Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
– Да охранит тебя великий светоносный Змей и да направит твои шаги, Марк Ливий. Это все, что я могу тебе сказать.
– Квинт Поппедий, время пришло, – продолжал Друз, вперившись невидящим взглядом в своего собеседника и всем видом выражая веру в себя и свои слова. – Я не могу допустить войны между Римом и Италией, а именно ее, как я подозреваю, готовят твои друзья. Война обернется для вас поражением. И для Рима тоже – хотя, думаю, он и одержит в ней победу. Рим ведь никогда не проигрывал войн. Отдельные сражения – да. Но не войну в целом. Возможно даже, что поначалу Италия в этой войне будет действовать гораздо успешнее, чем подозревает сейчас кто-либо в Риме (не считая меня).
При последних словах рука Друза потянулась через стол и сжала запястье Силона. Тот в ответ поднял на хозяина дома взгляд, лишенный и тени неискренности или сомнения, и кивнул:
– Дорогой Марк Ливий, ты можешь полностью рассчитывать на мою поддержку. Действуй! То, что я считаю твои благие намерения невыполнимыми, в счет не идет. Если кто-либо из людей твоего масштаба не попытается осуществить это, то как мы еще сможем узнать, насколько велика в Риме оппозиция нашей цели – предоставлению Италии всеобщего избирательного права? Задним числом я согласен с тобою: мешать переписи населения было глупостью. Вряд ли следовало надеяться, что такой шаг окажется действенным и что он вообще мог быть осуществим. Это скорее был способ показать Сенату и римскому народу силу чувств, переполняющих нас, италиков. Как бы то ни было, это отбросило нас – и тебя в том числе – назад. Так что поступай, как решил. Любую поддержку, на которую только способны италики, они тебе окажут. В этом я тебе торжественно клянусь.
– Я бы скорее предпочел, чтобы все население Италии стало моим клиентом, – грустно усмехнулся Друз. – Если после того, как я дам всем италикам право голоса, они будут считать себя в долгу передо мной, то мне удастся заставить их голосовать так, как того хочу я. Тогда мне без труда удавалось бы навязывать Риму свою волю.
– Разумеется, Марк Ливий, – поддержал Силон. – Тогда вся Италия была бы перед тобой в долгу.
– Теоретически – да, – проговорил Друз, стараясь подавить довольную улыбку. – На практике же это труднодостижимо.
– Нет, легко! – воскликнул его собеседник. – Необходимо лишь, чтобы я, Гай Папий Мутил и другие вожди Италии взяли с каждого жителя клятву в том, что, сумей ты добиться для них всеобщего избирательного права, они до самой смерти были бы твоими, что бы ни случилось.
– Клятву? – разинув рот, переспросил Друз. – Но согласятся ли они дать ее?
– Согласятся – при условии, что она не будет распространяться ни на их потомство, ни на твоих потомков, – заверил Силон.
– Потомков в это дело вмешивать незачем, – медленно проговорил Друз. – Мне необходимы лишь время и массовая поддержка. После меня ничего больше делать не потребуется.
Держать в подчинении всю Италию! Мечтой любого римского аристократа искони было иметь столько клиентов, чтобы он мог сформировать из них целое войско приверженцев. Если бы вся Италия присягнула ему на верность, для него не было бы ничего невозможного.
– Они присягнут тебе, Марк Ливий. И ты вправе надеяться на то, что все жители Италии станут твоими клиентами. Ибо всеобщее избирательное право лишь начало… – Речь Силона прервал дребезжащий смешок. – Это будет настоящий триумф: стать Первым Человеком в Риме благодаря тем, кто пока не имеет ни малейшего влияния на римскую политику! А теперь расскажи подробнее,
Но Друз никак не мог собраться с мыслями. Подоплека всего сказанного была слишком масштабна, отчего голова его шла кругом. Подумать только: вся Италия под его началом!
«Как же этого добиться, как?» – продолжал мучиться вопросом Друз и в последующие дни. Из влиятельных членов Сената он мог заручиться поддержкой лишь Гая Мария – а этого было недостаточно. Нужно было привлечь на свою сторону Красса Оратора, Сцеволу, Антония Оратора и принцепса Сената Скавра. С приближением срока выборов народных трибунов Друз все больше впадал в отчаяние. Он продолжал выжидать удобного момента, а момент этот грозил, похоже, никогда не наступить. Его намерение баллотироваться в народные трибуны оставалось тайной, известной лишь Силону и Марию, в то время как влиятельная дичь, за которой он охотился, упорно ускользала из его рук.
Пока в один прекрасный день он наконец не столкнулся со всеми ними одновременно. Скавр, Красс, Сцевола, Антоний и великий понтифик Агенобарб стояли кучкой возле колодца комиций и беседовали о потере, постигшей их со ссылкой Публия Рутилия Руфа.
– Марк Ливий, присоединяйся к нам, – подозвал Друза принцепс Сената Скавр, освобождая для него место в кружке. – Мы тут как раз рассуждали о том, как лучше вырвать судопроизводство из рук сословия всадников. Приговор, вынесенный Публию Рутилию, был настоящим преступлением. Сословие всадников тем самым лишило себя права руководить хотя бы одним из римских судов!
– Согласен, – поддержал Друз. – Однако в действительности им нужен был не Публий Рутилий, а вот кто, – и он бросил взгляд на Сцеволу.
– В таком случае что им помешало осудить меня? – возразил подавленный всем происшедшим Сцевола.
– У тебя слишком много сторонников, Квинт Муций…
– И одним Публием Рутилием дело не кончится! – гневно подхватил Скавр. – Позор! Говорю вам: мы не можем оставить Руфа на их произвол! Он принадлежал только самому себе, а это в наше время редкость.
Друз произнес, стараясь тщательнее выбирать выражения:
– Вряд ли когда-либо нам удастся полностью вырвать суды из рук всадников. Раз уж консул Цепион не смог ничего поделать, не знаю, каким образом какой-либо другой законодатель сможет вернуть судопроизводство Сенату. За тридцать лет всадники научились руководить судами. Им нравится та власть над Сенатом, которую дает такое положение вещей. И не только это: они чувствуют себя неприкосновенными. Закон Гая Гракха не уточняет ответственности за мздоимство для суда присяжных, составленного из всадников. Всадники утверждают, что, согласно закону Семпрония, они не подлежат преследованию, если во время исполнения судейских обязанностей берут взятки…
– Марк Ливий! – с тревогой перебил его Красс Оратор. – Ты достойнейший среди достигших возраста, в котором можно быть выбранным в преторы! Если уж ты говоришь такие вещи, то что же остается делать Сенату?
– Я не сказал, что Сенат должен оставить всякую надежду, – заметил тот. – Я лишь сказал, что всадники по своей воле судопроизводство из рук не выпустят. Но что, если нам поставить их в такое положение, при котором у них не будет иного выбора, кроме как поделиться своей властью в судах с Сенатом? Плутократам еще не удалось прибрать к рукам весь Рим, и они прекрасно сознают это. Так почему бы не вставить клин в еще не заделанный ими зазор? А именно – чьими-нибудь устами предложить принятие закона, по которому состав главных судов делился бы пополам между Сенатом и всадниками…