Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
Теперь они уже не мечтали о побеге, теперь они хотели одного — вернуться в свою неволю, дабы выжить. Выжить, чтобы затем вновь попытаться бежать. У каждого, кто пошел с Мигелем в пустыню, не было ни малейшей надежды на выкуп. Это были благородные бедняки, испанские идальго без гроша в кармане, чей капитал — лишь несгибаемое мужество и честь, и каждый из них готов был в свою очередь прочертить мыском испанского сапога ту грань, что разделяет два мира на высокий и низкий, прочертить, опираясь уже мертвой рукой на плечи товарищей своих, друзей по бедности, несчастью и мужеству.
Мигель знал, что многие его товарищи по побегу были из Эстремадуры. Он сам набирал их, готовясь к опасному делу. А Эстремадура — это самый бедный,
Мигель любил этот край и любил людей этого края. Он видел, как сейчас в пустыне проявляются самые лучшие их качества. И ему особенно было больно, что он стал свидетелем гибели людей, которых можно было назвать солью земли, солью родной Испании, а если соль перестает быть соленой, то что же тогда? Получалось, что испанскую соль растворяла, поглощала соль Пустыни. И от этого было еще обиднее. Вот тогда он впервые и познал, что такое этот мужественный, еле слышный, одинокий стон. На очередном привале ночью он отошел подальше от оставшихся в живых товарищей своих и слегка застонал. Невольно, еле заметно палец его коснулся верхнего регистра флейты, когда душа его рвалась наружу при вздохе.
И теперь вновь этот тихий стон собирался дать знать о себе. В любую минуту он готов был родиться за оградой венты де Квесадо.
Тогда им каким-то чудом все-таки удалось вырваться из пустыни и вернуться назад в Алжир. Беглецов встретили со смехом. Мавр-предатель веселился больше всех, что ни говори, а гордые испанцы получили достойный урок и добровольно решили надеть на себя ярмо рабства. Впредь неповадно будет бегать.
Мигель взял всю вину на себя и, обращаясь к своему хозяину-прозелиту, сказал, что готов добровольно пойти на казнь, лишь бы оставили в живых всех его уцелевших товарищей. Хозяин кивнул головой в знак согласия. Мигель начал готовить себя к мучительной казни. Но казнь по непонятной причине отменили, и Сервантес приобрел необычайный авторитет среди пленных. Мигель начал думать об очередном побеге.
Отправляя брата Родриго домой, Мигель втайне на пристани под крики чаек, шепотом, чтобы не услышал турок, просил его об одной очень важной услуге: найти возможность прислать к берегам Алжира бригантину. Эта просьба была брошена вскользь. Мигель не очень рассчитывал, что брату удастся осуществить ее. Согласно новому плану бегства, Родриго, получив свободу, должен был прислать с Майорки или из Барселоны корабль, который, лавируя у берегов Алжира, смог бы в подходящий момент забрать на борт Мигеля и его товарищей по несчастью.
Не раз уже алжирские пленные пробовали давать подобные поручения своим более счастливым товарищам, возвращавшимся на родину из плена; но обыкновенно последние, получив свободу, забывали о своих обещаниях. Сервантес же был твердо уверен в брате и не сомневался, что помощь обязательно придет. Поэтому, не теряя времени, он начал подготовку ко второй попытке побега.
В трех милях от Алжира прямо на берегу находился великолепный сад. Прекрасное место для укрытия. Сад принадлежал некому новообращенцу Ясану. В саду была пещера. В услужении у Ясана оказался некий садовник Хуан. Он был родом из Наварры. Мигель долго сомневался: можно ли доверить тайну невзрачному и тихому садовнику, которого, казалось, в этом мире интересовали только розы. Но потом сомнения отпали. Мигелю очень понравилось то, как Хуан ухаживает за своими цветами, и почему-то это обстоятельство вселило в его сердце необычайную уверенность. Все-таки розы — символ христианского рая, и человек, столь любящий эти непростые цветы, вряд ли способен на подлость и предательство. Так или приблизительно так и подумал Мигель.
