Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.
Шрифт:
— Не понял? — удивился я. — Что же, по-твоему, ЗИМОЙ иного пути нет, кроме как по дороге? Болота да озера ведь уже давно замерзли…
— Во-о-от! — утвердительно поднял вверх указательный палец подполковник. — Ты думаешь, зря я диссертацию о войне 1918 года писал? Единственное, что могло бы сокрушить Финляндию на этом фронте, нами уже, к счастью, было убито ещё ДО начала этой войны.
— Что же это такое было? — поинтересовался я.
— Это была Карельская Егерская бригада РККА. После принятия Коминтерном решения о финнизации Советской Карелии, Карельская Трудовая Коммуна была преобразована в Автономную Карельскую Советскую Социалистическую Республику (АКССР). В политической перспективе АКССР виделась красным финнам форпостом мировой революции на Севере Европы. Имелось
— И что же стало с этой бригадой?
— Доблестные органы Ге-Пе-У сумели в 1935 году раскрыть так называемый «заговор финского Генштаба», в ходе ликвидации которого были получены неоспоримые улики участия в нем ВСЕХ командиров. Они все были осуждены и расстреляны… в том числе и пятеро наших разведчиков, которые служили в бригаде еще с двадцатых годов, и пожертвовали жизнью, чтобы дать чекистам НУЖНЫЕ показания. А зловещая бригада была расформирована…
— Скажи, Пааво, а где ты служил во время Великой войны? — немного помолчав, задал я нескромный вопрос.
— В прусском егерском батальоне! — ничтоже сумняшеся, с улыбкой отвечал мне Талвела. — При этом я носил чин штаб-ротмистра Отдельного Корпуса Жандармов… Я Империю не предавал! Это она предала меня…
… «Ну, как же не шпион?!» — с досадой подумал я.
… Между тем, синие сумерки призрачно наливались густой чернотой, будто в прозрачный и звонкий от морозца воздух, как в аквариум, медленно добавляли чернил. Все так же шелестел снег под полозьями саней, все так же побрякивала уздечка, все так же мерно шлепали по снегу лошадиные копыта…
Старый художник то пускал своего Сивку мелкой рысцой, то снова, словно задремав, сивый конек переходил на мерный шаг.
— Как ты думаешь, — спросил я своего нового командира. — что сейчас делают красные?
— Думаю, они сейчас стоят на этой же самой дороге, но километрах в восьмидесяти восточнее от нас! — задумчиво произнес Талвела. — Ночным маршам они не обучены, тем более, что 44-ая дивизия переброшена на наш театр военных действий прямо из степного Киевского Военного Округа, и с лесом не знакома. Представляешь, их выгружали из вагонов в том же самом виде, как грузили в Белой Церкви: у них ведь даже телогреек нет! Не говоря уж о тулупах…А один полк вообще одет в какие-то непонятные черные пиджаки. (Видимо, в лагерные бушлаты. Прим. Редактора) Наш человек на станции прибытия внимательно прислушался, о чем они там ругались: так вот, их должны были переодеть в пути. К нашему счастью, красные интенданты видимо, унаследовали все самые худшие черты интендантов старой армии! Так что наш противник идет в бой в брезентовых сапогах… (Точнее, в кирзовых, пошитых из многослойной хлопчатобумажной ткани,
— Тпр-р, Сивка…, — натянув вожжи, почему-то шёпотом сказал Аксель.
— Что там, волк? — встревожился я. Боюсь я волков… И шипящих злых кошек. И серых противных мышей… И еще мохнатых пауков.
— Да вы что! — успокоил меня Микки. — Коли бы это был волк, так лошадка бы захрапела! А она, вон, даже ушами не прядает…Что, дедуля, пописать захотелось?
— Смотри, сейчас сам не обоссысь. — все так же шёпотом, отвечал ему художник. — Впереди, прямо на дороге, стоит танк.
— Какой танк? — удивился Талвела, резко обернувшись к вознице.
— Полагаю, что Kristie-vaunu, [81] — авторитетно резюмировал иллюстратор юмористическо — противотанковой брошюры.
Талвела стремительно, как атакующая кобра, выскочил из саней, выхватил из коричневого кожаного чехла на груди цейссовский бинокль и долго, напряженно всматривался в сизую черноту дороги, которая была только чуть светлее окружающего её черного леса.
— М-да, похоже, это действительно BT — piyat! — промолвил он после нескольких, показавшихся бесконечными, вязких секунд тягостного молчания. — Но какого чорта он здесь делает?! Сейчас разберемся… Юсси, Микки, за мной. Аксель, прикрываешь нас с тыла… Оружие есть?
81
Русский Кристи, то есть танк серии БТ.
Старик молча показал вытащенный из-под облучка топор.
… Сторожко ступая, чтобы под ногой не скрипнул даже сучок (вернее, ступал один я. Пааво и Микки неслышно скользили, будто клочки бесплотного тумана), мы приближались к черному пятну на фоне чернеющего леса, которое мало-помалу начинало принимать, действительно, угловатые характерные очертания… Как Аксель его вообще увидел? Да я бы просто носом в него уткнулся, прежде чем заметил! Одно слово, художник…Глаз наметан.
Рядом с танком краснел трепещущими язычками клочок пламени, от которого в морозном, сухом воздухе слышался резкий запах бензина и доносились негромкие голоса:
— А правда, товарищ лейтенант, что наш комдив ране в авиации служил?
— Слышал я такое… Вроде, он пролетел под линией высоковольтных передач, и его в мотострелки разжаловали… — отвечал охрипший юношеский голос.
— На исправление, вроде? Ну, так, как он командует … и у нас недолго удержится!
— Берем двоих, командира и вон того, молодого! — прошептал Пааво. — Юсси, на месте. Не стрелять ни при каких обстоятельствах! И не сопи ты так, Бога ради… Спокойнее, без фанатизма. Ну, Микки, я работаю.
Аппетитно хрустя снегом по дороге, Пааво обогнул танк и вышел к горящему на стальном листе комельку, вокруг которого настороженно вдруг притихли три фигуры в танкистских комбинезонах.
— Здравствуйте, товарищи танкисты! — радостно и весело поприветствовал их Талвела. — Огоньку не одолжите?!
Не ожидая ответа, он присел на корточки к огоньку, протянув к нему свои ладони, а потом, все также весело и открыто улыбаясь, коротко ударил недоверчиво глянувшего на него парня мгновенно блеснувшим ножом снизу вверх, под подбородок.
Танкист мокро всхлипнул, и из открывшейся, как второй, багровый рот, раны хлынуло что-то черное на старшинские петлицы, выглядывавшие из-под синего комбинезона. Потом приподнявшийся, но так и не успевший до конца разогнуть ноги старшина, схватившись обеими ладонями за рану, молча повалился лицом в костерок. На пламя что-то обильно плеснуло, и огонь сыро зашипел.
Пааво, все так же не убирая с лица свою веселую и добрую улыбку, развернулся всем своим гибким телом и одновременно, не прерывая движения, резко и сильно ударил обушком ножа за ухо потянувшегося к брезентовой кобуре юношу с одиноким рубиновым кубиком на черной бархатной петлице. Парнишка как подкошенный, рухнул навзничь, выбивая в снегу ямку каблуками своих хромовых сапог.