Биография Мигеля Серрано: И будет сказание вечным
Шрифт:
Серрано привлекает Юнга для толкования Гессе вовсе не случайно: после встречи с немецким писателем оставался еще один шаг, чтобы замкнуть круг предначертания — и к концу 1959 года жизнь свела его со знаменитым швейцарским психологом Карлом Густавом Юнгом.
Насколько же сильной должна была быть встреча, если их архетипы будто сплавились в жаре земель восточной Индии, где обоим в том время случилось быть; Юнг сделал тогда то, чего не повторил больше никогда в жизни, а именно — написал предисловие к книге Серрано, которая вот–вот должна была появиться, «Визиты царицы Савской». Об индийском опыте Серрано мы еще расскажем. Юнг,
Опыт дружбы с Гессе и Юнгом оказался в чём–то решающим для Серрано. Он ощущал себя связующим звеном меж двух авторов, столь влиятельных в наше время. И в 1965 году он написал одну из прекраснейших своих книг, получившую наибольшее международное распространение: «Герметический круг — история о двух дружбах». Здесь представлен ряд откровений об обоих фигурах: беседы, документы, случаи из жизни и иные материалы, ранее нигде не появлявшиеся.
Определенно, это была одна из книг, обеспечивших Мигелю Серрано международное признание.
Несуществующий цветок
Переживание экзистенциальных символов вместе с обоими авторами отразилось также в поэзии «Несуществующего цветка», изданной в 1969 году книги, иллюстрированной Хулио Эскамесом, и встретившей восторженный прием писателей Армандо Урибе, Эрнана дель Соляр и Эрнана Диаса Аррьеты (Алоне) и других. Ведомое страстью, чарующее перо Серрано скользит, вычерчивая сакральную географию волшебных пейзажей:
«Я абсолютно верил всему, что говорила Королева; на самом деле, верю и сейчас. Я был убежден, что пойду и отыщу Град, и потому никогда не впадал в отчаяние. Даже когда мне случалось переживать крайние тяготы, блуждая средь пиков и провалов, видение тех темных глаз побуждало меня продолжать устремление в неизвестное.
Я был так околдован, что пересек половину мира в поисках Града. Я открывал потоки и озера, которых никто не видывал ранее, проходил через горы, совершенно никому неизвестные. В высокогорных областях я находил сияющие необычайно яркими красками цветы, и открывал высокие плато, укутанные снегом, похожим на пену. Я купался в ледяных водах озера Науэль–Уапи, где ангелы омывают крылья, и ночью простирался под сенью деревьев, глядя в небеса в надежде на знак, дружественный свет от Господа нашего, который направил бы мои стопы.
Никто, даже Сан Ксавьер не знал, насколько Град близок; временами я почти что верил, что уже вошел в него. Однажды мне встретился одинокий странник из Патагонии, в сопровождении белой собаки. Он не собирался останавливаться, но я окликнул его. Он был испанцем, и я спросил, не желает ли он исповедаться. Он взглянул на меня странно; я понял, что и он отмечен влиянием Королевы. Тогда он сказал: «Не я, но ты нуждаешься в исповеди — не священнику, такому как ты, но совсем другому, о каких мне известно. Ты ищешь чего–то, что не имеет никакого отношения к нашим временам. Исповедайся сам себе, но скажи правду, а правда в том, что ты — анкауинка». Несуществующий цветок, таким образом — архетип бессмертия. Несуществующий, но более реальный, чем все прочие цветы во всех садах мира. В интервью журналу «Ercilla» 23 декабря 1970 года автор размышляет об истоках представления о нём:
«…Цветок происходит от того, что Юнг назвал Самостью и определял как идеальную точку психики, равноудаленную от сознания и бессознательного, — нечто, чего не существует, но что более реально, чем всё существующее. Это мечта, миф, идеал, легенда. Это призраки, сон о вечной любви, ради которого некоторые люди расстаются с жизнью, а в момент смерти — сомневаются. Но запоздалое сомнение уже неспособно отклонить предначертания. Вот что такое Несуществующий цветок».
Он–Она: трагедия вечной любви
Любовь обернулась для Серрано трагедией: такой всеохватной и болезненной, что открыто рассказать о ней он решился только спустя долгие годы, в книге «Воспоминания о нём и обо мне». Его личная трагедия воплотила «архетип вечной любви», подобно историям Ромео и Джульетты, Тристана и Изольды, Ясона и Медеи, Осириса и Исиды…
Серрано завязал дружбу с прекрасной молодой немкой Ирен Клатт — златовласой красавицей с глазами как «хрусталь, озаряющий ночной мрак». Мы не станем пересказывать моменты книги, описывающие ее красоту — только сам Серрано вправе говорить о совершенстве ее золотой божественности.
Несмотря на молодость и здоровую жизнь (она даже была чемпионкой в верховой езде), Ирен страдала от болезней органов дыхания; фактически, Мигель и познакомился с ней в санатории Сан–Хосе де Маипо. Однако развить знакомство получилось только в 1951 году: по рекомендации Нино Коррадини Серрано посещает Ирен в старом квартале Авенида Суэциа, в Провиденсии, ища помощи в переводе некоторых текстов Густава Майринка — во всяком случае, таков был предлог.
Ирен — женщина чрезвычайного ума, образования и проницательности. Она пишет картины и ваяет «работы необычайно странные в их внеземной красоте», как говорит Серрано. Личное обаяние и чудесная привлекательность — писатель безнадежно влюбляется… Или даже более того. Оба оказываются захвачены очередным повторением самой скорбной любви–трагедии.
Он называл ее принцессой Папиной, по имени сестры и возлюбленной императора Моктецумы, который в знаменитом ониксовом зеркале предвидел возвращение богов — за каковое событие впоследствии было принято появление испанских конкистадоров. Серрано, женатый и имевший детей, просто потерялся в этой любовной грезе; здесь он узнаёт образы «его» и «её», магически объединяемые теперь в любовный союз мужественности и женственности.
Автор начал писать «Приглашение в ледяные пустоши» как продолжение «Ни сушей ни морем». Всякий раз, написав очередную главу, он зачитывал ее Ирен во дворике ее дома — книга пропиталась духовной изобильностью любви, но вместе с тем оказалась и незавершённой. К мукам членов семьи и отчаянию Серрано, здоровье Ирен ухудшалось. Затрудненное дыхание и кровавый кашель указывали на туберкулез. Горечь любви и агонии, разрывающих сердце, почти непереносимых, высказаны самим автором — и мы не станем пытаться объяснить драму как–то иначе.
Смерть Ирен в марте 1952 разорвала жизнь Серрано — от этой катастрофы он так и не оправился. Прекрасная история любви завершилась печатью трагедии. «Приглашение в ледяные пустоши» так и осталось незавершенным, но с того момента архетипическая любовь, идея его–ее, будет присутствовать в его книгах самым могущественным выражением эзотерического союза между человеческим и божественным. Только трагедия раскрывает путь к этому знанию, единственно способному воскресить вечную любовь A–mor, что значит «без смерти».