По плану, в глубине грота садовник Хуан предварительно вырыл в земле нечто вроде комнаты, в которой свободно
Заручившись этим убежищем для своих товарищей, Мигель связался еще с одним новообращенцем по имени Дорадор, или Позолотчик. Этот Дорадор и обещал снабжать беглецов, прятавшихся до прибытия бригантины в гроте, продовольствием.
Все это происходило в январе 1577 года. Уверенный на этот раз в удаче, Мигель отправил четырнадцать своих товарищей в убежище, сам же остался пока в Алжире, чтобы иметь возможность контролировать ситуацию извне. В грот он собирался войти вместе со всеми лишь в самый последний момент, когда на горизонте действительно появится долгожданная бригантина.
В томительном ожидании прошло долгих полгода, а бригантина все не появлялась, но Мигель верил в своего брата и не предавался отчаянию.
Прошло долгих полгода, а бригантина все не появлялась и не появлялась на горизонте. Долгих шесть месяцев беглецы провели в сыром и темном гроте: бескрайняя пустыня сменилась крысиной норой, могилой, куда их погребли заживо. Из этой могилы они могли выходить на воздух только ночью, когда их никто не видел. Продовольствие уже не доставлялось так исправно, как прежде, и подлец Дорадор доставлял в основном соленую пищу, не очень заботясь о вине и воде. Добровольных узников грота начала мучить невыносимая жажда.
Между тем 29 июня того же года в Алжире появился новый правитель, человек-зверь, бывший гражданин венецианской республики, а ныне ревностный мусульманин, после обряда обрезания взявший себе имя Гассан Паша. Один звук этого имени верного исламу прозелита наводил всеобщий трепет. Все ждали ужесточения мер, так как любая смена власти в Алжире обычно сопровождалась крайней жестокостью. Захватив в свои руки всю торговлю, конфискуя в свою пользу пятую часть добычи корсаров, в короткий срок Гассан Паша сумел разорить своих подданных и довел население, жившее только грабежом, до полной нищеты и голода. В результате в столице началась эпидемия. Смертность росла с каждым днем. На улицах Алжира появились трупы.
20 сентября Мигель бежал из города и присоединился к своим измученным вконец товарищам.
Ночью 28 сентября к берегу подошла долгожданная бригантина под начальством капитана Вианы. С судна был подан условный сигнал. Беглецы выскочили наружу. Шлюп ждал их на берегу. Свобода была так близка, что каждый буквально не чуял под собой ног, когда бежал на пристань. Вместе с Сервантесом и садовником Хуаном их было ровно шестнадцать. Но сигнал, данный с корабля, был услышан не только испанцами. На беду он привлек внимание мавров, занятых в это время рыбной ловлей. Мусульмане подняли тревогу. Опасаясь погони, бригантина вынуждена была удалиться. Беглецы еще какое-то время бегали по берегу, кричали, ругались, рыдали от отчаяния. А бригантина, между тем, все удалялась и удалялась от них, пока окончательно не скрылась за горизонтом. Пришлось вновь возвращаться в свой склеп. В эту злополучную ночь, удалившись в самую глухую часть сада, Мигель вновь позволил себе слабость, как тогда, в пустыне, и из его груди вырвался тихий, еле слышный стон, наподобие того, который и прозвучал за высокой оградой венты де Квесада.
Они по-прежнему оставались в гроте, сами не зная, на что им надеяться. Просто никто добровольно не хотел расставаться даже с призраком свободы и возвращаться назад в плен. Это был жест коллективного отчаяния. Провизии им больше не приносили.
30 сентября ночью они услышали в саду бряцание оружия. Это Дорадор привел сюда стражу. Мигель лишь успел шепнуть своим товарищам: «Единственное спасение для вас для всех — свалить вину на меня одного». И, не дожидаясь стражи, вышел из грота.
— Я заявляю, что ни один из этих христиан невиновен. Я один составил план заговора и уговорил всех бежать, — твердо произнес Мигель начальнику стражи.