Библия улиток

Мелемина Евгения

Шаги на лестнице затихли, дверь скрипнула и притворилась.

Остался только ровный розоватый прямоугольник света, выпавший во двор. Луций убрал ладонь.

– Медленно и тихо, – еле слышно сказал он.

– Куда? – одними губами выговорила она.

– Ко-ман-дор… – так же ответил Луций.

Командор принял их, как радушный хозяин гостей на Рождество. Он снял их с того самого места, где Ани выпустила меня из машины, и разразился долгой утомительной речью, из которой Луций не запомнил ни слова.

Он был уставшим

и немного обалделым от случившегося. Как какой-то король во время революции, сказал он мне. Интриги, попытка убить сюзерена, верные слуги, прибывшие с тайного собрания для того, чтобы спасти ему жизнь…

– Тебя просто пожалели, – сказал я.

Мы сидели высоко над пустыней, на мраморной глыбе цвета мороженого мяса. Луций еле на нее вполз. После триумфального разгрома уходящих синдромеров его трясло и тошнило часа три. Жалкая попытка организма избавиться от гнили и грязи – стоит только влипнуть во что-то такое, как сразу накатывает тошнота.

Меня тоже мутило, но не так сильно, и то скорее от голода. В сумке Луция оказались замечательно упакованные бутерброды из запасов Командора, но я их пока не трогал – не начинать же жрать, пока брат еще не оклемался.

– Они перестраховались, вот и все. Ваши с Ани истории чем-то похожи, но мне до сих пор не верится, что убийца остался в Краю. Думаю, после того случая он сбежал, так что ты мог бы и не торопиться, чемодан бы собрал, например… что в этой фляжке?

Луций с трудом поднял голову и посмотрел в сумку:

– Ром. Командор тебе передал.

– Прям как родная мать, – буркнул я, вынул флягу и открутил крышечку: так и есть, черный ром, отличный черный ром… – Будешь?

– Давай.

Высыпали звезды, тусклые, словно прорехи в пыльном черном полотне. Дышалось легко – дневная пыль улеглась, пустыня превратилась в черное мерцающее море с мягкими набегающими на нашу скалу волнами. Синие валуны-шалашик остались очень далеко позади, но мне все казалось, что я вижу их, и еще хуже – что я чувствую запах крови и отвратительного жаркого.

– За нас, – сказал Луций и протянул руку с наполненной крышечкой.

– За нас, – согласился я и ударил крышечку в бок горлышком своей фляги.

– Ты почему никогда ни на кого не злишься?

– Я злюсь. На себя.

– Есть хороший рецепт – делай все правильно и никогда не будешь собой недоволен.

Я глянул на него – лежит рядом на пузе, упершись локтями в камень, и грызет стальную крышечку. Глаза задумчивые и спокойные.

Он в себе уверен. Ему всегда хорошо. Если что-то идет не так, значит, мир сошел с ума, один он, Луций Комерг, мыслит правильно, но ничего не может поделать.

И только я один не прихожу в ярость от этой его черты характера.

– Лучше бы мы тогда вместе ушли, – сказал я. – Видно же было, что все разваливается. Я два года один бродил, а могли бы вместе. Хочешь, расскажу, что видел?

Луций наклонился, глянул на неподвижно стоящего внизу Ворона и снова протянул крышечку.

– Не мог я тогда уйти, – сдавленно отозвался он. – Сам знаешь, капитан меня еле-еле терпел… и когда

это завертелось, я подумал: нужно брать все в свои руки, выполнять приказ, сделать даже больше, чем было приказано, и когда капитан вернется, он увидит, что все это сделано благодаря мне. Мне! Представляешь, как он бы удивился?

– Он не вернется.

– Командор тоже так говорит.

– И приказа никакого не было.

– Смотря с какой стороны…

– И ему было бы плевать, сделал ты что-то по его задумке или нет. Он же не мы, он по-другому чувствовал.

– Выпьем, – сказал Луций.

– Ага.

– За «Тройню».

Я понял, что он хотел сказать, и молча выпил за Аврелия, не желая ничего расспрашивать и напоминать.

Наверное, ради этого я сюда и поперся – не ради Командора и капитана, а для того, чтобы утомленно посидеть на нагретом за день камне, пить ром и в полной тишине поговорить с полным тишины человеком.

– На кой черт ты дразнил Лондона? Он же мог психануть и тебя задержать.

– Не знаю, – отозвался Луций, подтягивая к себе сумку. – Меня всегда так и подмывает посмотреть на реакцию. Интересные вещи получаются – как тогда, со стеной. У нас пошел перерасход энергии, пара кристаллов вовсе треснула, и запахло тихой сдавленной паникой. Инженеры молчали, но все это выползало наружу, как ядовитое облако.

– Обычный сбой, на Небе такое тоже было пару раз.

– Не было такого на Небе, лля. Там все было под контролем капитана, а он паниковать не умел.

– Ладно, к чему ты это?

Луций вынул из сумки бутерброд в прозрачной плотной упаковке, надорвал ее зубами. От запаха мягкого хлеба и аромата настоящей копченой ветчины у меня аж челюсти свело.

– К тому, – сказал Луций, старательно прожевывая кусок, – что я тогда сказал – энергоблоки взорвутся. Не помню кому, не помню зачем. Мне никто не поверил, но все эти байки про жажду свободы и необходимость присоединиться к каким-то войскам, которые травили те, кто рвался из Края прочь, – это было лишь паническое «выпустите меня отсюда, я боюсь умереть!». Они не верили, они просто предполагали, что такое возможно, они просто допускали возможность, что сбой в энергоблоках опасен, но… как видишь, действовали вполне решительно.

Мне расхотелось есть.

– Это ты сказал, что Ани виновата в аварии?

Луций некоторое время молчал – доедал бутерброд, потом долго сворачивал пластиковую прозрачную упаковку.

– Я.

– Просто так ее обвинил?

– Да.

– Зачем?

– Хотел посмотреть, кто из наших на что способен, – спокойно отозвался Луций. – Но потом я пришел к стене, вколол ей стимуляторов и вывел за пределы Края – можно сказать, жизнь ей спас, так что не так уж я и виноват. Проблема только в том, что я так и не разобрался, кто ее так наказал. И она сама не помнит. Сидит сейчас у Командора и ревет, мстительница недоделанная… Возьми… поешь. Командор ждет и тебя тоже. Он сказал, что в людской природе есть такая черта – когда один брат берется за оружие, второй становится с ним плечом к плечу.