Беззвёздная дорога

emilyenrose

Фингон снова сглотнул.

— Тогда тем более я должен идти вперёд, — сказал он. — Я не оставлю Маэдроса в царстве Моргота. Для этого я слишком любил его.

— Твоя любовь его не спасёт, — сказал суровый хранитель. — Ты думаешь, что Мелькора никто никогда любил? Его любили — его любили! Что падение Феанора по сравнению с его падением — падением того, кто стоял настолько выше его, как ты — выше полуросликов? А чем были его сыновья, как не тенями и отражениями своего отца? Пути вперёд нет. Иди обратно!

— Я не пойду обратно, — сказал Фингон.

Но врата были закрыты, и хранители оставались неподвижны; их копья были скрещены перед ним. Фингон стоял на месте. За ним лежала неровная и разорванная дорога — через целую жизнь — грех, творившийся в гордыне и сожаления, приходившие слишком поздно, где зловонный туман быстро расползался надо всем, и лишь отдельные пятна света пронизывали тьму, где царили пауки — берег реки в Валиноре, вечер в Химринге, два мальчика, которые спорили у окна, за которым был какой-то свет. И на всём лежала сеть паутины, и она постепенно забирала всё; и если хоть что-то оставалось, то это был дракон — может быть, и не один — бродивший во тьме. Вперёд пути не было. Но Фингон не хотел поворачивать обратно.

У него осталось несколько стрел. Но его душа в ужасе отшатнулась от этой мысли. Эти двое действительно были суровы, но они не казались злыми. Он подозревал, что образ величия Ирмо и Намо действительно был ближе всего к их истинной сути. Он не мог напасть на них. Даже если бы у него была воля, чтобы попытаться это сделать, это ничем ему бы не помогло.

— Возвращайся! — снова сказал суровый.

— Я не могу! — жалобно ответил Фингон.

Тогда внезапно он вспомнил о звёздном фиале на своей груди. Он полез за ним; оба хранителя стояли и смотрели на него. Он и сам не вполне понимал, что он ожидал от него, однако фиал дал ему Фродо Кольценосец — Фродо, который знал кое-что о Пустоте.

Он достал его. Фиал мягко блистал в его руке. Фингон смотрел на него. Он, конечно, видел уже его свет раньше, когда Фродо дал его ему. Он думал, что фиал невыразимо прекрасен. Но это было в Бессмертных землях – там, где любой, взглянув на запад в вечерний час или утром, мог быть благословен сиянием Эарендила, восстающего или уходящего на Запад, где любой, взглянув на небо в любое время дня и ночи мог видеть Солнце или Луну, или бесчисленные звёзды небесные, и там, где свет Деревьев всё ещё пылал последними отблесками в глазах Высших эльфов. Но здесь!.. Увидеть этот свет здесь, во тьме, которая никогда не знала благословения звёзд! Хотя это была всего лишь небольшая пригоршня света, лишь отражение отражения, запертое в фиале, Фингон, потрясённый, обрадованный, подумал, что до сих пор ничего не знал о свете. Он знал, что его увидит не только он, но и другие существа, и что многие из них возненавидят этот свет. Он не сомневался, что он привлечёт голодных пауков. И всё-таки он держал фиал в правой руке, и когда от этого в его сердце поднималась радость, свет Эарендила горел в фиале Галадриэль, как шар из белого хрусталя.

