Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
В отчаянии Гога принялся барабанить здоровой левой рукой по одной из дверных створок, барабанить и кричать:
— Профессор! Вы там? Откройте, слышите, откройте! Я с вами!
Испания, XVI век
Как ни зажимал уши Мигель, но слабый стон страдания все равно достиг его даже через каменную ограду постоялого двора. Видно на постоялом дворе каким-то чудом оказался еще больший неудачник, чем сам Мигель. А такого просто не могло быть.
Однако выкупили же его из плена, однако смог он вернуться
Никакого всеобщего восстания христиан ему так и не удалось поднять. Однако поначалу все складывалось как нельзя лучше. Король Филипп II неожиданно начал сосредотачивать большое войско и флот у южного берега Испании. Ходили слухи, будто он готовит экспедицию в Африку.
Тогда Сервантес решил обратиться к королевскому секретарю, Матео Васкесу, человеку во всех отношениях почтенному. Мигель послал ему поэму собственного сочинения, в которой красочно описывал страдания пленных и умолял повлиять на короля в пользу готовящейся военной операции. Но письмо не оказало никакого действия: король думал лишь о том, как захватить Португалию. До своих подданных в Алжире ему не было никакого дела.
Единственным результатом двусмысленной политики Филиппа явилось крайнее возбуждение страстей в столице пиратов.
В ожидании нападения испанцев Гассан Паша заставил пленных восстановить крепостные стены. Христиан морили голодом, изнуряли на работе. Новые зверства бывшего венецианца превосходили по своей жестокости все прежние.
Но ничто не в состоянии было смутить Мигеля. Где бы он ни находился, он никогда не расставался со своей мыслью о всеобщем восстании.
Идя на работу, он внимательно осматривал порт, окидывая испытующим взором сушу и море, и все запоминал. Мигель легко сходился с людьми, убеждая каждого в необходимости последнего отчаянного шага. Наконец ему удалось убедить одного мавра доставить тайное донесение коменданту крепости Оран о предполагаемом часе восстания. Мигель полагал, что если они поднимут бунт здесь, в Алжире, то испанский гарнизон в Оране может выступить к ним на помощь, а там и король Филипп подойдет со своим флотом с севера, узнав о волнениях.
Но тайная деятельность упрямого испанца не могла остаться незамеченной хитрым Гассаном, и он приказал заковать Мигеля в кандалы. Тайным агентам дея удалось выследить и мавра, завербованного Сервантесом. Его поймали в пустыне и вернули в Алжир, где довольно скоро посадили на кол.
Когда заговор раскрылся, то Сервантеса присудили к двум тысячам палочных ударов, что означало мучительную смерть.
Перед казнью Мигель испытывал лишь досаду. Досаду на то, что в жизни он оказался каким-то невероятным неудачником, не способным довести до конца ни одного из своих намерений. Мигелю показалось даже, что только в этом его исключительность и состоит: он неудачник по призванию, по вдохновению, что ли. Эта мысль поразила его. Он пришел в этот мир лишь за тем, чтобы сеять неудачу, причем не свою только личную, а расчищать путь перед какой-то глобальной Неудачей с большой буквы. И тогда мысль о скорой мучительной смерти показалась ему даже привлекательной. Пусть казнят — зато в мире от этого хоть на чуть-чуть прибавится счастья.
Но и здесь все оказалось не так просто. Казнь в последний момент отменили. В этом проявилась особая хитрость венецианца-ренегата. Он просто не захотел делать из Сервантеса святого мученика. Тогда бы мертвый Мигель сделался еще могущественнее и после смерти все-таки добился бы своего, вдохновив возмущенных христиан на восстание.
Решено было в тайне на галере отправить испанца в Стамбул. Там, в столице Османской империи, он окончательно бы затерялся, пропал, исчез. Вот это Неудача, так Неудача!
И Мигель на глазах всех, кто его знал, из сгустка энергии и воли превратился в плачущего и сломленного старика.
Предательская флейта скорби словно так и застыла на одной ноте. Палец все давил и давил на самый верхний регистр, вызывая у Мигеля даже не стон, а тихие безмолвные слезы.
Он без малейшего сопротивления позволил приковать свою здоровую руку, когда его опустили в трюм галеры, отправляющейся в Константинополь. Это и было самое дно. Большего неудачника, наверное, и сыскать не представлялось возможным. Галерник-инвалид, потерявший последнюю надежду на освобождение.
Тогда-то в трюме турецкой галеры и начал вырисовываться в сознании Мигеля сюжет довольно странного рыцарского романа, в котором рыцари погнались за каким-то оленем и затем оказались у входа в таинственную пещеру, в которую никто из них так и не отважился войти.
Мигель даже не заметил, как в трюме появился монах ордена Св. Троицы Хуан Гиль. Галерник всецело был занять сочинением своего воображаемого Романа. А, между тем, этот добрый человек, прознав про подвиги Сервантеса, сумел набрать среди купцов значительную сумму, прибавил к ней еще часть денег братства, вверенных ему на хранение, и уговорил Гассана отпустить на свободу пленника, кажется, окончательно лишившегося к тому времени рассудка.
Так, 19 сентября 1580 года Мигель де Сервантес Сааведра обрел наконец долгожданную свободу, хотя душа его к этому времени уже успела угодить в куда более страшный плен, плен всесильной Книги.
В одежде алжирского раба он вступил на землю родной Испании и, продолжая думать о рыцарях, намертво застрявших у входа в таинственную пещеру, отчего Роман застопорился, как плохой механизм, и наотрез отказывался двигаться дальше, смог все-таки самостоятельно добраться до ограды венты де Квесада, где и услышал ночью странный стон. Этот-то стон и отвлек будущего писателя от мучительных мыслей о своем намертво застопорившемся Романе.
Он, Мигель де Сервантес Сааведра, привык считать именно себя Исключительным Неудачником, которому просто не было равных во всем мире, а тут такое!
За воротами венты страдал и еле слышно стонал человек, чьи неудачи оказались куда значительнее, чем его, Сервантеса, сумевшего все-таки вернуться из алжирского плена.
Мигель уже не мог дольше терпеть этой неизвестности. Во что бы то ни стало ему захотелось увидеть человека, превзошедшего его по части неудач.
Мигель вскочил на ноги и принялся изо всех сил барабанить в тяжелые створки ворот. Ему уже наплевать было на то, что у него нет денег, что хозяин гостиницы лишь бросив беглый взгляд на непрошеного гостя, без дальнейших разговоров выгонит его взашей. Плевать! Главное хоть одним глазком взглянуть на того, кто так стонет, чья Неудача оказалась больше чем его, Мигеля. И как ни странно, но Сервантес надеялся, что ожидаемое потрясение сможет помочь ему двинуть свой Роман дальше и выйти из тупика, из этой черной пещеры, которая стала на пути его храбрых рыцарей.
— Кто? Кто там? — недовольно отозвался хозяин постоялого двора на шум. — Кого еще черти принесли в столь ранний час?
— Отворите! Слышите? Немедленно отворите, а то я вышибу эти ворота! — кричал Мигель в отчаянии.
Ему казалось, что если он сейчас не попадет за кажущуюся неприступной ограду, то рыцари его так и умрут, превратившись в высохшие мумии, прямо у входа в зияющую Пустоту. Эта зияющая черная пустота пещеры была похожа на вымаранные чей-то рукой страницы будущего Романа. Поэтому надо было во что бы то ни стало прорваться на запретную территорию. И Мигель принялся барабанить в створку ворот пуще прежнего.