Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
Здесь должны были учиться барышни, а не представители люмпен-пролетариата, или дети новых русских, которым, как говориться, «красиво жить ни за что не запретишь».
В ясный солнечный день, находясь в атриуме, можно было отчетливо видеть, как по всей отшлифованной мраморной поверхности пола медленно и величаво плывет по плитам тень, тень облака.
Получалось, смотришь вниз, а видишь небо. Как поэт, это «облако в штанах» проникало в здание сквозь крышу. «Облакам на любованье» был создан этот необыкновенный стеклянный свод и сам атриум.
Еще
Непосредственно при входе тебя встречал охранник, вечный тусклый свет и сводчатые потолки в стиле казаковских казарм. Но стоило тебе пройти немного вперед, свернуть в арку направо, взбежать по ступенькам, и свет, море света, буквально обрушивалось на тебя как девятый вал.
От такого каждый раз дух захватывало.
Тени облаков плыли прямо по мрамору, отполированному ногами многих и многих давно сошедших в могилу учителей, сверху светило яркое солнце, и ты невольно начинал чувствовать себя Другим, не похожим на быстро меняющийся мир, воцарившийся снаружи этого здания-аквариума.
Наверное, благодаря особому колдовскому свету, почти все университетские немного отличались от прочих москвичей…
Москва, 2004 год, канун Нового года
— Так что же это за компания такая, Арсений? Раз уж я согласился, мог бы и поподробнее ввести меня в курс дела, а то едем не известно куда…
— Никакая это не компания, Женька, а самое, что ни на есть настоящее общество.
— Скажи еще тайное.
— Ну, тайное не тайное, а общество.
— И чем же вы там занимаетесь, в этом своем обществе?
— Книги читаем — вот чем.
— Вам куда ехать-то? — поинтересовался водитель.
— Сначала по Плющихе, пожалуйста, — вежливо пояснил Сторожев, размахивая варежкой на резинке, — а там уж я укажу, куда…
И варежка, как катапульта, влетела внутрь доцентского рукава. Одним словом — поехали!
— Да, Арсений… Поймал ты меня. Книги они читают. Тоже мне, великое дело. Я, пожалуй, выйду…
Профессор ощутил вдруг, что недавнее чувство ностальгии куда-то исчезло и на душе стало необычайно тоскливо. Куда в таком состоянии ехать?
— Не горячись, Женька, не горячись. Мы не просто там книги читаем. Мы их по-особому читаем, понял?
— Как это, по-особому? — переспросил Воронов.
«Как это?» — хотел спросить и водитель, немало удивленный началом разговора двух приятелей. Но тут заскрипели тормоза, и «девятка» чуть было не «поцеловалась» с Мерседесом. Шофер явно зазевался. Из Мерседеса назидательно погрозили кулаком. Шофер покорно кивнул. Сторожева отбросило назад, как седока, который резко дернул поводья.
— А вот так, — возвращаясь в прежнее
Машина вновь тронулась с места и казалось, словно заржала, как заржала бы старая кляча, во впалые бока которой впились острые шпоры седока. Водитель ударил по газам. Впереди намечалась солидная пробка.
— И что же это за ситуация такая? — опасливо поглядывая по сторонам, спросил Воронов. Пассажиров с силой дернуло вперед.
— Не смейся только, — начал оправдываться Сторожев, преодолев, наконец, воздействие кинетической энергии.
— Нельзя ли поосторожнее, — бросил он шоферу и продолжил. — Впрочем, на первый взгляд все, действительно, очень глупым, а, главное, смешным кажется. Но это пока сам не попробуешь.
За окном между тем, как линкор по морю, проплыл, прошелестел шинами по хрустящему снегу Кадиллак. Через мгновение хруст стал оглушительным. «Помню: летим по Монмартру, — вдруг послышался в резиновом шелесте и в снежном хрусте голос покойного друга, — а у баков с мусором коробки с вишней, почти непорченой. Взяли. Водка у нас с собой была, была, Женька. Как же в Париже без водки!»
Снег падал за окном, и друг огромный, как великан Гаргантюа, заботливо уносил сейчас коробки с красной вишней, похожей на сыворотку донорской крови, слегка запорошенной декабрьским снежком. Уносил, собираясь сделать теперь стол для кого-то другого.
Профессор замотал головой, чтобы отогнать наваждение и всякие там слуховые галлюцинации.
— И я про то же, — вмешался водила, уловив взгляд того, кто сидел сзади. — А все говорят плохо живем. Вон машины какие по городу снуют!
— Заинтриговал ты меня, Арсений, вконец заинтриговал, — словно возвращаясь из сна, решил выяснить самое главное Воронов. — Хватит темнить. Выкладывай все на чистоту. Говори, как есть, а то остановлю машину и выйду…
— Ну, хорошо, хорошо. Мы их, книги то есть, исключительно во время еды, или совместной трапезы читаем. В этом весь прикол и состоит.
— Хе! — не выдержал водитель и мотнул головой.
— И что ж тут такого? Что особенного-то, Арсений?
Москва, события того же дня
Тип средних лет поначалу не вызвал у служительниц никакого подозрения.
Это был малопримечательный худощавый человек среднего роста лет 40 в малиновом пуловере, в рубашке батондаун в клетку на американский манер, в темно-коричневых слаксах и ботинках на толстой подошве. С книгой в руке посетитель забрался в самый дальний угол огромного зала, нажал на кнопку, и тяжелая настольная лампа, которая, наверное, лет двадцать назад случайно попала в кадр при съемках фильма «Москва слезам не верит», нехотя бросила на стол огромное желтое пятно света — мол, читай, придурок, если заняться больше нечем.