Библиотекарша
Шрифт:
– В соседней камере.
– Ну вот. Тогда приходилось выбирать: или остаться человеком, или остаться на свободе, - Тася закурила сигарету "Петр Первый", едва дождавшись, когда они выйдут за ворота.
– И, к сожалению, многие предпочитали лучше сволочами стать, чем на нары сесть. И не потому, что были сволочами от природы, а потому, что и за близких своих боялись. Тогда ведь так было: человек проявил неблагонадежность - загребают всю семью. Взрослых - по тюрьмам, детей - в детдом... Не знаю, как бы я себя вела, зная, что, если меня посадят, Оля в детдоме
– А вы?
– У нас нет детей.
– Значит, вы людьми остались бы.
– А ты?
– вопросительно посмотрела на нее Ника.
– Думаешь, я никогда инструкций не нарушаю, если жалко становится какую-нибудь дурочку?
– призналась Тася.
– Другие за конвертик или за борзого щенка элитным зекам привилегии делают, а я ни копейки у распальцованных не взяла, имела я их в виду. Барыньки обтрюханные. Я им не лакей в ресторане, и чихала я на их пальцы растопыренные. А если вижу, что человек сдуру или по ошибке попался, или какая-нибудь несчастная мать последние копейки отдает, чтобы дочке передачу собрать и в очереди с валидолом сидит, я же не бессердечная... Лина мне говорит... помнишь Линку?
– Забудешь такую!
– фыркнула Ника.
– Ну вот, она мне говорит? "Смотри, мать Тереза, возьмут тебя за шиворот, если будешь на работе толстовщину с достоевщиной разводить!". Ах ты, думаю, твою мать, какая праведница нашлась! Рассказала бы я про нее кое-что, да я ведь не доносчица! Значит, за конвертик можно и инструкцию нарушить, а человеком быть нельзя? Так что, девчонки... Живи я в те годы... Может, я потихоньку лишнюю передачу для Лёвушки взяла бы у Ахматовой. Или письмецо передала бы. Матерей мне всегда жалко. Олька думает, что я ее третирую, а я просто боюсь упустить ее. Свои дети будут, поймет меня!
*
Театр на Фонтанке
В антракте они поднялись в буфет. Пока Тася и Оля стояли в очереди, Лиля полистала программку сегодняшнего спектакля, стоявшую на столике:
– Ника, послушай отзывы зрителей: "Спектакль разделил мое мировосприятие на "до" и "после"!
– Пиар, - усмехнулась Ника, - небось, сами эти отзывы и пишут. Многие уже смотрели фильм Авербаха, и никакой Америки тут не откроют.
– Но первое действие впечатляет.
– Даже слишком. По-моему, актеры переигрывают. Шура - типичная клиентка Бехтеревки. Павел - какой-то психастеник. Люба - как малолетняя гопница с Лиговки...
– О, Ника в ударе, - смеющаяся 15-летняя Оля пославила на стол поднос с чашками и тарелочками.
– Всем ярлыки раздала!
– Вероника Викторовна, - поправила идущая следом Тася.
– Я сама попросила Олю звать меня по имени; отчество добавляет мне лет десять.
– Балуешь мне девку. Лиль, тирамису не было, взяли чизкейк. Ничего?
– Ничего. Как вам первое действие?
– Да ну, - Тася взяла круассан.
– Как мой контингент, когда под психов косят, чтобы на больничку попасть. Слишком уж вибрируют. Я таких симулянток насквозь вижу. Как жена Гуськова в "Гараже".
– Маме надо работать консультантом в кино, учить актеров, как правильно играть психов, - заметила длинноногая рыжеволосая Оля, лакомясь "корзиночкой" с клубничным кремом.
– Она считает, что лучший псих в кино - Томми Ли Джонс в "Захвате".
– А чем тебе "Гараж" не нравится?
– спросила Лиля.
– Хотя я тоже считаю, что такие страсти из-за железной коробки - сродни истерике из-за лабутенов...
– Не знаю, что хотела сыграть Немоляева, - ответила Тася, - временное помешательство, или попытку разжалобить коллег и хоть так выбить гараж для своего подкаблучника, но я ни на минуту не верю, что у героини действительно крыша поехала. Всегда над этой сценой ржу до усрачки...
– Приятного аппетита, мамахен!
– Скажу одно, любая трамвайная воровка симулирует шизу лучше, чем жена Гуськова, - припечатала Тася.
– А про спектакль... С жиру эти сестрички бесятся. Нет у них проблем, так они их придумывают, чтобы не скучать у мамы под крылышком.
– А когда ты в семье с 20 лет за мужика-добытчика, - подхватила Ника, - учишься на вечернем отделении, а днем машины моешь и бегаешь с подносом в "Макдоналдсе", а ночью еще и газету верстаешь, и надо еще вовремя курсовые работы сдавать и учить билеты, тут уже некогда сопли распускать от несчастной любви!
Родители Ники поженились очень поздно; отцу было уже за 50 лет, когда родились дочери... И, когда Нике было 20 лет, а ее сестре Вике - 16, они с матерью остались втроем... Мать Ники, до пенсии работавшая в ателье, стала брать заказы на дом, но сама уже была немолода, и много подрабатывать не могла. И дочери в свободное от школы и университета время трудились на двух, а то и на трех работах, чтобы принести в дом хоть немного денег и заработать себе на учебу... И Ника довольно быстро стала основным добытчиком в семье.
– Да, мать слишком оберегала Шуру и Любу, вот они и выросли не готовыми к реальной жизни, - Лиля аккуратно отделила ложечкой кусочек чизкейка.
– Они, как тепличные цветы. Первая же неудача в личной жизни выбила Шуру из колеи. Она думала, что и по жизни будет получать все, как у мамы - надув губы и топнув ножкой. Она и подумать не могла, что может быть иначе, поэтому и слетела с катушек, когда Бетхудов бросил ее...
– И ее сестра не о том думает, - сказала Оля.
– В 17 лет надо готовиться к поступлению в универ и определяться, к чему у тебя больше способностей, а не сохнуть из-за жениха старшей сестры. Тем более что Павел уже старый.
– Ну, спасибо!
– рассмеялась Ника.
– Фарятьеву, как я поняла, слегка за 30, как нам.
– Ой, Ника, ну я не то хотела сказать... В общем, они слишком разные и вообще непорядочно то, что Люба мечтает отбить парня у Шуры!
– Да, ты права, Оля, - согласилась Лиля, - на чужом несчастье счастья не построишь...
– Они с седьмого класса думают о самореализации и успехе, - заметила Тася, - мы в эти годы думали только о мальчиках и свиданиях в Тавриге...
– Говори за себя!