Безжалостный распутник
Шрифт:
Глава четвертая
Нана поставила перед Сирингой вареное яйцо.
Та вопрошающе посмотрела на старую няню:
— Откуда это?
— Миссис Гири ссудила мне полдесятка, — ответила кормилица.
— Вы хотите сказать, что она дала их в долг?! — воскликнула Сиринга. — Нет, Нана, мы не можем себе этого позволить.
Старая кормилица подбоченилась.
— А теперь послушайте меня, мисс Сиринга. Если вы думаете, что я буду безучастно смотреть на то, как вы морите себя голодом, то вы ошибаетесь! Мы и так последние две недели живем только на картофеле да горстке овощей с огорода. Я с этим больше мириться не намерена! — Нана ненадолго замолчала, а поскольку Сиринга ничего не ответила, то она продолжила свою тираду: — У нас даже щепотки чая не осталось.
Я в самом страшном сне не могла себе представить, что настанет время, когда я не смогу позволить себе чашку чая!
— Я знаю, Нана, — убитым голосом ответила Сиринга. — Для вас это даже хуже, чем для меня. Но мы не можем залезать в долги, вы должны это понимать.
— Да разве кто заметит несколько шиллингов? — сердито спросила кормилица. — Во всяком случае, не его светлость, ведь он слишком далек от нашей простой жизни. Разве он оставит веселые огни Лондона ради скучной жизни в деревне?
— С какой стати ему тревожиться о нас? — спросила Сиринга. — Его агент наверняка заплатил за меня деньги по ошибке.
Ее голос прозвучал так, будто она разговаривала сама с собой. И все-таки, снова посмотрев на яйцо, она машинально взяла салфетку.
— Съешьте его, пока оно горячее, — попросила няня. — Вы же сами знаете, что голодны, хотя гордость и не позволяет вам в этом признаться.
— Конечно, я голодна, — согласилась Сиринга, и, разбив скорлупу на верхушке яйца, проглотила ложечку белка. — Но нам непозволительно жить в долг. — Проглотив еще одну ложку, она поспешно спросила: — Вы сами-то съели яйцо, Нана?
— Съела, съела и ничуть этого не стыжусь, — сердито ответила няня. — Мне уже шестьдесят, и еще никогда в жизни мне не приходилось работать голодной. И я не собираюсь жить по-другому.
Нана довольно проследила за тем, как Сиринга доела яйцо, и сказала:
— Миссис Гири все еще хочет купить зеркало. Она готова заплатить за него три фунта, а на эти деньги мы сможем купить горы съестного.
— Но оно ведь уже не наше, и мы не можем его продать, — ответила Сиринга. — Вы знаете это не хуже меня.
— Неужто вы думаете, что его светлость хватится какого-то зеркала, когда у него есть Кингс-Кип?
— Он заплатил за него, и теперь оно принадлежит ему, — ответила Сиринга. — Знает он о нем или нет, это не важно. Совесть не позволяет мне пойти на обман.
Няня хмыкнула, однако Сиринга продолжила:
— Мы, конечно, никому не нужны, и до нас никому нет дела, но все равно хотелось бы сохранить хотя бы самоуважение. Я не стану, Нана, залезать в долги.
Было понятно, что Сиринга в этот момент подумала об отце, и выражение лица няни смягчилось.
— Я не хотела вас расстраивать, милая, — сказала она, — но вы же знаете, что жить так, как сейчас, дальше нельзя. Позвольте мне отправить весточку в Кингс-Кип, чтобы узнать, когда возвращается граф. — В глазах пожилой женщины читалась искренняя озабоченность. — Я не могу видеть, как вы здесь, прямо у меня на глазах, томитесь ожиданием.
Сиринга промолчала, и Нана продолжила:
— А если он никогда не приедет, чтобы повидаться с нами? Последнюю неделю я пыталась разузнать что-нибудь о графе Роттингеме. Разное говорят, но хорошего мало.
— И что же о нем говорят? — вяло поинтересовалась Сиринга, как будто превозмогая себя. Доев яйцо, она встала из-за стола.
Есть больше было нечего, ни хлеба, ни масла. Чая у них тоже уже не водилось. В последний раз она выпила теплой воды с каплей меда, но теперь закончился и мед.
— Конечно, — начала кормилица, — лишь немногие видели его светлость, потому что он вернулся в поместье только после смерти полковника. Говорят, что он не такой, как его отец, одно это уже хорошо, настоящая милость божия!
— Неужели старый граф был таким плохим человеком? — поинтересовалась Сиринга.
— Вы слышали, что говорил о нем ваш отец? — ответила Нана. — Он не смог вернуться домой после того, как поместье перешло к полковнику. Картежник, вот кто он был. Он проиграл в карты все! Все, к чему только прикасались его руки!
— Как это ужасно было для его семьи, — отозвалась Сиринга.
— У него был только один сын, нынешний граф, — продолжила кормилица. — Но он много лет прожил за границей. Хотя в народе и говорят, что яблочко от яблони недалеко падает, но, по слухам, сын его совсем не играет в азартные игры!
— По крайней мере, хотя бы это говорит в его пользу, — проговорила Сиринга и невольно вздрогнула, вспомнив собственного отца.
— Не только карты и другие азартные игры приводят к человеческому падению! — сердито буркнула Нана.
— Что вы хотите этим сказать? — недоуменно поинтересовалась Сиринга.
— Есть и другие… недостатки.
— Это какие же? — удивилась Сиринга. — Вы слышали о графе Роттингеме что-то такое, чего не знали раньше?
— Как раз сегодня утром миссис Гири рассказывала о его светлости, — промолвила Нана. — Джо как-то раз отвозила в поместье съестные припасы. Для нее большая честь снабжать Кингс-Кип провизией. Полковник не любил отовариваться в деревенских бакалейных лавках.
— Так что же она рассказала вам? — нетерпеливо спросила Сиринга.
— Джо слышала от тамошней прислуги, что граф человек очень тяжелый. По их словам, когда он несколько недель назад приехал в поместье, то потребовал там многое поменять.
Насколько мне известно, он здорово распекал мистера Арчера.
— Наверное, дела в поместье шли не слишком хорошо, — отозвалась Сиринга. — Ведь полковнику было за восемьдесят. Да и здоровье у него в последние пять лет сильно пошатнулось. — С этими словами она горестно вздохнула. — Как мне не хватает этого человека! Он всегда был так добр ко мне. Надеюсь, что новый хозяин не станет перестраивать Кингс-Кип. Это такое прекрасное место!