Бироновщина. Два регентства
Шрифт:
Собственно на «птичный» дворъ ни гулявшая въ Лтнемъ саду посторонняя публика, ни жильцы Лтняго дворца вообще не имли доступа. Но для Лилли мадамъ Варлендъ длала изъятіе изъ общаго запрета, такъ какъ двочка съ такимъ неослабнымъ интересомъ относилась къ ея питомцамъ. Чего–чего не узнала отъ нея Лилли! Такъ, напр., что большая клтка оставляется на зиму подъ открытымъ небомъ, но отъ морозовъ и снга покрывается войлочнымъ чехломъ; что всего больше хлопотъ и заботъ y мадамъ Варлендъ съ выучкой одного сраго, съ краснымъ хохолкомъ, красавца–попугая, который, по приказу государыни, выписанъ нарочно изъ Гамбурга и будетъ подаренъ его свтлости, герцогу курляндскому, въ день его рожденія — 13–го ноября; что и русскихъ–то птицъ не такъ легко получать въ желаемомъ количеств: хоть бы вотъ купецъ Иванъ Симоновъ подрядился наловить 50 штукъ соловьевъ по 30 коп. за штуку (легко сказать! этакія деньги!), а къ осени надо, во что бы то ни стало, раздобыть еще сотню; про обыкновенныхъ пичугъ: скворцовъ, зябликовъ, щеглятъ, чижей, — и говорить нечего…
— Да на что вамъ, помилуйте, все еще новыхъ да новыхъ птицъ, когда y васъ ихъ здсь и безъ того хоть отбавляй? — недоумвала Лилли.
— А мало ли ихъ требуется для всхъ чиновъ Двора? — отвчала мадамъ Варлендъ. — Всякому пріятно получить этакую пвунью даромъ. Ну, а потомъ весной въ Благовщенье ея величество любитъ выпускать собственноручно на волю цлыя сотни мелкихъ птахъ, да еще…
— Что еще? — не унималась Лилли, когда та, глубоко вздохнувъ, запнулась.
— Государыня до страсти, знаешь, любитъ стрлять птицъ на–лету… Ну, что же длать? Бдняжки приносятъ свою жизнь, такъ сказать, на алтарь отечества! А не хочешь ли, дитя мое, разъ прогуляться? Вдь ты не видла еще всхъ здшнихъ диковинъ?
Тогдашній Лтній садъ состоялъ изъ трехъ отдльныхъ садовъ: первые два занимали ту самую площадь между Фонтанкой и Царицынымъ Лугомъ, что и ныншній Лтній садъ; третій же, какъ ихъ продолженіе, находился тамъ, гд теперь инженерный замокъ съ его садомъ. Диковины первыхъ двухъ садовъ были слдующія: свинцовыя «фигуры» изъ «Езоповыхъ фабулъ," «большой» гротъ съ органомъ, издававшимъ звуки посредствомъ проведенной въ него изъ пруда воды; «малый» гротъ и «маленькіе гротцы», затейливо убранные разноцвтными раковинами, два пруда: «большой» — съ лебедями, гусями, утками, журавлями и чапурами (цаплями), и «прудъ карпіевъ», гд можно было кормить рыбъ хлбомъ; оранжереи и теплицы; затмъ еще разныя «огибныя» и «крытыя» дорожки, увитыя зеленью бесдки и проч.
Третій садъ былъ предназначенъ не для гулянья, а для хозяйственныхъ цлей: часть его была засажена фруктовыми деревьями и ягодными кустами, а другая раскопана подъ огородныя овощи.
Только–что Лилли съ мадамъ Варлендъ вышли на окружную дорогу, отдлявшую второй садъ отъ третьяго, какъ вдали показались два бгущихъ скорохода, а за ними экипажъ.
— Государыня! — вскрикнула Варлендъ и, схвативъ Лилли за руку, повлекла ее въ ближайшую бесдку.
