Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
И, наконец, нашел. Его взор встретился со взором Мигеля де Сервантеса Сааведра. Слегка отстранив всем телом почтеннейшего священника, Хуан подался вперед и вдруг крикнул во всю мощь своих еще дышащих легких: «Сбереги! Сбереги розы, Мигель! Слышишь?!»
Палач выбил упор, и тело с хрипом сначала упало вниз, а затем повисло и забилось в судорогах.
И этой ночью у Мигеля был еще один приступ черной тоски, и тогда он еще раз позволил себе коснуться слегка пальцем своим верхнего регистра флейты скорби, коснуться так, чтобы никто, никто не услышал этого одинокого стона.
Умер самый
И тогда после смерти Хуана-садовника он решил не просто организовать очередной побег, а поднять всеобщее восстание христиан-пленников и захватить Алжир. Мелочиться уже нельзя было: освобождать, так освобождать всех поголовно. Всех без исключения: у кого есть деньги и у кого их нет, кто знатен и кто незнатен. Перед Богом все равны!
И Сервантес буквально сделался одержимым этой идеей. Если Гассан Паша осмелился нанести ему такой удар и повесить бедного Хуана, то он лишит эту венецианскую свинью всего, чем она еще владеет, лишит и самого посадит на кол прямо в саду прозелита Ясана. Пусть кровь убийцы Садовника напитает собой корни столь любимых бедным Хуаном роз. Мигелю это представлялось единственным способом спасти красивые цветы и выполнить просьбу повешенного.
Часть III
Роману вновь надоедает быть Романом
Профессор Воронов, реальный, а не выдуманный, после того, как вновь встретился с женой и понял, что работа над книгой сводит его с ума, решил прогуляться к морю, дабы окунуться в холодную февральскую водичку.
Он решил ничего не рассказывать Оксане о своих страхах и переживаниях, тем более, что она вряд ли смогла бы ему поверить и справедливо сочла бы все за симптомы начинающегося сумасшествия.
Гора по-прежнему оставалась у них сзади. Денек выдался на редкость ясным, теплым, по-настоящему летним. Они разделись и, как обычно, взявшись за руки, полезли в воду. Решили далеко не заплывать: вдруг ногу сведет, февраль все-таки. А потом Воронов, работая над Романом, все время находился на грани. И эта грань четко пролегла между двумя мирами. Короче, он просто не знал, какой очередной фортель выкинет с ним его собственное воображение. Море профессор перестал уже считать своим надежным союзником. Общение с Романом, чем дальше, тем больше и больше становилось откровенно опасным. Если на этот раз Книга лишь попугала автора мнимой угрозой, будто включила в орбиту своего разрушительного действия даже жену, то где гарантия того, что столь явно продемонстрированная угроза возьмет, да и не станет явью?
В общем, далеко отплывать от берега Воронову боязно было. Мало ли чего? Когда у тебя твердая почва под ногами, то и чувствуешь себя намного увереннее.
Поплавали немного и все — на берег!
Воронов искоса посмотрел на Гору, которую он давно про себя окрестил волшебной. Тоже ничего. Все спокойно. Никакой, вроде бы, игры не затевалось. Невольно вздохнул. Отлегло.
Оксана расстелила свое красное пальто, на него положила целлофановый пакет, а затем махровое полотенце. Февраль все-таки, и галька не успевает прогреться. Затем она устроилась поудобнее и раскрыла книгу «Клуб Данте». Принялась читать.
Воронов почувствовал, как у него забилось сердце. Неужели и теперь Книга не проявит себя?
Нет. Ни гу-гу! Молчок! Самая обычная, мирная сцена! Лишь морской бриз слегка шелестит страницами. Воронов прислушался. Нет. Опять ничего. Обычный шелест страниц: ни единого намека на скрытый голос или угрозу, как это было в прошлый раз. Все! Допишу Роман и на прием к психиатру. Пусть подлечат.
Воронов еще раз вздохнул. Вздохнул свободно, всей грудью. Вздохнул, что называется, с облегчением.
И тут взгляд его упал на другой целлофановый пакет, который лежал совсем рядом с красным пальтишком жены. В нем находилась Рукопись. Воронов, сам не зная зачем, притащил Ее с собою на пляж. Рукопись, как Рукопись. Обычный ежедневник, исписанный неразборчивым почерком. Обложка кожаная, из буйвола, украшенная камнем, яшмой, который призван был оберегать автора от злых сил и дурного глаза. Да, видать, так и не уберег.
Предстояло последнее испытание: подойти к пакету, вынуть оттуда ежедневник в кожаной обложке, раскрыть его и подождать, может быть Роман, наподобие джина, выпущенного из бутылки, начнет свое обычное светопреставление, и тогда вновь зазвучат повсюду голоса, вновь оживет Волшебная Гора, и море вновь превратится во враждебную стихию прямо у него за спиной.
Жена с увлечением продолжала читать «Клуб Данте». Это был нашумевший бестселлер, в котором маньяк-убийца еще в середине XIX века убивал своих жертв, обставляя сцены зверств в стиле картин из дантовского ада. Каждая подобная смерть становилась очередной ожившей, если можно так сказать о смерти, иллюстрацией к бессмертной книге.
Чего вдруг он вспомнил о романе, который уже кем-то написан? Неспроста это, ой, неспроста! Любой роман — территория Книги, где она чувствует себя как рыба в воде. Для Книги нет преград. Она достанет тебя повсюду. Например, «Клуб Данте», который сейчас с увлечением читает жена, — это как пароль, который ты уже успел набрать и таким образом подключился к глобальной компьютерной сети.
Получалось, что через любую, буквально любую случайно попавшуюся в руки книгу, можно было напрямую выйти на его, Воронова, еще ненаписанный, но уже заявивший о своем существовании Роман. Это как с хайкерами в глобальной информационной сети. Умеючи они могут взломать самую засекреченную базу данных.
Спустя некоторое время Воронов все-таки решился вынуть из целлофанового пакета свою Рукопись. Пакет предательски шуршал на сильном ветру. Так, наверное, противно открывается молния, на целлофановом мешке, куда упакован труп в морге. Во всяком случае, во всех голливудских боевиках это выглядит именно таким образом.