Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
Остановка Митридата в голубом дворце Эзебии Мазаки была недолгой: на следующий день он повел свою стотысячную армию в направлении лагеря Суллы. О дорогах думать там, к счастью, большой надобности не возникало. Местность была ровной, с редкими холмами и торчащими, как башни, туфовыми останцами. Митридат был доволен быстротой передвижения: сто шестьдесят стадиев за день (он бы не поверил, что римская армия, следуя тем же маршрутом, без труда покрыла
Но Сулла и не думал двигать войска. Он стоял лагерем посреди широкой плоской равнины и занимался строительством укреплений, хотя лес для этого приходилось добывать в горах. Поэтому, когда враг оказался в пределах видимости, взору Митридата предстало квадратное сооружение площадью в два квадратных стадия, окруженное мощными валами с трехметровым частоколом из заостренных бревен и тремя рвами, полными воды, через которые, как доложили лазутчики, были перекинуты четыре моста, ведущие к четырем воротам в центре каждой стены.
Впервые в жизни Митридату довелось увидеть римский военный лагерь. Он открыл было рот от изумления, но увидел множество устремленных на него глаз. «Взять этот лагерь можно, – решил он, – но очень дорогой ценой». Он остановил армию и поехал взглянуть на укрепления с более близкого расстояния. Вскоре вслед за ним прискакал гонец:
– Мой господин, к тебе парламентер от римлян.
– Чего они хотят? – спросил Митридат, хмуро осматривая высокие стены, частокол и часто расставленные на стенах смотровые башни.
– Проконсул Луций Корнелий Сулла предлагает переговоры.
– Я согласен. Где и когда?
– На мосту, ведущем к центральным воротам лагеря, что по правую руку, великий царь. Только он и ты, говорит парламентер.
– Когда?
– Сейчас, о светлейший!
Царь пришпорил лошадь и повернул направо, горя желанием увидеть этого Луция Корнелия Суллу. Никто до сих пор еще не жаловался на коварство римлян, так что вероятность быть убитым тайно пущенной стрелой его не пугала. Достигнув моста, Митридат спешился, но тут же снова вскочил на лошадь, раздраженный собственной оплошностью. Нельзя допустить повторения того, что произошло при встрече с Гаем Марием: чтобы римлянин глядел на него сверху вниз! Лошадь, испуганная одним видом глубокого рва, заартачилась. С минуту царь боролся с перепуганным животным – и в результате, чтобы не уронить достоинства еще более, вынужден был все-таки спешиться. Пеший, совсем один, он прошел до середины моста, где ряды кольев ощерились на него со стороны крепости, как жуткая пасть.
Ворота открылись, из них вышел человек и направился к нему. Царь был приятно удивлен, увидев римлянина совсем небольшого, по сравнению с его собственным, роста. На том была простая стальная кираса, двойная юбка из кожаных полос и пурпурная туника, а за плечами развевался пурпурный плащ. Огненно-золотые волосы непокрытой головы сияли на солнце, чуть взъерошенные ветром. Царь не мог отвести взгляда от этого сияния: такого цвета волос он не встречал даже у кельтских галатов. Равно как и такой белоснежной кожи: ни кровинки,
Сулла приблизился достаточно, чтобы Митридат мог разглядеть его лицо, а затем и глаза. Царь вздрогнул: Аполлон! Аполлон в римском одеянии! Выражение его лица было столь непреклонно, столь божественно, столь величественно… Бог! Человек-бог в расцвете жизни, полный сил. Римлянин. Римлянин!
Сулла вышел на переговоры, совершенно уверенный в своих силах: он слышал подробный рассказ о Митридате от Гая Мария и имел представление о нем. Ему не пришло в голову, что он сможет сразить царя одной своей внешностью. Для него случившееся так и осталось непонятным. Но причина не имела значения. Это произошло – и он решил использовать неожиданное преимущество.
– Что ты делаешь теперь в Каппадокии, царь Митридат? – спросил Сулла.
– Каппадокия принадлежит мне, – проговорил царь не тем рокочущим голосом, который был знаком его подданным, а слабым и тонким голоском, за который он сам себя возненавидел.
– Каппадокия принадлежит каппадокийцам.
– Каппадокийцы и понтийцы – один народ!
– Этого не может быть, потому что царская династия Каппадокии насчитывает столько же веков, сколько и понтийская.
– Их цари всегда были иноземцами, а не каппадокийцами.
– Каким же это образом?
– Они из династии Селевкидов, из Сирии.
Сулла пожал плечами:
– Странно в таком случае, что каппадокийский царь, который находится со мной в лагере, нисколько не похож на сирийца. Не похож он и на тебя! Его происхождение не связано с Сирией и Селевкидами. Царь Ариобарзан – каппадокиец и избран каппадокийским народом вместо твоего сына Ариарата Эзеба.
Митридат был потрясен: Гордий никогда не доносил ему, что Марию известно, кто приходится отцом Ариарату Эзебу. Слова Суллы показались ему невероятными, провидческими – еще одно доказательство божественности римлянина!
– Царь Ариарат Эзеб погиб во время вторжения армян, – проговорил Митридат все тем же жалким голосом. – Теперь в Каппадокии властвует царь-каппадокиец. Его зовут Гордий, и я обеспечу незыблемость его власти.
– Гордий – твой ставленник. Да и кем еще быть человеку, чья дочь замужем за царем Понта, – отрубил Сулла. – Гордий никогда не был законно избранным царем. Его избрал ты, договорившись с Тиграном. Единственный законный царь – Ариобарзан.
(И еще одно провидение!.. Кто он, этот Луций Корнелий Сулла, если не сам Аполлон?)
– Ариобарзан – самозванец!
– Сенат и народ Рима думают иначе, – твердо сказал Сулла, подавляя царя взглядом. – Я здесь исполняю их волю, чтобы восстановить власть законного царя и освободить Каппадокию от владычества Понта и Армении.
– Римлян эти дела не касаются! – выкрикнул царь, собрав всю свою смелость.
– Все, что происходит на свете, касается Рима, – уверенно проговорил Сулла и заключил: – Возвращайся домой, в Понт, царь Митридат.
– Каппадокия для меня такой же дом, как и Понт!