Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
И тогда Мигель кинулся всем телом в сторону рыцаря, чтобы защитить его, а рыцарь, в свою очередь, попытался сделать то же самое. Одна Неудача продолжала соперничать с другой. В результате два сумасшедших во взаимном стремлении превзойти в благородстве другого с невероятной силой столкнулись лбами и повалились на землю к вящей веселости погонщиков мулов и самого хозяина постоялого двора: хоть в таком виде, а забава удалась. И, вообще, два сумасшедших — это лучше, чем один. Надо лишь тщательнее продумать, как с помощью комедиантов устроить представление.
Между тем два благородных человека, изрядно побитые камнями, продолжали валяться в пыли во дворе венты де Квесада. Книге удалось свести воедино то, к чему она так стремилась.
Испания,
Упал Гога на деревянную палубу какого-то парусника. Упал больно — на правую руку. Но ужас, который он ощутил на этот раз, был настолько силен, что смог помочь забыть о всякой боли.
На бедное суденышко накатывал очередной огромный вал, готовый отправить этот спичечный коробок, называемый судном, прямо на дно. Команда оказалась разношерстной: здесь были мужчины и женщины разной национальности. Из последних сил каждый пытался бороться со стихией. Но Грузинчик в один миг понял, что все усилия команды окажутся напрасными. Он сообразил, что это за текст, столь неожиданно ставший реальностью. Это была знаменитая сцена из романа Виктора Гюго «Человек, который смеется». Урка с компрачикосами на борту была обречена на гибель.
Грузинчик, захлебываясь соленой морской водой, пытался схватиться хоть за что-нибудь, чтобы не оказаться в море. Вся же команда, как того и требовал сюжет, сгрудилась на самом мысу урки. Все сообща держали срубленную мачту, напоминающую гигантское копье. Над разбушевавшимся морем слышен был звон колокола. Урку несло прямо на скалы. Команда готовилась к отчаянному маневру: с помощью мачты суметь оттолкнуться от скалы и не получить пробоину.
Грузинчик продолжал судорожно искать, за что же ему все-таки зацепиться. Он чувствовал себя сейчас провидцем, потому что наперед знал: маневр удастся и урку не разобьет о скалы. Это препятствие команда преодолеет. Но они все равно погибнут. И погибнут именно тогда, когда на горизонте забрезжит спасение. Урка начнет медленно погружаться в воду, когда наступит неожиданное затишье. Но до этого затишья следовало еще дожить. И Грузинчик по-прежнему продолжал цепляться за все, что казалось ему твердым и надежным.
«Хорошо, что в моем сознании всплыл роман Гюго, а не рассказ „Низвержение в Мальстрем“» — по-предательски промелькнуло в голове Грузинчика, и он тут же пожалел об этом. Вся сцена поменялась в мгновение ока, и теперь бедный Гога оказался в другой части света, на другом гибнущем судне, которое затягивал на дно мощный круговорот. Гога хорошо помнил и этот текст. С детства этот рассказ считался одним из самых любимых. Это как раз и оказался рассказ американского писателя Эдгара Алана По. Согласно сюжету, надо было уже не цепляться за что-то твердое, а, наоборот, смело бросаться в пучину.
По рассказу, герой в этой битве за жизнь сумел сохранить хладнокровие, сумел сохранить Разум и поэтому очень точно рассчитал траекторию течений, которые шли не вниз, а на верх.
Гога с ужасом отметил для себя, что на палубе рыбацкого судна он остался совершенно один: рассказ видно дошел до того места в своем сюжетном развитии, когда герой уже успел принять решение и бросился в воду, а его родного брата уже успело смыть волной. Во всяком случае, рядом со штурвалом валялся лишь кусок каната. По рассказу, брат привязал себя к штурвалу и поэтому погиб. Но в воду следовало бросаться лишь в определенный момент. А дальше все усилия были уже бесполезными. Книга явно хотела погубить Гогу и материализовала не написанные, а лишь предполагаемые страницы рассказа: коли ты все знаешь, то на тебе ситуацию из разряда непредсказуемых.
