Битва на дне
Шрифт:
– Зачем ты, Ульф, такую хорошую девушку обидел? – неодобрительно покачал головой еще один из участников этого импровизированного совещания, дождавшись, когда за Берестецкой захлопнется дверь. – Будто не знаешь, что она родом из России… Поделикатнее как-нибудь не мог?
– На правду не обижаются! – глуховато буркнул непреклонный Ульф. Но в голосе шведа прозвучала нотка смущения. Действительно, перестарался…
Нет! Автоматическая регистрационная аппаратура, любовно собранная и отлаженная Валентиной, ясно показывала: экипаж катера больше на связь выйти не пытался.
Что-то насторожило ее. Словно бы в подсознании звякнул тревожный звоночек. Повинуясь этому непонятному, но властному импульсу, Берестецкая решила сама вызвать катер. Она быстро и сноровисто настроилась на несущую частоту, положила пальцы на верньеры тонкой регулировки…
Ни-че-го! Точнее, очень даже «чего»: резкий сухой треск в наушниках. Странно… А если попробовать пройти весь частотный диапазон? То же самое. Глаза женщины изумленно расширились: но ведь такого просто не может быть!
Берестецкая недаром слыла блестящим связистом и радиотехником: ее природные способности были перемножены на отличное образование, полученное в ту пору, когда его еще можно было получить в России. К тому же Валентина накопила громадный опыт практической работы. И вот – она в тупике! Ей совершенно непонятно то, что происходит в эфире.
Это не атмосферные помехи – здесь она уверена. В середине августа и в этих широтах таких помех просто не наблюдается: им неоткуда взяться. К тому же амплитуды помех на порядок, по крайней мере, превышают те, какие бывают даже во время прохождения мощных грозовых фронтов. А главное – естественные помехи никогда не в состоянии плотно закрыть весь диапазон КВ и УКВ частот.
«А ведь это похоже на глушение, – вдруг догадалась Валентина, – как же мне, дурехе, сразу в голову не пришло? Да-да, именно широкополосное направленное глушение. Но это же дичь полная, кому нужно нас глушить?»
Женщина ощутила противный сосущий холод под ложечкой. Когда она более внимательно просмотрела ленту записи рекордера регистрирующей аппаратуры, это ощущение усилилось.
Запись неопровержимо свидетельствовала: кто-то в радиусе пятидесяти километров за последние четыре часа трижды использовал залповые волновые пакеты, с которыми ранее Берестецкой приходилось встречаться лишь в теории.
Это сделать не столь уж сложно, правда, при наличии специальных приспособлений, доступных лишь немногим. В магазине таких не купишь и своими руками из радиохлама не смастеришь.
Сравнительно небольшой массив информации сжимается приблизительно так же, как компьютерные файлы при архивации. После чего «выстреливается» одним секундным радиоимпульсом большой мощности на строго фиксированной частоте. Это и называется «волновой пакет». Импульс доходит до геостационарного спутника связи, отражается, а здесь его ожидает приемник, заранее настроенный на ту же частоту. Затем пакет разархивируется, информация становится готовой к употреблению.
Установить сам факт подобной передачи сравнительно легко, а вот запеленговать передатчик невозможно – попросту не хватает времени. Перехватить волновой пакет безумно сложно – частота фиксируется очень строго, – но, в принципе, возможно, если эту частоту каким-то образом узнать. Однако не имеет смысла: разархивировать пакет может лишь тот, кому он предназначен.
Что получается в результате? Правильно: голубая мечта шпиона получается. Тем более что передатчик можно сделать весьма компактным, а то и просто разовым: выстрелил он свой импульс, и… ищите его на дне Гренландского моря.
Существует, правда, предельный объем информации, который может быть подвергнут такому сжатию и всем последующим процедурам. Не слишком большой. Текст «Войны и мира» этим способом не передашь. Но вот что-то вроде сообщения на пейджер – за милую душу.
…Сама не зная почему, Валюша Берестецкая твердо решила никому на станции покамест о том, что она обнаружила на записи рекордера, не говорить. А вот кое-кому другому такая информация может очень пригодиться!
14
Как только русское гидрографическое судно скрылось за прояснившимся горизонтом, Олаф Хендриксон попытался связаться по рации с базой. Ему хотелось успокоить друзей на берегу: ровным счетом ничего страшного не произошло. Скорее всего, действительно – мирные ученые, исследующие акваторию Гренландского моря. Ни расспросов назойливых не было, ни тем более угроз. На него лично русский моряк произвел самое приятное впечатление. Второй, его спутник, правда, каким-то угрюмым показался, не сказал ни словечка, стоял набычившись… Хотя, может быть, у него зубы болели? Или качку плохо переносит… В любом случае за добрые слова и две бутылки водки русским – спасибо! Не так уж страшен черт, как его малюют, нельзя, право, всех без разбора в дурных намерениях подозревать.
Ничего, однако, из затеи Хендриксона не получилось: только треск стоял в наушниках такой, словно горсть патронов в печку бросили.
Ни квалификацией, ни опытом Валентины Берестецкой норвежец не обладал, а потому ничего дурного не заподозрил. Списал все это радиобезобразие на атмосферные помехи – на то оно и Заполярье, – беззлобно выругался и попытки свои оставил. К чему упираться? До указанной Стеценко точки осталось не более получаса хода, на месте покрутиться с часок, посмотреть своими глазами что к чему, взять пробы воды и можно возвращаться на базу. Там и без радио все расскажем!
С палубы катерка вдруг послышались встревоженные крики. Олаф отложил рацию в сторону и выскочил из тесноватой каюты наружу. Что еще случилось?!
Совсем рядом, не далее как в фарлонге, из волн Гренландского моря всплывало длинное сигарообразное тело, чем-то похожее на гигантскую акулу.
«Не много ли неожиданных встреч?! – лихорадочно подумал Хендриксон, чувствуя в груди противную холодную тяжесть. – Сначала русские, а теперь, похоже, наши союзнички, не к ночи будь помянуты! Только их мирным судном уж ни при какой погоде не назовешь. И чему, интересно, обязаны? Ох, не к добру все это… Во что же мы ввязались?!»