Безжалостный принц
Шрифт:
Поскольку я думаю о таких приятных вещах, меня удивляет, когда Каллум спрашивает: — Почему ты порвала с Оливером Каслом?
Меня передергивает, и я с ужасом вспоминаю, как Оливер приставал ко мне в кампусе. Как он умудряется постоянно натыкаться на меня подобным образом? Сначала, он находил меня на каждой вечеринке, я думала, что ему пишут мои друзья. Но даже потом...
— Ну? — Каллум прерывает.
Я вздыхаю, раздраженная тем, что снова приходится говорить об этом. И без возможности продолжения в виде секса, разжигающего ревность.
—
— Так ты не была влюблена в него? Когда мы встретились? — спрашивает Каллум.
В его вопросе был мельчайший намек на уязвимость.
Я никогда не слышала, чтобы Каллум был таким уязвимым. Даже на один процент. Мне отчаянно хочется посмотреть на него, но я использую всю свою силу воли, чтобы держать глаза прямо перед собой. Мне кажется, что мы на минуту стали честными, и я не хочу все испортить.
— Я никогда не любила его, — говорю Кэлу, мой голос ровный и уверенный.
Он выдыхает, и я знаю, я просто знаю, что в этом вздохе есть облегчение.
Мне остается только улыбнуться, думая о чем-то поэтическом.
— Что? — спрашивает Каллум.
— Ну, по иронии судьбы, когда я рассталась с Оливером, то подумала, что должна найти кого-то более подходящего. Кого-то более похожего на меня.
Кэл тоже смеется.
— Вместо этого ты получила полную противоположность, — говорит он.
— Верно, — говорю я.
Противоположности обладают своего рода симметрией. Огонь и лед. Строгий и игривый. Импульсивный и сдержанный. В каком-то смысле они принадлежат друг другу.
Мы с Оливером были похожи на два предмета, выбранных наугад: ручка и сова. Печенье и лопата.
Поэтому с моей стороны не было никаких эмоций, только безразличие.
Чтобы почувствовать любовь, нужен толчок и притяжение. Или ненависть.
Мы остановились перед «Полюсом». Это клуб-кабаре в западной части города. Темный, с низким потолком, просторный и грязный. Но и дико популярный, потому что это не обычный стриптиз-клуб. Представления здесь мрачные, извращенные и основанные на фетише. Некоторые из танцовщиц известны в Чикаго, в том числе Фрэнси Росс, которая является одной из хедлайнеров. Меня не удивляет, что она привлекла внимание Зейджака.
— Ты бывал здесь раньше? — спрашиваю я Каллума.
— Нет, — небрежно отвечает он. — Это хорошо?
— Увидишь, — усмехаюсь я.
Вышибалы проверили наши документы, и мы вошли внутрь.
Из-за грохочущих басов воздух казался густым. Я ощущала резкий запах алкоголя и земляные нотки вейпов. Освещение глубокого красного цвета, из-за чего все остальное выглядело черно-серым.
Интерьер напоминал готический кукольный домик. Мягкие кабинки, обои в ботаническом стиле, декоративные зеркала. Официантки одеты в кожаные корсеты на бретельках, некоторые с кожаными звериными ушками и соответствующими меховыми хвостами — в основном зайчики, лисицы и кошки.
— Разве мы не должны искать твою подругу? — говорит он.
— Мы можем быть в ее секции. Если нет, я пойду поищу ее.
Он оглядывает грудастых официанток и барменш, одетых в обтягивающие комбинезоны из кожи, расстегнутые до пупка.
— Так вот чем увлекается Зейджак, да? — говорит он.
— Думаю, все в той или иной степени этим увлекаются, — отвечаю, прикусывая краешек губы и слегка ухмыляясь.
— Да ну? — говорит Каллум. Он рассматривает меня, с любопытством и более чем растерянно. — Расскажи мне больше.
Киваю в угол нашей кабинки, где с крючка свисает пара серебряных наручников.
— Думаю, они тебе могут пригодятся, — говорю я.
— Зависит от обстоятельств, — рычит Каллум, его глаза темнеют. — От того, как ты будешь вести себя...
Прежде чем я успеваю ответить, появляется официантка, чтобы принять наш заказ. Это не моя подруга Джада. Но она говорит, что Джада на работе.
— Вы можете позвать ее? — спрашиваю я.
— Конечно, — кивает девушка.
Пока мы ждем, свет становится еще слабее, и диджей выключает музыку.
— Дамы и господа, — произносит он. — Пожалуйста, поприветствуйте на сцене единственного... неповторимого... Эдуардо!
— О, тебе это понравится, — шепчу я Каллуму.
— Кто такой Эдуардо? — бормочет он в ответ.
— Тсс! — говорю я.
Прожектор сопровождает стройного молодого человека, который на мгновение позирует в его свете, а затем спускается на сцену. На нем фетровая шляпа и спортивный костюм — хорошо приталенный, с завышенными плечами. У него усы и сигарета, свисающая изо рта.
Его появление магнетическое. Все взгляды в зале прикованы к нему и к его возмутительной развязности.
Перед самым выходом на сцену он останавливается рядом со стройной, симпатичной блондинкой в первом ряду. Хватает ее за руку и тащит на сцену, несмотря на ее протесты и очевидную застенчивость.
Затем он разыгрывает небольшую комедийную сценку, в которой просит девушку подержать для него цветок. Верхушка цветка тут же отваливается и падает на блузку девушки. Эдуардо вырывает его снова, прежде чем она успевает пошевелиться, заставляя ее вскрикнуть. Затем он учит ее танцу, очень соблазнительному танго, которое он исполняет мастерски, крутя ее, как манекен.
Все это время он сыплет шутками и оскорблениями, заставляя зрителей завывать от смеха. У него низкий, ровный голос с легким акцентом.
Наконец, он говорит девушке, что закончил, и просит поцеловать его в щеку. Когда она неохотно поджимает губы, он подставляет ей свою щеку, а затем в последний момент поворачивает голову и целует ее в губы.
Конечно же, толпа одобрительно загудела. Они аплодируют и скандируют: — Эдуардо! Эдуардо!
— Спасибо вам, друзья мои. Но прежде чем я уйду — последний танец! — кричит он.