Биография Бога: Все, что человечество успело узнать
Шрифт:
Ни Коперник, ни горстка людей, способных вместить гелиоцентрическую модель, не считали себя религиозными бунтовщиками. Говорят, Лютер отозвался о Копернике как о «глупце», который желает перевернуть в астрономии все вверх ногами. Однако создается впечатление, что его беспокоила ортодоксия научная, а не религиозная. [611] Буквоедом в толковании Библии Лютер не был. Его ученик Филипп Меланхтон (1497—1560) первоначально относился к Копернику враждебно, но математика и астрономия занимали видное место в учебных программах, которые он составил для протестантских университетов. Кальвин не упоминал о Копернике, а в целом придерживался «принципа приспособления». Весть о том, что библейское описание вселенной расходится с последними открытиями ученых мужей, не шокировала его. В Книге Бытия, например, Моисей описывает Солнце и Луну как крупнейшие из небесных тел, но из астрономических изысканий следует, что Сатурн крупнее. «Здесь есть разница. Моисей писал простым языком вещи, которые без объяснения будут понятны обычным людям, имеющим здравый смысл. Астрономы же исследуют с великим трудом то, что может усвоить проницательный ум». [612] Об астрономии Библия не говорит ничего. «Кто хочет изучать астрономию и прочие трудные искусства, должен обращаться в другие места», – подчеркивал Кальвин. Наука «очень полезна», и ей не надо ставить палки в колеса, «хотя некоторые безумцы склонны
Заинтригованные гипотезой Коперника, некоторые ученые попытались развивать его идеи. В своей обсерватории на острове Вен Тихо Браге (1546—1601), датский астроном, математик и королевский астролог, подметил серьезные неточности в астрономических таблицах и открыл новую звезду в созвездии Кассиопеи. Все же он отвергал теорию Коперника и предлагал компромисс с Птолемеев-ской системой: планеты вращаются вокруг Солнца, которое в свою очередь вращается вокруг неподвижной Земли. Английский астроном Уильям Гилберт (1540—1603) высказал догадку, что Земля обладает внутренним магнетизмом, который заставляет ее вращаться вокруг своей оси. В Италии доминиканец Джордано Бруно (1548—1600) покинул свой монашеский орден (1576) и подверг критике несообразности аристотелевской физики. Под влиянием древнего египетского герметизма он пришел к выводу, что непосредственное общение с божественным, которое сокрыто за завесой физической реальности, могут дать эзотерические духовные практики. [614] Именно в этом, считал он, состоит подлинный смысл гелиоцентрической теории, который Коперник, будучи всего лишь математиком, не распознал.
Неужели Земля, которая выглядит столь незыблемой, на самом деле куда-то мчится, а планеты, вопреки очевидности, не движутся вокруг нас? Получалось, что надо верить не глазам своим, а странным теориям чудаковатого математика.
Вполне можно утверждать, что самым одаренным из этой плеяды ученых-первопроходцев был немецкий астроном Иоганн Кеплер (1571—1630), [615] который переписывался с Браге, помогал ему в работе и сменил его на должности королевского астролога. Подобно Копернику, Кеплер был убежден, что ключом к пониманию вселенной является математика и что ученый должен подвергать свои математические теории тщательной эмпирической проверке. В 1609 году он опубликовал сочинение под названием «Новая астрономия». Это была первая попытка обосновать гелиоцентрическую теорию Коперника, а также внести в нее коррективы. Как мы помним, Коперник не мог расстаться с идеей движения планет по кругу. Кеплер десять лет изучал этот вопрос, пытаясь подтвердить круговой характер орбит. Однако точные наблюдения Браге заставили его отказаться от этого представления. Основывая свои расчеты на Евклидовой геометрии, он сформулировал первые природные законы. Это были точные и верифицируемые утверждения о конкретных явлениях, имеющие универсальное применение. [616]
– Первый закон Кеплера : планеты обращаются по эллипсу (а не по кругу), в одном из фокусов которого находится Солнце.
– Второй закон Кеплера : за равные промежутки времени радиус-вектор, соединяющий планету и Солнце, описывает равные площади.
