Билет в одну сторону
Шрифт:
Тут «Наталье» пришло в голову, что если она заняла место настоящей Натальи, то, возможно, та заняла ее место. Боже! Теперь ей придется или замуж за старика князя выходить или в монастырь идти. Маменька не отступится. Значит, мне повезло больше, чем ей.
Глаза женщины наполнились слезами. Она заморгала жалостливо, крепче прижала к груди дочку и уже по-другому, как на близкого, поглядела на Евгения. Тот под ее взглядом засмущался, щеки заполыхали румянцем.
– Знаешь, а ты сейчас посмотрела на меня так, как раньше смотрела, ну лет пять-семь
– Как? – тоже смущенно спросила «Наталья».
– Как родная.
«Наталью» охватило чувство, что впервые она сделала что-то правильно, именно то, чего от нее ждали все эти недели.
– Все у нас будет хорошо, – неожиданно для себя самой произнесла женщина.
Маринка без слов вновь повисла у нее на шее, а Евгений, осторожно присев на край кровати, обнял жену одной рукой, а другую положил на затылок дочери. Так сидели они в молчании и были похожи на потерпевших кораблекрушение путников, которым вновь удалось найти друг друга на чужом берегу. Первой нарушила тишину Маринка.
– Мам, ты погляди на меня. Мне это папа с бабулей купили. Еще портфель с книжками, тетрадками, фломастерами… В машине оставила.
Маринка, встала на цыпочки и прошлась по палате, приподняв пальчиками края темно-голубого платья с бело-серебристым воротничком и таким же пояском. На ногах были белые туфельки с застежками. Волосы девочка были заплетены в две тонкие косички с белоснежными розанами на концах.
– Бабуля говорит, что я просто принцесса, – задрав носик, горделиво проговорила первоклассница. – Тебе нравится?
– Очень, – улыбнулась от души «Наталья», оглядывая с головы до ног это милое создание, которое отныне будет ее дочерью.
Дочь. Марина. Как странно, думала «Наталья». И я уже готова ее полюбить. Раньше обо мне заботились, а теперь мне надо заботиться об этой крошке. И главное, она не должна почувствовать разницы между той матерью и мною. Иначе ребенку будет плохо.
Бедная Наталья Николаевна, чувствуя себя чуть ли не виноватой, подумала «Наталья». Она, наверное, сейчас так убивается, что потеряла всех своих родных, а главное – дочь. Представляю, нет, не представляю, что она сейчас чувствует. Надо думать, горючими слезами заливается, а я здесь сейчас обнимаю и целую ее дочь.
– Ну, о чем ты все время задумываешься, – стараясь не испугать, тихо произнес Евгений. – У тебя взгляд будто внутрь смотрит. Ты вспоминаешь?
– Да, – что еще она могла сказать. – Только все как в тумане: лица, звуки, мысли… Ты не торопи меня.
Евгений еще крепче прижал ее к груди, и поцеловал куда-то поверх бинта.
– Тебе очень больно? – дотрагиваясь губами до виска, выдохнул Евгений.
– Нет, только стягивает висок. Завтра, обещали швы снять. Там посмотрим. Шрам останется.
– Ну и плевать, – ласково проговорил муж. – Подумаешь шрам…Главное ты жива осталась, да не калека..
– А если бы калека, – вдруг проснулось самолюбие в женщине.
– Для меня это не имело бы значения. Но, зная твой характер, я уверен, что ты бы придавала этому особое внимание и наделала бы глупостей
– Каких? – с любопытством спросила «Наталья»
– Боюсь, ты бы проявила никому не нужное благородство и решила бы, что стала ненужной мне. Чего доброго надумала бы расстаться…
– Расстаться? – в недоумении посмотрела на мужа она. – Как расстаться?
Евгений смутился, отошел к окну. Ее реакция была непонятной. Что особенного он сказал? Разве мало примеров, когда семьи рушились из-за того, что один из супругов становился калекой или получал увечье. Вон в прошлом году на заводе авария произошла, мужику лицо сожгло кислотой. Жена вначале спокойно восприняла случившееся, а потом, как узнала, сколько будет стоить лечение да несколько пластических операций, так ни в какую. Развод! А уж если с женой что случается, ну там парализует ее, ампутация или еще что, так мужики долго не думают: всегда находятся соседки или сослуживицы, готовые обласкать несчастного, внушить, что житье с убогой это не житье для мужика.
А она так посмотрела на меня, вроде я ребенка обидел. Чудная она стала взгляд наивный, смущается, когда я прихожу. Мы уж десять лет вместе, а впечатление такое, что недавно познакомились. Что-то случилось с ней, и дело даже не в том, что память потеряла. С нее будто слетела оболочка сильной, решительной женщины. Осталась беззащитная девочка, потерянная, робкая. Неизвестно, к добру ли? Поживем – увидим. Сейчас главное – здоровье. А память вернется. Нет, так проживем.
Евгений смотрел на двух своих девочек и впервые, может, в жизни чувствовал себя хозяином жизни, семьи, защитником. Чувствовал, что именно от него зависит благополучие и счастье его самых близких людей. И он готов сделать все, чтобы им было хорошо и надежно с ним.
Переполненный новыми чувствами, Евгений шагнул к сидящим на кровати и сгреб их в охапку. Они взвизгнули, потом захохотали, забарабанили кулачками по его широкой спине. Он их целовал куда придется: в волосы, ухо, шею, носы. Они отворачивались, но было видно, что это им приятно, и они не прочь продолжить.
– Быстрей бы ты вернулась домой, – почти шепотом проговорил Евгений.
– Мы устроим праздник! – закричала радостно Маринка.
– Ты не беспокойся, я все сам приготовлю, и шампанское куплю! И все у нас будет хорошо!
«Наталья» глядела на него во все глаза. Он был такой красивый, мужественный, и он – ее муж! Можно выбросить из головы противного князя Ногина и этого предателя Щурова. У нее есть муж, о котором девица может только мечтать! И за что мне это счастье?
Тут она опять подумала о Наталье Николаевне, чье место она заняла по прихоти судьбы. Похоже на воровство. Все украла: и мужа, и дочь, и уважение окружающих, их любовь. А надо бы заслужить! Стать такой же, как она была. Сумеет ли она? Хватит ли сил, ума, достоинства? А вдруг не сумеет, они отвернутся от нее, разлюбят. Что делать тогда?