Что-то в тёмной ночи увидело свет. Он услышал злобное стрекотание где-то у себя за спиной. Но приблизиться они не смели — пока нет, и, кроме того, Фингон не мог отвлекаться на то, что происходило за ним. Он был слишком потрясён тем, что было у него перед глазами. Ибо в сиянии звёздного фиала великая чёрная стена преобразилась. Всё-таки это действительно было стекло — и не такое чёрное, как казалось раньше. Оно отражало звёздный свет и затем отбрасывало его — снова и снова; сияющие световые арки, перебрасывавшие свет через всю бесконечную ночь, покуда вся чёрная стена не загорелась бледным и сияющим мерцанием. Стрекотание пауков за спиной у Фингона стало казаться испуганным. Никогда ничего подобного они не видели — и они уходили с отвращением, пока вздымающаяся хрустальная стена превращалась в маяк в тёмной ночи. Фингон поражённо смотрел на это и смеялся. Ничего, кроме смеха, не казалось ему достаточным, чтобы вместить то чувство, которое возникло у него при этом зрелище — столь великом, столь прекрасном, столь неожиданном.

Это не продлилось долго. Пока свет перелетал с одной поверхности на другую и становился всё ярче и ярче, хрустальное вещество стены, казалось, полностью испарялось; и когда его не стало, звёздный свет снова потух, и там, где он был, осталась только тьма. Фингон опустил фиал, скорбя от этой потери, пока гасли последние бледные отблески. Осталось лишь маленькое смелое пламя фиала.

Потом он понял, что это значит. Стены больше не было. Не было больше и врат. Перед ним лежала свободная дорога. И слабый стук, который он едва услышал — это были два мрачных хранителя, которые положили свои копья.

Но всё-таки они стояли перед ним. Фингон протянул перед собой звёздный фиал: он хотел заставить их отступить. Однако при его свете он увидел, что у них всё-таки были лица. У них были лица — и они были ему знакомы.

— Элуред! — сказал он. — Элурин!

— Я забыл… — тихо ответил близнец слева. Из высокого и жуткого ночного создания он превратился в обычного маленького эльфа. — Я и забыл, что выглядел вот так.

— Я так рад вас видеть, — сказал Фингон. — Я так боялся, что вы оба пропали совсем. — Через дорогу за их спинами всё ещё была преграда —, но это была не огромная чёрная стена: всего лишь ещё одна баррикада из листьев, такая же, как та, что мальчики сделали в Дориате. Она напомнила ему кое о чем.

— Вы так и не сказали мне, кто из вас кто. Скажите мне теперь!

Но мальчики лишь смотрели на него. В конце концов, один из них сказал:

— Мы не знаем.

— Пауки выпили наши имена, — сказал другой.

Сердце Фингона сжалось от боли. Однако мальчики не казались очень несчастными. Они продолжали смотреть на свет звёздного фиала, и, глядя на него, они подошли ближе друг к другу и потом один из них взял другого за руку.

— Ты принёс его сюда! — сказал он.

Фингон сказал:

— Я могу пройти?

— Мы не можем тебя остановить, — сказал мальчик. Фингон подумал, что это, может быть, тот, который раньше был таким суровым. — Но это правда. Пути дальше нет.

— И если ты пойдёшь дальше, — сказал другой, — то пути назад уже не будет.

— Я найду путь, — сказал Фингон. — А вы двое должны пойти со мной. Я и вас заберу домой. Пойдём! — Он протянул руку к тому близнецу, что стоял ближе.

Мальчик не взял его руки. Он долго смотрел на Фингона. Хотя свет звёздного фиала вернул ему лицо, он не коснулся его глаз. Они были всё ещё черны, как вечная ночь.

— Мы не можем, — сказал он.

— Ну конечно же, можете! — сказал Фингон.

Но его брат ответил:

— Не такова наша судьба. — Он склонился, чтобы подобрать своё копьё. Это было слишком большое оружие для такого маленького мальчика.

— Но ведь стены больше нет! — сказал Фингон. — Вам же не надо больше её охранять.

— Это только свет разбил её, — сказал мальчик. — Потом она снова построится сама. — Он вздохнул и, подобрав другое копьё, передал его брату. Затем он воткнул конец древка в дорогу и устало прислонился к нему. Его глаза снова были прикованы к звёздному фиалу. — Но всё равно спасибо тебе, — сказал он. — За свет.