Бич Божий
Шрифт:
– Подкупить Гераклиона вряд ли удастся, – поморщился Туррибий. – Это очень хитрая бестия. К тому же он богат, обласкан императором, а потому предан ему всей душой. Конечно, можно привлечь на свою сторону доместика Петрония Максима, но командир императорских гвардейцев не имеет свободного доступа к покоям Гонории, к тому же он очень дорожит своим местом. Петронию оно досталось после того, как император окончательно рассорился с другом своего детства Ратмиром. Теперь Ратмир находится в Галлии вместе с префектом Аэцием.
– Так ты не исключаешь, что дуксу Марпиалию удастся соблазнить Валентиниана призраком власти? – нахмурился Маркиан.
– После сурового
К сожалению, Маркиан опоздал. Расторопный дукс Марпиалий не только успел склонить к союзу благородную Климентину, но и с удобствами утвердился на ее ложе. Супруга сиятельного Валериана была женщиной неглупой, но увлекающейся. По слухам, гуляющим по Медиолану, плодами этих увлечений стали два ее сына, одного из которых она родила от императора Валентиниана, а второго – от дукса Ратмира. Любвеобильная матрона с готовностью принялась помогать византийцу, несмотря на предостережения своего старого знакомого и поверенного в сердечных делах высокородного Туррибия. Маркиан попробовал пустить в ход свои мужские чары, но успеха не добился. Во-первых, дукс Марпиалий был моложе его на десять лет, во-вторых, красив, как языческий Аполлон, и, наконец, красноречив, как Цицерон. По словам Туррибия, хорошо знавшего Климентину, матрона одурела от счастья. И ее любовный угар мог дорого обойтись как Константинополю, так и Риму. О любовной связи Климентины и дукса Марпиалия заговорил весь Медиолан, но на магистра двора Валериана это не произвело никакого впечатления. Похоже, этот почтенный шестидесятилетний старец давно махнул рукой на свою красавицу жену. Намеки патрикия Маркиана падали семенами на пересохшую землю, не дав ни единого ростка ревности или даже неудовольствия. А между тем Марпиалий успел уже дважды встретиться с посланцами Валентиниана – евнухом Гераклионом и доместиком Петронием. О чем беседовали эти трое, Маркиану выяснить не удалось. Но, видимо, они о чем-то договорились, ибо император Валентиниан публично объявил, что готов принять посланцев своего божественного тестя через пять дней. Само по себе это еще ничего не значило. Византийское посольство уже почти месяц обивало порог императорского дворца, и пора уже было Риму на что-то решаться.
– Быть может, мне следует поговорить с императрицей? – предложил Маркиан.
– Боюсь, тебя убьют раньше, чем ты увидишь край туники божественной Плацидии, – покачал головой Туррибий. – А заодно уберут и меня. Ищейки евнуха Гераклиона ходят за нами по пятам.
– Но ведь мы пока еще ничего не сделали? – удивился Маркиан.
– Дело не в тебе, – усмехнулся Туррибий, – а во мне. По-твоему, зачем я торчу в Медиолане, подвергая свою жизнь опасности?
– Я полагал, что тебя здесь удерживают чувства к матроне Стефании, – с усмешкой отозвался Маркиан.
– Я ценю юмор, патрикий, но во всем следует знать меру, – строго сказал Туррибий. – Меня не интересовали женщины даже в молодые годы, и тебе это отлично известно. Что же касается супруги несчастного Паладия, лишившегося разума, то я живу в ее доме на правах друга семьи, и это до сих пор не вызывало никаких пересудов.
– А отчего обезумел Паладий? – спросил Маркиан, пытаясь исправить возникшую неловкость.
– Несчастный
Благородная Стефания, женщина лет пятидесяти, сохранившая на лице остатки красоты, в молодости была любовницей Аэция. Возможно, именно поэтому несчастье, случившееся с ее мужем, никак не отразилось на ее благосостоянии. Дом матроны смотрелся полной чашей. И, видимо, в силу этой причины склонный к роскоши Туррибий избрал его местом своего проживания. Не исключено, правда, что Стефанию связывали с посланцем Гусирекса деловые отношения. Супруга бывшего сенатора была очень влиятельной особой и умела ладить с обеими императрицами, как с Плацидией, так и с Евпраксией.
– Так что привело тебя в Медиолан, высокородный Туррибий? – спросил Маркиан, понизив голос.
– В этом доме мы можем говорить без опаски, Маркиан, – отозвался посланец Гусирекса. – Дело в том, что императрица Евпраксия завтра отправляется в Верону, дабы поклониться мощам святого Дионисия. Ее будут охранять трибун гвардейской схолы с сотней своих подчиненных и комит агентов высокородный Авит. Разумеется, матрона Стефания вызвалась сопровождать сиятельную Евпраксию. Было бы совсем неплохо, патрикий, если бы ты тоже проникся благочестием и оказался в нужное время в нужном месте.
– Ты меня удивляешь, высокородный Туррибий, – нахмурился Маркиан. – Я, конечно, человек верующий, но как раз сейчас мне не до путешествий.
– Я ведь тебе главного не сказал, Маркиан, – усмехнулся бывший комит. – Гонория изъявила желание отправиться к мощам вместе с Евпраксией. В двадцати милях от Медиолана у матроны Стефании есть усадьба, именно там сиятельные путешественницы остановятся на ночлег.
– Я там буду, – воскликнул обрадованный Маркиан. – Клянусь святым Дионисием.
– Одно условие, патрикий: если ты случайно столкнешься в усадьбе с рослым светловолосым человеком лет тридцати, сделай вид, что не заметил его.
Маркиан сообразил, что его втягивают в чужую интригу, но демонстрировать свою догадливость не стал. В конце концов, шашни сиятельной Евпраксии с блондином его совершенно не касались, и вмешиваться в их отношения он не собирался. Не говоря уже о том, что Туррибий счел бы подобное вмешательство черной неблагодарностью со стороны патрикия. Зато Маркиан, по совету все того же Туррибия, решил поговорить с сиятельным Валерианом на одну очень щекотливую тему, чрезвычайно волновавшую магистра двора.
– А я ведь тех демонов видел собственными глазами, – вздохнул Валериан, закатывая глаза к потолку.
– Каких демонов? – прикинулся несведущим Маркиан.
– Тех самых, что свели с ума сенатора Паладия, – понизил голос до шепота магистр. – А ведь Паладий всегда отличался твердостью характера. Стоик. О Рутилии и говорить нечего. Не стал бы он пускаться во все тяжкие. Да и не было его в ту пору в Медиолане. Однако же сенатора казнили, дабы обелить других людей. Только не спрашивай меня, кого именно. Все равно не скажу, патрикий. Ведь демон может прикинуться кем угодно, хоть высокородным Ратмиром, хоть самим… – Валериан внезапно умолк и даже в испуге прикрыл рот ладошкой.