– Третий закон Кеплера : квадраты периодов обращения планет вокруг Солнца относятся как кубы больших полуосей орбит планет. [617]Кеплер также предположил, что планеты приводятся в движение не автоматическим движением сфер, а математическими силами. Распространив гипотезу Гилберта о земном магнетизме на все небесные тела, он высказал теорию: эллиптические орбиты планет созданы движущей силой ( anima motrix ) Солнца, плюс собственным магнетизмом и магнетизмом других планет. Таким образом, вселенная – это саморегулирующаяся машина, в которой действуют те же законы динамики, что и на Земле. [618]
В своих революционных выводах Кеплер опирался не только на математику и эмпирические выкладки, но и на герметические мистические спекуляции того же плана, что и Бруно. Он также считал, что Коперник не понял всего значения теории, на которую наткнулся «как слепой, опираясь в дороге на палку». [619] Однако с помощью теологии он, Кеплер, покажет, что неслучайно вселенная имеет именно такую форму. [620] Геометрия есть язык Божий; подобно Слову, которое было у Бога в начале, она идентична с Богом. [621] Поэтому изучать геометрию – значит познавать Бога, вникать в математические законы, в соответствии с которыми живет природа, общаться с божественным разумом. [622] Считая, что Бог запечатлел свой образ на вселенной, Кеплер всюду усматривал Святую Троицу. Троица есть «форма и архетип» единственных трех неподвижных вещей в мироздании: Солнца, неподвижных звезд и пространства между небесными телами. [623] Планеты следуют своим орбитам под влиянием мистической силы, эманирующей от Солнца, подобно тому как Отец творит через Сына и движет все через Духа. [624] Солнечная система не только напоминала Кеплеру о Троице: по его словам, Троица стимулировала его открытия! Впрочем, не надо думать, что Кеплер был совершенно поглощен религиозным энтузиазмом. Он считал, что богословская истина, которую человек обретает во вселенной, опирается на математику, эмпирические наблюдения и измерения. «Если они дают разный результат, значит, вся предшествующая работа была иллюзией». [625]
В наши дни многие думают, что наука Нового времени всегда конфликтовала с религией. Однако Кеплер, гениальный математик, напоминает нам, что в начале Нового времени наука была неотъемлема от веры. Эти ученые-первопроходцы не имели желания порывать с религией. Более того, они разрабатывали секулярную теологию, написанную мирянами и для мирян, поскольку открытия приводили их к новым мыслям о Боге. В XVI—XVII веках наука, философия и религия были теснейшим образом взаимосвязаны. Кеплер был убежден, что в своих математических изысканиях он, «пыхтя и потея, следует по стопам Творца». [626] Ученым приходилось оставлять все, что, как им казалось, они знали, и сталкиваться с неведомым, – подобно тому, как их современник Иоанн Креста соприкасался с неведомым Богом и говорил ученикам: «Чтобы прийти к знанию, которым вы не обладаете, вы должны идти путем, которого не знаете». [627] Если у мистика и ученого нет отваги шагнуть за безопасные пределы старых идей, он останется в плену отживших представлений.В начале Нового времени наука была неотъемлема от веры. Ученые-первопроходцы разрабатывали секулярную теологию, написанную мирянами и для мирян, поскольку открытия приводили их к новым мыслям о Боге.
В конце XVI века нетерпимость как особенность Нового времени дала о себе знать в Италии, на родине Возрождения. Протестантская Реформация нанесла травму Католической церкви, чему способствовали и печальные для итальянцев события на политической арене: разграбление Рима протестантскими
Именно в этом мрачном политическом климате итальянский астроном Галилео Галилей (1564—1642) объявил, что правоте Коперника есть доказательства. В отличие от Кеплера и Бруно, Галилея не интересовал оккультизм. На вселенную же он смотрел не как на нуминозное отражение божественной тайны, а как на большой механизм, действующий по математическим законам. Наблюдая за качаниями люстры в соборе Пизы, он сделал вывод о ценности маятника для точного измерения времени. Галилей развил теорию гидростатического баланса и доказал математически, что все тела падают с одной высоты в равные интервалы времени. Он также усовершенствовал телескоп, через который в 1609 году наблюдал кратеры на Луне, фазы Венеры и четыре спутника Юпитера. Пятна на Солнце и щербатая поверхность Луны доказывали, что это не совершенные тела, описанные Аристотелем. Стало ясно, что Юпитер – движущаяся планета, окруженная спутниками наподобие нашей Луны. С точки зрения Галилея, все это свидетельствует в пользу гипотезы Коперника. В 1610 году ученый опубликовал «Звездный вестник», в котором говорил о своих открытиях. По всей Европе люди стали изготавливать телескопы и самостоятельно исследовать небеса. Когда Галилей побывал в Риме в следующем году, иезуиты публично подтвердили его открытия. Князь Федерико Чези сделал его членом научной «Академии деи Линчеи».
