Бизерта
Шрифт:
Командующий выделил Машукову сто тысяч рублей – все, что было в наличии во флотском казначействе на то время, и отдал свою дачу «Голландия», примыкающую к зданию Морского корпуса в цветущем саду, в его распоряжение:
– Для Морского корпуса мне ничего не жаль, ему я готов отдать все: вот вам деньги, орудуйте, и желаю вам успеха!
Но инициатива, как известно, наказуема. И начальник Морского управления Добровольческой армии вице-адмирал Герасимов* в тот же день назначил Машукова исполняющим обязанности директора Морского корпуса в Севастополе. При этом старший лейтенант был оставлен в должности командира вспомогательного крейсера «Цесаревич Георгий».
Однако требовалось согласие генерала Деникина, Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России, на легальное существование корпуса. И в июле 1919 года Машуков подал еще один рапорт с обоснованием предложения вновь открыть Севастопольский Морской корпус, но теперь уже на имя правителя Юга России.
На приеме у него Машуков, по совету контр-адмирала Саблина, показал главкому великолепную фотографию Морского корпуса в Севастополе: высокий, длинный, с белыми колоннами и астрономическим куполом со шпилем дворец на высокой горе, сходящей сотнями ступеней прямо к берегу моря. Генерал был восхищен прекрасной архитектурой здания.
– Много вам нужно денег на достройку и прием воспитанников? – спросил главнокомандующий.
– Семнадцать миллионов, ваше превосходительство, – ответил Машуков.
– Я вам верю. Давайте бумагу. Я вам дам, – сказал Деникин, подписывая рапорт и смету на достройку здания.
И уже 15 августа начальник Морского управления в Таганроге вице-адмирал Герасимов получил все необходимые официальные документы и кредиты.
В короткий срок было достроено огромное здание Морского корпуса. Деятельный Машуков срочно посетил Таганрог, Одессу и Новороссийск, доставая обмундирование и необходимое оборудование. Из Одессы было получено постельное и носильное белье. Союз земств и городов предоставил столовую посуду и кухонную утварь. Из частных пожертвований учреждений и севастопольских жителей удалось составить библиотеку в 3500 томов. Наконец, английская база в Новороссийске дала солдатское обмундирование и небольшое количество голландок и матросских брюк. Каждая мелочь – тетради, карандаши, чернила – требовала поисков и переписки, ибо Крым был полностью разграблен и пуст.
В корпусе в тот период отсутствовало электрическое освещение, не было и банных помещений. Энергичный директор, получив предварительное разрешение начальства, пришвартовал к корпусной пристани крейсер «Память Меркурия», у которого англичане взорвали золотниковые коробки ходовых паровых машин. Корабль стал прекрасной учебной базой для практических занятий воспитанников корпуса и несения ими на нем регулярных учебных вахт. Мощные же электроустановки крейсера стали снабжать электроэнергией все учебные и жилые помещения морского учебного заведения. Корабельные душевые и помывочные помещения крейсера также находились в полном распоряжении корпуса, и «банный вопрос» перестал беспокоить его командование.
6 сентября 1919 года в газетах Южного края России объявили о приеме юношей в Морской корпус на 260 вакансий без различия сословий. Воспитанников от 16 до 18 лет со средним образованием – в гардемарины* и 130 человек от 12 до 14 лет, окончивших 3 класса гимназии или реального училища, – в младшую, кадетскую роту.
Машуков просил назначить директором корпуса одного из адмиралов, но вместо этого получил производство в капитаны 2-го ранга за все свои труды и остался его директором.
По поводу поступления сына в Севастопольский Морской корпус Степан Петрович встретился с Машуковым. Тот заверил капитана 1-го ранга в том, что преподавание в корпусе будет на самом высоком уровне, так как не составило особого труда сформировать в короткий срок прекрасный преподавательский коллектив. Ведь в 1919 году в Крыму скопились тысячи беженцев из многих городов России, где установилась советская власть. Среди них находились известные ученые, педагоги высших учебных заведений, знаменитые профессора и даже академики. А дух его воспитанников, заверил Машуков, будет соответствовать духу воспитанников бывшего Морского корпуса в Петербурге. Его же сын может быть принят в корпус без вступительных экзаменов, так как не только он, но и многие преподаватели и воспитатели корпуса приветствуют создание флотских династий.
Так решилось будущее Павла, сына Степана Петровича.
17 октября 1919 года в присутствии чинов Черноморского флота состоялось торжественное открытие Севастопольского Морского корпуса. Занявший место протопресвитера военного и морского духовенства епископ Вениамин (Федченков) отслужил молебен во временной церкви корпуса. Во время же торжественного обеда офицеры и воспитанники устроили овации капитану 2-го ранга Машукову и долго его качали.
А Ольга Павловна, присутствовавшая на церемонии открытия вместе со Степаном Петровичем и многочисленными родителями воспитанников, утирала платочком слезы радости за их сына, кадета Севастопольского Морского корпуса.
Неожиданно по личному выбору генерала Деникина директором корпуса был назначен контр-адмирал Ворожейкин, в 1916 году бывший директором Петроградского Морского корпуса. Это удивило и, надо признаться, разочаровало офицеров. Машуков отошел от дел учебного заведения и был назначен командиром крейсера «Алмаз».
Но уже в конце декабря 1919 года командующий флотом, ввиду тревожного положения на фронте, решил распустить корпус, распределить гардемарин по кораблям, а кадетов и вовсе уволить. Однако адмирал Ворожейкин протестовал против этого намерения, и вскоре командующий флотом получил из Екатеринодара* телеграмму от начальника Военно-морского управления генерал-лейтенанта Лукомского следующего содержания:
« Ваше решение распустить Корпус означает погубить с таким трудом созданное дело, лишить Флот будущих офицеров, город лишить надежной части, мальчиков же кадетов выбросить на улицу. Главнокомандующий приказал Корпус не распускать».
Морской корпус был спасен.
Когда же Павел в воскресенье пришел домой в свое первое увольнение, то с озорным блеском в глазах представился:
– Господин капитан первого ранга, кадет Чуркин прибыл в очередное увольнение!
Степан Петрович чуть не лишился дара речи при виде своего сына: защитного цвета френч пехотинцев английской армии без погон, свисающий почти до колен, рукава которого скрывали пальцы рук. Такого же цвета брюки, на ногах – тяжелые армейские ботинки и обмотки, на голове – зеленая фуражка с русской кокардой и огромным козырьком, провалившаяся до ушей. И никаких-либо знаков и эмблем принадлежности к военно-морским силам России. Он вспомнил обмундирование гардемарин в бытность его обучения в Морском корпусе, и к горлу подступил комок.
«Господи, что стало с Россией? – промелькнуло у него в голове. – Но ведь сейчас идет война с большевиками не на жизнь, а на смерть… – урезонил его переживания внутренний голос. – Вот возродится Отечество, и все станет на свои места», – утешил он себя.
А Ольга Павловна метнулась к сыну и прижала его к себе:
– Здравствуй, сынок, дорогой ты мой!
Павел же подмигнул Ксюше, во все глаза смотревшей на брата: «Вот, мол, каков я!»
Освободившись из объятий матери, он уже по-деловому попросил отца: