Бизерта
Шрифт:
– Папа, ты сможешь достать для меня бескозырку? Нам разрешают носить ее во время увольнений и в отпуске. Думаю, что для тебя как командира эскадренного миноносца это не будет большой проблемой? – хитровато улыбнулся он.
– Ты прав, Паша, – будет у тебя бескозырка.
– Вот здорово! – воскликнул тот, а Ольга Павловна вздрогнула – это же было любимым восклицанием ее супруга. «Правильно говорят, что яблоко от яблони далеко не падает!» – с замиранием сердца подумала она, признательно глянув на Степана Петровича.
Однако уже весной 1920 года Павел поразил родителей своим внешним
Перед ними стоял стройный подросток в черном мундире с двумя рядами латунных, начищенных до блеска пуговиц, с золотистыми петлицами и трехцветным добровольческим шевроном («галочкой») на левом рукаве. Черные брюки, ботинки и бескозырка с кокардой и золотистой надписью «Морской корпус».
– Вот это совсем другое дело! – удовлетворенно воскликнул Степан Петрович. – Сразу виден воспитанник Морского корпуса! Не поведаешь ли мне, Павлик, каким же это образом произошло превращение гадкого утенка в прекрасного лебедя?!
– Да очень просто, папа! – сверкнул счастливыми глазами Павел и пояснил: – Однажды группа гардемарин, находясь в увольнении и гуляя в Инкерманской долине, встретила главнокомандующего генерал-лейтенанта Врангеля со свитой, которому незадолго перед этим Деникин передал обязанности командования армией Юга России. Тот, поздоровавшись с ними, спросил, из какой они части. Получив ответ, генерал чрезвычайно удивился, узнав, что эти одетые во все зеленое молодые солдаты являются гардемаринами Севастопольского Морского корпуса.
И уже через несколько дней Врангель посетил корпус. Он прошелся вдоль строя воспитанников, останавливаясь перед Георгиевскими кавалерами, бывшими воспитанниками упраздненного в 1917 году Севастопольского Морского корпуса, которые участвовали в операции под Тендрой, спрашивая каждого гардемарина, за что тот получил эту высокую награду.
В своем обращении к воспитанникам генерал сказал, что не привык видеть будущих флотских офицеров в столь необычной форме и что он немедленно прикажет сшить для них настоящую форменную морскую одежду. И действительно, вскоре в Морской корпус доставили отличное сукно, и каптенармусы сняли с каждого воспитанника индивидуальные мерки для пошива полного комплекта настоящего морского обмундирования.
– И как же мы были этому рады, папа! – восторженно воскликнул Павел.
– Представляю, сынок! Очень даже хорошо представляю! – растроганно ответил тот, обнимая кадета.
Ранним утром 30 октября Степан Петрович вместе с Ольгой Павловной и Ксенией стояли у борта «Гневного» и смотрели в сторону города, который нельзя было узнать. Улицы были запружены народом: все стремились к пристани на погрузку. Это были люди, не желавшие остаться под властью большевиков: чиновники, преподаватели и учителя учебных заведений, студенты, юристы, доктора, священники… Их лица были строги и сосредоточены – они покидали свою Родину. Большинство магазинов были закрыты, а двери покинутых домов распахнуты настежь. Город пустел, но паники не было.
Много беженцев было и на дорогах, ведущих к Севастополю. Так, группа воспитанников Морского корпуса, бывших в отпуске, пришла пешком из Симферополя.
Эвакуация госпиталей была особенно тяжелой задачей. Транспорт «Ялта», предназначенный для раненых, был перегружен, но их оставалось еще много.
Генерал Шатилов пришел к главнокомандующему с рапортом: «Англичане обещали взять
Врангель нетерпеливо его прервал: «Раненые должны быть вывезены все, и они будут вывезены… и пока они не будут вывезены, я не покину Севастополя».
Помосты у пристани дрожали под тяжелыми шагами грузившихся полков. Казаки, эти бесстрашные рубаки, со слезами на глазах расставались со своими лошадьми – верными боевыми товарищами…
Ольга Павловна с тревогой посмотрела на дочь:
– Тебе не страшно, Ксюша?
– Что ты, мама! – укоризненно посмотрела та на нее: – Ведь с нами же папа!
Ольга Павловна с благодарностью и нежностью глянула на супруга.
Она хорошо помнила, как еще в Порт-Артуре радовалась за свою подругу Марию, сестру милосердия лазарета на госпитальном судне «Монголия», когда та начала встречаться с Андреем Петровичем, старшим братом Степана. А девчонки откровенно завидовали ей, так как главный врач разрешил Марии отлучаться с судна с Андреем Петровичем, капитаном 2-го ранга и командиром миноносца «Бесстрашный», в любое время дня и ночи. И как забилось ее сердце, когда на заснеженном перроне железнодорожного вокзала Владивостока при возвращении медицинского персонала лазарета из японского плена после падения Порт-Артура она встретилась взглядом со Степаном, сопровождавшим старшего брата, который встречал Марию. А когда тот улыбнулся ей в ответ, сердце радостно екнуло: «Неужели?..» И как права была Мария, когда уже позже, после их венчания с Андреем Петровичем, как-то шепнула Ольге, что она, мол, будет за Степой как за каменной стеной, так же, как и она, Мария, за своим Андрюшей.
И Ольга Павловна, обняв Ксюшу, прижалась головой к плечу Степана Петровича. Она еще раз благодарила судьбу за встречу со столь дорогим для нее человеком, отцом ее детей.
Еще вчера семьи офицеров готовились к переходу на корабли, чтобы разместиться в их каютах. Ольга Павловна, волнуясь, уточняла по списку, составленному накануне со Степаном Петровичем, наличие вещей, которые нужно было взять с собой. Ей помогали Ксения и Павел, который был в отпуске. Ведь вот-вот должны были появиться матросы, посланные Степаном Петровичем, чтобы помочь перенести имущество на его эскадренный миноносец.
У входной двери раздался звонок.
– Ну вот уже и матросы прибыли, – взволнованно произнесла Ольга Павловна, поспешно открывая дверь.
Однако в проеме двери был незнакомый ей кадет.
– Разрешите войти?
– Конечно, молодой человек, – с тревогой в голосе ответила она.
В прихожую вышел и Павел.
– В корпусе объявлена тревога для подготовки к эвакуации, и вам, кадет Чуркин, надлежит немедленно прибыть в него! У пристани вас и других кадет ждет наш «трамвай»!
Павел улыбнулся: так в среде воспитанников Севастопольского Морского корпуса назывался вместительный катер с тентом, служивший для перевозки членов корпуса в город и обратно, так как до Графской пристани было около трех километров.
– Добро, сейчас только оденусь по форме.
Ольга Павловна прижала руки к груди: «Вот и Павлика труба зовет, а ему-то всего-навсего четырнадцать лет… – и ее сердце сжалось. – Но ведь я супруга и мать моряков! Такова уж моя женская участь…» – с долей гордости за своих мужчин утешила она себя.