Биография неизвестного
Шрифт:
С гулко бьющимся сердцем и мраморными ладонями, предварительно припудрив покрасневшее лицо, я поднялась со своего кресла и направилась к столу Федора. Казалось, он не видел ничего вокруг, кроме прямоугольника монитора и листов с цифрами и печатями.
– Извини… – набрав в рот побольше воздуха, выдохнула я. – Ты не поможешь мне?..
Несмотря на то, что я чувствовала себя абсолютно уверенно в глазах молодых людей и никогда не испытывала в их обществе стеснения, в ту минуту, когда Федор обратил ко мне свое лицо, а глаза его встретились с моими, у меня задрожали коленки и я готова была упасть навзничь. Глаза у него были темные, как гречишный мед,
– Да, конечно, – сказал он самым родным на свете голосом.
Он прошел следом за мной к моему принудительно прекратившему свою работу компьютеру и опустился в предложенное ему кресло. Я подкатила к столу пустое кресло своего соседа и села рядом с Федором.
Это были едва ли не самые счастливые минуты моей жизни – начало, сладостное и обещающее, кажущееся бесконечным и погружающее в призрачный сон. Самое большое ликование в жизни случается тогда, когда ты рядом с человеком и точно знаешь, что человек этот должен принадлежать тебе, чувствуешь, что все в нем привлекает тебя и дополняет, что голос его – самый сладостный звук на свете, а взгляд вобрал в себя всю полноту мира. Да, именно точно знаешь, и тогда мне казалось, что я знаю. Какое-то десятое чувство подсказывало мне, что это он, что я ждала его и что мой самый первый сон был посвящен ему. Совсем не всякий понравившийся нам человек пробуждает в нас подобные чувства. Я была уверена, и уверенность эта заполняла всю меня, рождая в душе восторг.
Уверенность в будущности была порождена обещанием, которого никто не давал. В своих мечтах, подкрепленных словами Альбины, я не видела его истинного взгляда и лица. Я думала, что рассуждаю здраво, но мысль моя вот уже долгое время была бесплотной. Я не видела и не замечала ничего вокруг, и с того вечера, когда первое встречное слово было произнесено, когда было дано негласное право говорить друг с другом и обращаться друг к другу, я совершенно и полностью по собственной воле погрузилась в океан чувства, который уже не только плескался у моих ног, едва касаясь кожи, а все больше топил меня, и я была этому рада.
Игра, которая еще совсем недавно была для меня лишь увлекательным времяпрепровождением и стимулом, стала смыслом моих дней. Я задерживалась на работе допоздна только ради того, чтобы просто вместе с ним выйти из здания офиса; иной раз я опаздывала на работу, чтобы только встретиться с ним в коридоре. Я стала жить его графиком и его ритмом, я стала жить им, сама того не замечая. Без преувеличения я могу сказать, что то время было лишено меня, – я погрузилась во вневременье, я выпала из общего ритма вселенной, окунувшись в мир страсти.
Да, то была страсть. Любовь – сложная материя, для которой одно лишь влечение – крупица в тонне песка. Он пробуждал во мне все мое начало, которого до него в полной мере не мог пробудить никто. Все, что было до него, представлялось мне ребячеством, все мои прежние переживания и мечты потеряли для меня всякий смысл. Мне казалось, что только теперь мне открылась самая непостижимая тайна мира – любовь.
Я не испытывала страха, я не чувствовала легкости и не была раздавлена грузом внезапно опустившегося на меня чувства – я была полна необъяснимой уверенности в том, что будущее открыто для нас, что в самое ближайшее время судьба моя решится и я навсегда буду связана незримыми, но такими прочными узами с человеком, который, несомненно, был создан для меня.
Что породило в моей душе эту уверенность? Были ли брошены неосторожные взгляды или произнесены неосмотрительные слова? Была ли дана надежда или подкреплена вера в истинность и несомненность правильности этого порожденного воображением выбора?
Нет, не было неосторожных взглядов и неосмотрительных слов, – была только легкость и поверхностность общения, за которыми скрывалась вся глубина пылкого человеческого сердца.
ГЛАВА 14
Неделя, открывшая во мне всю пламенность моего воображения и пробудившая во мне самоотверженность по отношению к одному человеку, породила в моей душе абсолютное отвращение к другому. Глеб, еще несколько дней назад вызывавший во мне только сухое безразличие и легкое раздражение, к концу недели стал мне противен.
Время приближалось к полуночи. Задержавшись на работе дольше обычного (на этот раз причиной был вовсе не Федор, а большое количество работы), я доехала в пустом троллейбусе (если не считать подозрительного вида мужчину, который сидел на самом последнем сиденье) до своей остановки. Выйдя из троллейбуса, я обнаружила, что следом за мной выскочил и мужчина. Сердце мое невольно замерло в груди.
Я мгновенно совершила ошибку – я сразу же углубилась в безмолвный лабиринт московских дворов. Мой дом находился в десяти-пятнадцати минутах ходьбы от остановки, и, чтобы дойти до него, мне нужно было миновать несколько узких улиц, дворов и перекрестков. Быть может, это было лишь мое разыгравшееся воображение, но все же мне показалось, что мужчина последовал за мной.
Была темная осенняя ночь. Дождь едва накрапывал, осыпая пальто маленькими серебряными жемчужинами. Подняв воротник и в замешательстве коснувшись берета, я быстрым шагом двинулась вдоль улицы, предательски громко постукивая каблуками. Несколько раз я обернулась назад. В первый раз я не увидела ничего, кроме пустой улицы, которая была едва освещена редкими фонарями. Во второй раз на стене дома, который стоял напротив поворота на соседнюю улицу, я увидела тень: большая, она постепенно уменьшалась. Я была на улице не одна.
Я ускорила шаг, который скоро стал подобен бегу. На улицах царило безмолвие, ветер замер среди старых фасадов, лишь в кронах деревьев перешептываясь ветвями и на чердаках домов стуча железом. Я во все глаза вглядывалась в ночь, про себя проклиная работу и обещая никогда больше не задерживаться допоздна. Сердце то замирало в моей груди, заставляя дрожать в ознобе, то вновь безудержно билось, бросая меня в жар. Хоть бы кто-нибудь выгуливал собачку или так же, как и я, возвращался с работы! Но улицы были пусты, а окна домов – темны и безмолвны.
Когда я увидела знакомый перекресток, сердце мое радостно подпрыгнуло. В редких окнах моего дома горел свет, однако, в отличие от бесстрастных шапок фонарей, свет этот источал жизнь и тепло.
Я уже дошла до поворота, за которым оставалось только перейти дорогу, чтобы зайти в подъезд, когда яркий свет внезапно загоревшихся автомобильных фар пронзил пространство. Я невольно остановилась, ослепленная и испуганная.
За ближним светом фар, который в темноте переулка казался ослепительным, я не могла разглядеть марки автомобиля. Я видела только, как дверца со стороны водителя открылась и из автомобиля вышел мужчина. Устало и раздраженно вздохнув, я продолжила свой путь к подъезду.