Что же случилось позже? Почему «дело Галилея» стало считаться символом вечного и непримиримого конфликта науки и религии? Галилей и впрямь пал жертвой, но не религии как таковой, а послетридентской Католической церкви в период, когда она ощущала опасность со всех сторон. Папа Урбан VIII (1568—1644) сделал ужасную ошибку, заткнув рот Галилею, но и Галилей совершал ошибки. В каждом из них проявилась нетерпимость Нового времени, которая приходила на смену более открытому и вольному духу Возрождения с его здоровым скептицизмом.
Галилей олицетворял точность и практицизм новой ментальности. Он считал, что в Книге Природы невозможно понять ни единого слова, не зная языка математики. Ученый должен действовать в определенном порядке: выделить изучаемый феномен (например, качающуюся люстру или падающий предмет); сформулировать проблему в виде математических теорем, аксиом и утверждений; проверить точность математических выводов, насколько они соответствуют изучаемому феномену. Никакой мистики: следует сосредоточиться на поддающихся измерению свойствах объекта (размерах, форме, количестве, весе, движении). Другие свойства – вкус, цвет, текстура, запах, – которые бросаются в глаза профану, не имеют значения, будучи лишь субъективными впечатлениями. [629] Ученые начинали смотреть на мир в ином свете. Изучая предмет, Галилей выносил за скобки его сенсорные качества («белый или красный, горький или сладкий, звучащий или немой, приятного или неприятного запаха») и исследовал абстрактные, математические принципы, лежащие в его основе. [630] Ученый может верить в то, чего не знает по опыту и что неосуществимо в физическом мире, поскольку математические расчеты дают абсолютную уверенность в существовании этого объекта. Галилей уже не довольствовался гипотезами.
Гипотезы – лишь догадки, вещь субъективная, наука же ищет стопроцентной ясности. Убежденный в истинности и эмпирической доказуемости гелиоцентрической модели, Галилей занялся поисками неопровержимых обоснований, почему она «необходима», самоочевидна и подкрепляется наблюдаемыми физическими данными. [631] Если выводы ученого оставляют место сомнениям, это уже не наука. [632]
Разумеется, религиозные вопросы подобным доказательствам не поддаются. До самой смерти Галилей придерживался традиционного разграничения между «мифом» и «логосом», и считал, что его выводы никоим образом не противоречат религии. Механика (изучение движения) ничего не говорит о теологии. Это две совершенно разные дисциплины, с разными сферами компетенции. Другие ученые начала Нового времени прибегали к Богу для объяснения тех или иных теорий, но не Галилей. В своем знаменитом «Письме к Великой герцогине Кристине Лотарингской», в котором излагаются его взгляды на взаимоотношения науки и религии, он подписывается под Августиновым «принципом приспособления». Наука занимается материальным миром, а теология – Богом. Эти две дисциплины нельзя смешивать. Недопустимо, чтобы одна из них вторгалась в другую. Бог создал и Книгу Природы, и Библию, а «две истины не могут противоречить друг другу». [633] Когда ученые судят о духовных вопросах, а люди благочестивые пытаются выискать в Писании непогрешимую информацию о природных тайнах, начинается путаница. [634] Коперник понимал это отлично. Он всегда ограничивался замечаниями о «физических выводах, основанных, прежде всего, на сенсорном опыте и очень точных наблюдениях». [635] Впрочем, в тех случаях, когда решающих доказательств нет, Галилей считал необходимым склониться перед авторитетом Библии: «Я не сомневаюсь, что в вопросах, недостижимых для разума, в которых наука невозможна, но лишь мнение и вера, уместно благочестиво подчиниться буквальному смыслу Писания». [636]
Однако Галилей не понимал, что времена изменились. Ватикан уже не терпел вольностей в теологии и систематически сводил учения Аристотеля и Аквината к жесткому набору утверждений, призванных положить конец туману и дискуссиям. [637] В 1605 году иезуитский кардинал Роберто Беллармин (1542—1621), живое воплощение новых веяний, стал папским богословом. Беллармин считал задачу теологии весьма простой: четко систематизировать доктрины и направить их против врагов Церкви. Казнь Джордано Бруно уже дала понять, что папские чиновники готовы насаждать новую ортодоксию теми же насильственными методами, что и светские монархи. А ведь Галилей был не одинок. Он принадлежал к «семье» прогрессивных католических деятелей, которые поддерживали его коперниканские идеи, но советовали не связываться с ватиканскими властями. [638]