Бич Божий
Шрифт:
– Все, что ли? – прозвучал над его головой спокойный и явно человеческий голос.
– Разбойников больше сотни. Куда прикажешь их девать, комит?
– Заприте всех в конюшне, а этого тащите в дом.
Чьи-то сильные руки подхватили Аппия, отвесили ему подзатыльник и заставили вернуться туда, откуда он только что вырвался неимоверным усилием воли. Трибун открыл глаза и убедился, что за шиворот его держит легионер, а отнюдь не демон. Это открытие до того потрясло трибуна, что он едва не бросился своему спасителю на шею.
– Удивили вы меня, сенаторы. Почтенные римские мужи опустились до ночного
Аппий скосил глаза на говорившего и вскрикнул от ужаса. Еще недавно покойный комит Ратмир сидел, как ни в чем не бывало, за изящным столиком, отделанным костью носорога, и спокойно пил вино из золотого кубка. Ратмир был облачен в тунику цвета морской волны и белоснежную тогу, ниспадающую складками до самого пола. А в пяти шагах от него стояли два видных римских сенатора в рваных легионерских плащах. Конечно, Паладий и Рутилий, отправляясь с ночным визитом к матроне Пульхерии, сделали все, чтобы не выделяться в толпе вагилов, и все-таки их жалкий вид огорчил Аппия.
– Ты отлично знаешь, комит, что шли мы сюда не за чужим добром, – гордо вскинул голову Рутилий.
– Ничего не знаю, – взвизгнул вдруг Аппий. – Я сюда пришел, чтобы ограбить матрону Пульхерию. Ограбить, прошу заметить, а не убивать. В чем глубоко раскаиваюсь. Прошу учесть, комит, что подбил меня на разбой сенатор Рутилий.
– Ты что несешь! – взъярился Намициан. – Какой разбой!
– Мы много выпили, – неожиданно вмешался в разговор сенатор Паладий. – И ударились в непотребство. А более я ничего не знаю. Память начисто отшибло.
– Три дня пили, – обрадовался неожиданной поддержке Аппий. – До полного беспамятства.
– Прискорбно, – вздохнул Ратмир.
– А сам-то… – начал было Аппий, но тут же осекся под взглядом строгих голубых глаз высокородного комита. – Я к тому, что многие так развлекаются. Врываются в чужие дома и творят непотребства.
Рутилий, видимо, сообразил, куда клонят два его товарища, а потому не торопился их опровергать. Была надежда, что доместик Корнелий сумеет выполнить свою миссию куда успешнее, чем умудренные жизнью римские сенаторы, которых обвел вокруг пальца зеленый мальчишка. Впрочем, надежда была зыбкой, и Рутилий осознал вдруг это со всей отчетливостью. По словам Петрония, высокородный Ратмир был убит вместе с Аэцием, но если комит жив, то жив, скорее всего, и префект. А магистр Петроний – предатель, спровоцировавший своих соратников на выступление, заранее обреченное на провал. Что ж, у сенатора Рутилия хватит мужества и сил, чтобы достойно встретить новый удар судьбы.
– Нет, Намициан, – покачал головой Ратмир. – Ты будешь казнен, но не как заговорщик, замышлявший убийство сиятельной Галлы Плацидии, а как разбойник и насильник, нападавший по ночам на дома мирных обывателей. Личины, изобличающие тебя, валяются на моем дворе. Ты не просто разбойник и насильник, Рутилий, ты еще еретик и тайный язычник, вводивший в соблазн своих знакомых. Тебя отлучат от Церкви и похоронят на неосвященной земле. А заговора не было, сенаторы. И не могло быть. Просто пьяный доместик Корнелий устроил дебош в императорском дворце, в результате которого были убиты он сам и два десятка его гвардейцев. Случай, конечно, прискорбный, но не такой уж редкий среди лихих вояк. Божественный Валентиниан уже выразил по этому поводу свое сожаление.
– А как же мы? – пискнул поклонник Сенеки.
– Тебя, высокородный Паладий, объявят сумасшедшим и отдадут под надзор супруги, благородной Стефании. Все твое имущество
– Прав, комит, – сглотнул подступивший к горлу ком оплошавший трибун.
– А как же высокородный Авит? – не удержался от соблазна выдать соучастника сенатор Паладий.
– Так ведь это именно комит схолы императорских агентов вас разоблачил, патрикии, – усмехнулся Ратмир. – Его наградят.
– Отродье дьявола! – прошипел в бессильной злобе Намициан. – Римский Сенат защитит меня.
– Кого защитит? – удивился Ратмир. – Демона? Сиятельный Валериан и благородная Климентина, изнасилованная тобой, подтвердят в суде, что это именно ты напал на их дом. И за свою помощь в разоблачении тайного язычника и разбойника они получат изрядную часть твоего имущества, а остальное отойдет в казну. Ты заигрался, Рутилий. А я всего лишь поставил точку в твоей игре.
Рутилия Намициана, лишенного всех прав и состояния, казнили на ипподроме в присутствии большого числа медиоланцев, пришедших взглянуть на колдуна и разбойника, долгое время наводившего ужас на обывателей. Здесь же стояли с жуткими личинами в руках его последователи и соучастники страшных преступлений. Все как один военные и гражданские чины империи. Среди них и трибун Аппий, сильно исхудавший за последние дни. Божественный Валентиниан сидел насупленный в императорской ложе и злыми глазами наблюдал за жутким зрелищем, разворачивающимся на арене. Более никого в ложе не было. Комит схолы тайных агентов высокородный Авит взмахнул рукой, и многотысячная толпа зрителей обреченно ахнула. Бывшего сенатора казнили через отсечение головы. Многие медиоланцы полагали, что еретик и колдун заслужил куда более страшных мук. Впрочем, муки, наверное, будут, но уже вечные. Всех остальных осужденных божественный Валентиниан неожиданно пощадил, к разочарованию зрителей. Конечно, римляне испытали удовольствие, когда грозу города, бывшего трибуна вагилов Аппия, подвергли бичеванию, но, по мнению людей мудрых, помнивших правление божественного Гонория, нынешний император слишком уж мягкосердечен, что еще выйдет боком Великому Риму. Уж если сенаторы и чиновники пускаются во все тяжкие, то что ждать от простолюдинов? Казнить надо всех без пощады, только тогда возродится римская слава времен Цезаря и Августа.
Божественный Валентиниан покидал ипподром на колеснице, запряженной четверкой резвых коней. Две сотни гвардейцев во главе с новым доместиком, высокородным Ратмиром, оттеснили любопытных в стороны, расчищая императору путь. Император вырвал вожжи у возницы, но трогаться с места не спешил. Ждал, когда доместик поравняется с ним.
– Я никогда не забуду тебе этой услуги, Ратмир, – сказал он, щуря глаза от яркого солнечного света. – Но плату ты получишь позже, когда у меня будут развязаны руки.
– Я подожду, Валентиниан, – надменно кивнул доместик. – Время терпит.
Глава 4 Яблоко раздора
Падение Пелагеи было столь стремительным, что застало врасплох практически всех чиновников византийского двора. Редкий случай: магистр Евтапий прозевал интригу, разворачивающуюся у него под носом. И узнал о случившемся от нотария Маркиана, посланного сиятельным Аспаром, дабы выяснить подробности скандала в божественном семействе.