Библиотека Дон Кихота
Шрифт:
В результате получалось, что почти все элементы окружающего мира уже были когда-то материальной оболочкой Книги.
Грузинчик, бредя сейчас по этому глухому лесу и время от времени перекрикиваясь с Вороновым, который, кажется, тоже не сидел на месте и пытался найти выход из лабиринта, начал думать о том, верна ли его догадка или нет. И словно в ответ на его мысли он услышал дружное блеяние. По лесу шло стадо. Но как ни старался Грузинчик, как ни вглядывался в просветы между деревьями, он так и не смог увидеть ни одного животного, из шкуры которого обычно и делали пергамент. Стадо присутствовало в этом виртуальном мире лишь в виде звуковой галлюцинации.
Довольно скоро заблудившийся писатель услышал
Лес начал заметно редеть, и на горизонте обозначились величественные горные хребты.
А Воронов, между тем, так и не материализовался. По-прежнему Грузинчик слышал только его голос.
Получалось, что их каким-то образом погрузили в так называемую материальную составляющую Книги, в то, из чего эта самая Книга могла быть сделана в ту или иную историческую эпоху.
По логике, следующим этапом путешествия должно было стать знакомство с идеальной книжной составляющей. А по опыту своему Гога знал, что ничего хорошего от этого знакомства ждать не приходится. Руку второй раз ему чего-то не очень хотелось рубить. И чтобы хоть как-то развлечься, Гога решил поговорить немного со своим невидимым другом, профессором Вороновым.
— Ну, что я вам говорил, профессор? А вы не верили.
— Что? Что вы говорили? Во что я не верил?
— В то не верили, что вся эта наша авантюра до добра не доведет! Что это, как не бред, не начинающееся сумасшествие?
— Вы правы, Гога, вы абсолютно правы, но разве вам самому не интересно блуждать по этому лесу? Вспомните Данте, вспомните, как начинается его «Божественная комедия»: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу»… Вот это и есть тот самый сумеречный дантовский лес. Мне страшно, Гога, мне очень страшно, но я ничего не могу с собой поделать. Я, как и вы, бреду неизвестно куда. Мы первые оказались на этой запретной территории. Это как открытие параллельного мира.
— Заметьте, профессор, что этот мир создан нашим собственным воображением.
— Скорее, не нашим только, Гога, а читательским. Это аккумуляция всех духовных сил тех, кто читал когда-то Книгу. Ведь вы понимаете, о чем я?
— Отлично. Отлично понимаю, профессор. Книга — название условное. Она вбирает в себя все когда-либо написанное.
— Боюсь, Гога, что даже и ненаписанное, а только существовавшее в чьем-то воображении на уровне замысла. Кто-то из великих сказал, что истинные книги, вообще, чураются печатного станка, дабы не опошлиться что ли, дабы не быть растиражированными, а, следовательно, убитыми. Ведь истинная мысль всегда оригинальна и любая попытка перевести ее на язык масс значит для этой мысли только одно — смерть. Согласны, Гога?
— Пожалуй.
— Я больше того скажу, Гога. Эта энергия, в центре которой мы с вами и оказались, обладает невероятной мощью.
— Меня с этой целью Безрученко и послал за вами шпионить. Стелла и Сторожев ему наговорили про Книгу, что ее можно использовать как коллективный галлюциноген, вон он и клюнул.
— Советники вашего туповатого Безрученко были абсолютно правы. Скажите на милость, куда уходят те слезы, те чувства, тот всплеск энергии и адреналина, который вызывает в нас полюбившаяся книга?
— Не знаю. Просто сгорают, как дрова в печи.
— Но ведь от дров остается зола и ее используют как удобрение, а затем из этой почвы вырастает картофель, например, и получается, что энергия, выделившаяся при горении дров, не исчезла, а перешла в другой вид энергии и так далее. По физике мы с вами с детских лет знаем о законе сохранения энергии, ведь так?
— Так. Не пойму, к чему вы клоните?
— А к тому, что адреналин в крови, повышенное артериальное давление, учащенный пульс и прочие физические проявления нашего духовного напряжения — это лишь один вид энергии, который никуда не исчезает, а лишь переходит в другой. Вопрос: в какой. И где этот непознанный вид энергии существует, где он накапливается?
— Вы хотите сказать — в Книге?
— А где же еще, Гога? В Ней. Больше негде. И еще до конца неизвестно, кто кого создал: мир — Книгу или Книга — мир.
— Ну, вы загнули, профессор. Книга относится к области сознания, основным свойством которого, как известно, является отражение. А сознание по отношению к материи вторично.
— А в Библии между тем сказано, что в начале было слово. Как насчет этого? Причем слово и было Богом и слово было к Богу. С точки зрения точной логики здесь запутаться можно: где объект, где субъект. Получается, что слово одновременно и Бог, то есть тот, кто создает Вселенную, и само творение, то есть Вселенная. Нет, Гога, нашим с вами духом только и держится все на свете. Вот она — энергия из энергий! И она лишь усиливается и сохраняется с помощью Книги. Здесь и спорить нечего. Вот нас непосредственно в этот, можно сказать, реактор и поместили. И с минуту на минуту нас может разорвать на части. Потому что это ерунда, это все физики придумали, будто мы состоим из протонов и нейтронов. Протоны и нейтроны тоже лишь слова и не более того, то есть часть Книги. Мы сплошь состоим с вами из куда более сложных энергетических образований. И у вас, и у меня есть имя, так?
— Ну, так.
— Хорошо. Это имя — выражение нашей сущности. Так?
— Так.
— Стол потому и стол, что его так назвали. Номенология, одним словом. Назови стол стулом, и он поменяет тут же свое предназначение. На него начнут садиться. Похоже на правду?
— Похоже.
— Назови вас Васей и вы уже никогда не будете Гогой. Согласны?
— Согласен.
— Вот и сейчас Книга возьмет да и начнет нас переименовывать, придавая нам совершенно иные сущности. А имен одних литературных героев у Книги за всю долгую историю Ее существования скопилось немало. Это хорошо еще, если дело закончится только людьми, хуже, когда речь пойдет о нарциссах, кипарисах и насекомых. Вспомните «Метаморфозы» Овидия, «Превращение» Кафки, например: «После беспокойного сна Грегор Замза почувствовал, что он превратился в насекомое»… Вот она подлинная власть книги. Для Нее нет никаких различий. Она любит все со всем перемешивать, не обращая внимание на здравый смысл. И сейчас, как герой Кафки, вы вполне можете стать таким насекомым. Реактор запущен, и мы с вами оказались в самом его центре. Готовьтесь к метаморфозам, Гога, готовьтесь к метаморфозам.
— Прошу вас, профессор, — заговорщически зашептал в ответ Грузинчик, — здесь все не так, как снаружи, в реальном мире. Поосторожнее, пожалуйста с вашими рассуждениями. Мало ли что…
И не успел Гога прошептать эти последние слова, как его ноги поскользнулись, и он, не удержав равновесия, полетел вниз с какой-то кручи…
Испания, конец XVI века
Когда Мигель прорвался наконец внутрь постоялого двора, то он не сразу понял, где очутился. Это было не совсем то, что он ожидал увидеть. Казалось, он попал в самую гущу венецианского карнавала, на котором уже бывал как-то во время своего пребывания в Италии.