лебедев переложил ему Антонину, приказал держать голову высоко и разорвал ночную сорочку. Родион отвернулся. Как любой истинный джентльмен.
Аполлон Григорьевич применил все мастерство и содержимое чемоданчика. Вскоре Антонина приоткрыла веки и посмотрела мутным взглядом. Лебедев тормошил ее, целовал и громко задавал вопросы, но актриса плыла в дурмане, язык еле ворочался. Ее переложили на диван. Лебедев посчитал, что опасность миновала, но отходить нельзя еще часов шесть. Раньше все равно ничего сказать не сможет.