— Да для чего намъ прятаться? — спросила Лилли. — Я государыню до сихъ поръ вдь даже не имла случая видть…
— Когда ея величество недомогаетъ, то лучше не попадаться ей на глаза. Сегодня она длаетъ хоть опять прогулку въ экипаж — и то слава Богу. Сейчасъ он продутъ… ч–ш–ш–ш!
Об притаились. Вотъ пролетли мимо, какъ втеръ, скороходы; а вотъ послышался, по убитой пескомъ дорог, мягкій шумъ колесъ и дробный лошадиный топотъ. Сквозь ажурный переплетъ бесдки Лилли, сама снаружи невидимая, могла довольно отчетливо разглядть прозжающихъ: въ небольшой коляск, запряженной парой пони тигровой масти, сидли дв дамы, изъ которыхъ одна, боле пожилая, очень полная и высокая, сама правила лошадками.
— Да это же вовсе не государыня! — усомнилась Лилли, когда экипажъ скрылся изъ виду.
— Какъ же нтъ? — возразила Варлендъ. — Та, что правила, и была государыня.
— Не можетъ быть! На ней не было ни золотой короны, ни порфиры…
— Ахъ ты, дитя, дитя! — улыбнулась Варлендъ. — Корона и порфира надваются монархами только при самыхъ большихъ торжествахъ.
— Вотъ какъ? А я–то думала… Но кто была съ нею другая дама? У той лицо не то чтобы важне, но, какъ бы сказать?..
— Спесиве? Да, ужъ такой спесивицы, какъ герцогиня Биронъ, другой y насъ и не найти. Она воображаетъ себя второй царицей: въ дни пріемовъ y себя дома возсдаетъ, какъ на трон, на высокомъ позолоченномъ кресл; платье на ней цною въ сто тысячъ рублей, а брилліантовъ понавшено на цлыхъ два милліона. Каждому визитеру она протягиваетъ не одну руку, а об заразъ, и горе тому, кто поцлуетъ одну только руку!
— Вотъ дура–то!
— Что ты, милая! Разв такія вещи говорятся вслухъ?
— А про себя думать можно? — засмялась Лилли. — Вы, мадамъ Варлендъ, ее, видно, не очень–то любите?
— Кто ее любитъ!
— А государыня?
— Государыня держитъ ее около себя больше изъ–за самого герцога. Въ экипаж она садитъ ее, конечно, рядомъ съ собой, но въ комнатахъ герцогиня въ присутствіи государыни точно такъ же, какъ и вс другіе, не сметъ садиться. Изъ статсъ–дамъ одной только старушк графин Чернышевой ея величество длаетъ иногда послабленіе. «Ты, матушка, я вижу, устала стоять?» говорить она ей. «Такъ упрись о столъ; пускай кто–нибудь тебя заслонить вмсто ширмы, чтобы я тебя не видла.»
— А изъ другихъ дамъ, кто всего ближе къ государын?
— Да, пожалуй, камерфрау Юшкова.
— Какая же она дама! Вдь она, кажется, изъ совсмъ простыхъ и была прежде чуть ли не судомойкой?
— Происхожденіе ея, моя милая, надо теперь забыть: Анна Федоровна выдана замужъ за подполковника; значитъ, она подполковница.
— Однако она до сихъ поръ еще обрзаетъ ногти на ногахъ y государыни, да и y всего семейства герцога?
— Господи! Кто теб разболталъ объ этомъ?
— Узнала я это отъ одной камермедхенъ.
— Отъ которой?
— Позвольте ужъ умолчать. За мою болтовню съ прислугой мн и то довольно уже досталось.
— Отъ принцессы?
— Ай, нтъ. Принцесса не скажетъ никому ни одного жесткаго слова. Ей точно лнь даже сердиться. Нотацію прочла мн баронесса Юліана: «Съ прислугой надо быть привтливой, но такъ, чтобы она это цнила, какъ особую милость. Никакой фамильярности, чтобъ не вызвать ее на такое же фамильярничанье, которое обращается въ нахальство»…