В это самое время профессор Воронов вместе с капитаном Ахавом гонялся по северным морям за огромным китом-альбиносом. Эта погоня вошла уже в свою завершающую стадию, когда гробы, оказавшиеся каким-то чудом на борту китобоя, уже начали готовить в качестве спасательных шлюпов и еще совсем немного оставалось до того, чтобы из волн появилась рука индейца и прибила к мачте затонувшей посудины крыло альбатроса. Воронов помнил, что из команды спастись суждено
Грузинчик и Воронов, находясь сейчас на краю гибели, прекрасно понимали, что они сами и стали причиной этого отчаянного положения. Их головы давным-давно превратились в обширнейшие библиотеки. Их сознание и подсознание представляли из себя те же самые полки с книгами, без которых они просто не могли представить своей жизни.
Получалось, что два вполне реальных человека, на самом деле, оказались ее, Книги, литературными персонажами, ее зомби, которыми можно было так легко манипулировать, вставляя их в те места, которые даже и не были опубликованы авторами, а так и остались где-то в черновиках. Это были строки, вымаранные чернилами и выброшенные в корзину, но все равно принадлежащие всесильной Книге. Можно сказать, Воронов и Гога Грузинчик оказались на задворках литературы, среди мусорных корзин и ям, где хранились все черновые записи великих произведений, сохранившие, между тем, способность кардинально поменять основной сюжет, если бы авторы вставили их в свой текст. Все это напоминало какой-то коллаж, составленный из всех недописанных и забракованных клочков мировой классики. И в это ожившее вдруг полотно с помощью ножниц и клея вставляли фигурки московских искателей приключений.
Ни Воронов, ни Гога Грузинчик ничего не могли поделать в этой ситуации. Они сделались заложниками собственной начитанности.
Испания, конец XVI века
Когда двух сумасшедших оставили наконец в покое, то они впервые, после того, как пришли в себя, получили возможность повнимательнее приглядеться друг к другу.
Мигель не отдавал себе отчета в том, насколько важна ему была встреча с еще большим неудачником, чем он сам. Получалось нечто невообразимое: на чаше весов судьбы оказался груз такой тяжести, что весы эти готовы были в любую минуту сломаться. Таким двум великим неудачникам, дабы не изменились, не сломались что ли, судьбы мира, просто запрещено было встречаться.
Но вот два неудачника огромного масштаба смогли наконец протянуть друг другу руки.
И тут началось! Все присутствующие в тот момент на вента де Квесада невольно стали свидетелями настоящего светопреставления.
Началось все с того, что поднялся сильный шквалистый ветер. Он сбил с ног довольного собой наглого толстячка, хозяина постоялого двора, а затем поднял это тело вверх и так шарахнул его об угол дома, что гаденький толстячок этот и свету белого невзвидел.
Досталось и погонщикам мулов: ветер поднимал огромные булыжники с земли и точно посылал их в толпу этих мужланов, дробя челюсти, черепа, ломая руки. Пара-тройка погонщиков так и осталась лежать в пыли с проломленными черепами.
Затем ветер принялся за крыши. Он начал срывать солому и черепицу, словно пытаясь изо всех сил проникнуть во внутрь постоялого двора, дабы разобраться с другими обидчиками двух сверхнеудачников. Бедные лицедеи, словно предчувствуя беду, жались к друг другу, страстно моля Бога о том, чтобы Ураган, столь внезапно начавшийся, пронесся мимо, над их головами, не причиняя никому серьезного вреда.
По двору, между тем, пустились летать телеги, солома, камни. И в этом коловращении угадывалась даже фигура хозяина постоялого двора. С выпученными глазами этот толстячок носился по двору вместе с булыжниками и соломой. Пару раз он пролетал мимо окон, на мгновение прилипая своей толстой мордой к оконному стеклу. Отчего его нос плющился, превращаясь в пятачок свиньи. А известно, чтобы из свиной кожи получается неплохой пергамент. Будучи еще живым, хозяин истошно орал, молил о помощи, но затем мощные воздушные потоки вновь отрывали его от окна и начинали его трепать, как надувного паяца, как простую ветошь.