Безжалостный Орфей
Шрифт:
— А у Юлички они большими кольцами падали, — вставил банкир Дудников.
— Это важное замечание, — согласился Родион. — Теперь вопрос к вам, господин Монфлери…
— Ко мне не может быть вопросов, после того, что вы устроили у… известной вам дамы! — Огюст жег язвительностью.
Родион не задымился и даже не извинился.
— Вопрос к вам, — повторил он. — Для чего вон те щипцы с длинными концами?
— О мой бог! Завивать локоны, для чего же еще!
— Нагреваете их на спиртовке,
— Будет этому конец или нет! — Огюст возвел очи к небу, словно ища поддержки у Наполеона, который взирал на потомка своего солдата с небес. Император помалкивал. Как видно, не хотел в другой раз связываться с русским медведем. Ну пусть не медведем, но медвежонком — точно.
— Этими щипцами можно не только завивать, но и распрямлять волосы?
— Это варварский способ! Искусство Монфлери никогда не будет опозорено им! — воскликнул Огюст. — Это жалкий удел господ от дамских причесок!
— Благодарю за урок. Теперь главный вопрос. Господин полковник, в утро вашего отъезда присылали Зинаиде Лукиной букет цветов?
— Конечно… Иногда… Зиночка любила, чтоб… — Милягин никак не мог поймать слова. — Ей ни в чем не отказывал. Но зачем же цветы перед дорогой?
— Вполне логично, — согласился Родион. — Букет с собой не возьмешь, а оставить такую красоту жалко. С вами, господин Дудников, этот вопрос мы прояснили. Осталось, Иван Васильевич, у вас узнать. Вечером пятого февраля, насколько помню, собирались с Марией Саблиной в загородный ресторан. А утром — букет?
— Не было такого, — твердо ответил Основин. — В другие дни довольно часто, но в тот не было особого повода. И так вся в подарках. Девать некуда. Простите…
— Что и следовало ожидать. — Ванзаров заметно оживился. — Осталось совсем немного, выяснить, кто убийца.
Звякнул колокольчик. Холод занес в душный салон свежего гостя. Господин невысокого роста в тонком пальто и лакированных ботинках держал на весу куль белой бумаги. Родион даже не обернулся.
— Добрый день, господа. Букет от «Ремпен и сыновья», кому вручить?
Мужчины переглядывались в некотором смущении. Огюст заволновался. Ему показалось, что кто-то из почитателей решил просто так, от чистого сердца, порадовать мастера. Как бы это было сейчас кстати! Чтобы показать этому наглецу, как ценят и обожают Монфлери. Гордость куафера не позволяла принять безымянный подарок.
— Господин Казаров… — громко сказал Родион.
Иван вздрогнул и оглянулся. Лицо его просвечивало землистым оттенком, словно не спал которые сутки. Глаза ввалились. В них мерцал нездоровый блеск.
— Ах, это вы… — сказал он растерянно и переложил букет, словно щит. — Что вам угодно?
— Взгляните на этих господ. — Ванзаров предложил на выбор всех, кто был в салоне. — Кого знаете лично? Кто ваш приятель
Света было достаточно. Казаров осмотрел каждого, от Монфлери до Милягина, и легонько пожал плечами.
— Никого не знаю, — сказал он.
— Внимательно посмотрели? Не стесняйтесь, здесь все свои…
— Нечего мне стесняться, не знаю их…
— Признателен, — сказал Родион и отступил от двери, которую ненароком прикрывал.
— А что с букетом делать? — спросил Иван, мучаясь с неудобной посылкой.
— Приказчик ошибся адресом. Вернитесь в салон, вам укажут правильный… — И Родион вежливо распахнул дверь.
Казаров помедлил, но спорить не стал. Вернуться в салон труда не составит. Сегодня случилось настоящее чудо. Терлецкий предоставил ему пролетку. Иван даже поверить не мог. После стольких страданий, после того, как возненавидел себя, прошел через такие мучения, и вдруг — такое приятное событие. Как награда за то, что, наделав ошибок, удержался. Пусть у него в душе все выгорело, ни сил, ни слез не осталось, но этот маленький сюрприз дарил надежду. Даже мелкое недоразумение с адресом не испортило настроения.
Иван с приятным чувством забрался на диванчик. Молчаливый извозчик с широкой спиной тронул вожжи. Как будто знал, куда ехать. Пролетка плелась медленно, колеса еле-еле крутились в снежной каше, но Ивану было все равно. Впервые Терлецкий ошибся, и теперь виноват он. Это так приятно.
Проследив, что Казаров уселся в пролетку, Родион обратился к публике.
— На этом нашу приятную встречу можно считать оконченной.
— Как это? — испугался Милягин.
— Позвольте… — сказал Основин.
— Что такое? — не понял банкир Дудников.
Монфлери промолчал, иронически улыбаясь. Его черед придет позже. Только Анри равнодушно переглянулся с отражением и оправил сбившийся волосок.
— В чем дело? — спросил Родион, невинно поводя усами.
— Но кто же… — начал Милягин.
Основин только крякнул, а Дудников четко сказал:
— Кто убийца, в самом деле?
— Ах, это, — словно от скучнейшей истории, отмахнулся Ванзаров. — Это так просто, что и говорить нечего. Аполлон Григорьевич, выходите из засады.
Лебедев, красный от духоты и обиды, выбрался с чемоданчиком и без лишних слов отправился на улицу, где первым делом раскурил сигарку и вдохнул отравленный воздух полной грудью. Так было хорошо после тесной кладовки.
Родион попрощался со всеми разом и плотно затворил дверь.
— Нашли? — спросил он.
— Вы не только жулик, но и мучитель стариков-криминалистов, — ответил Лебедев, жадно попыхивая сигаркой. — На месте ваша склянка, почти полная. Если хлороформ из нее брали, то не больше пипетки. У меня для вас маленький сюрприз.