Благие намерения
Шрифт:
Как же так можно? Он же человека убил, столько народу подставил...
И несмотря на все это Юле захотелось поцеловать своего незадачливого друга. Сдержалась. И отстранилась — с трудом выбралась из тесных объятий.
— А что, под дулом-то пистолета... Он такой вежливый... да, говорит, ваша взяла, и не только сила, но и правда на вашей стороне... В секретер полез. А потом вынимает оттуда пистолет — и в меня. Я тоже от неожиданности нажал. Он и упал. Смотрю, не шевелится...
— И ты сбежал...
— Да. Он
Антон расстегнул рубаху. На щуплой груди багровел огромный синяк.
— Наверно, резиновая пуля...
Юля осторожно потрогала синяк.
— Отца теперь посадят, Антоша...
— Да я все понимаю,— торопливо согласился Антон.— Пистолет его, значит, он и убил. Юль, я уже все решил. Ночью, и потом после экзамена еще думал... Не переживай, я пойду и признаюсь. Скажу, что сам у вас пистолет взял, без спроса.
— Ага, из сейфа. И кто в это поверит?
Антон притих. Задумался.
— Надо с отцом посоветоваться,— предложила Юля.— Ты сиди здесь тихо пока, ладно?..
Дома Юлю ждал сюрприз. Мамы нигде не было, зато на кухне сидели за столом отец и два его сослуживца. Бутылка коньяка, сыр нарезан неровными ломтями, кривые кружки копченой колбасы, хлеб — не нарезан, а наломан... Сразу видна мужская рука.
— А где мама? — спросила Юля вместо приветствия.
— В больнице твоя мама,— опережая Виригина, ответил Любимов.— Довели вы ее...
Они с Роговым прибыли к другу по своей инициативе. Выслушав неловкую брехню Макса про какого-то дурацкого соседа-инвалида (уж кто-кто, а Василий с Жорой знали Виригина вдоль и поперек), они сделали вид, что поверили, а потом предприняли стремительное служебное расследование. Семена — тоже ведь не хухры-мухры, а боевой товарищ — расколоть особого труда не составило. Он лишь сожалел, что не может, по семейным обстоятельствам, присоединиться к делегации. Затарились в ближайшей «Пятерочке» и двинули в гости — без звонка.
— Садись, Юлия Максимовна,— предложил Любимов.
Юля присела.
— В больнице?..
— Сердечный приступ. А ты думала — игрушки все? Выпьешь с нами? — спросил Любимов.
Юля посмотрела на отца. Виригин сидел мрачный, никак не реагировал.
— А давайте,— решилась она.
— Наш человек,— одобрил Рогов и разлил коньяк в рюмки.
Чокнулись. Юля выпила залпом. Коньяк оказался не такой противный на вкус, как в прошлый раз, в парке на Крестовском... Отдает, конечно, бытовой химией, но в целом пить можно. И тепло приятное разлилось по телу. Стало легче. Интересно, как там Антон...
Юля оглядела скудный стол. Предложила:
— Может, приготовить что-нибудь?
— У нас все хорошо, Юлия Максимовна,— ответил Любимов, отправляя в рот кусок колбасы.— А вот у тебя не очень. Так что рассказывай...
— Что рассказывать?..
— Да все,— сказал Рогов.
И Юля все рассказала. О том, как встретила, сдав документы на факультет, маму с неприятным типом в бородке. О том, как предпочла на сочинении малопонятный буддизм Пушкину, и чем это закончилось. О мамином признании. О трех тысячах евро (на этом моменте Рогов ее перебил, вновь озадачившись вопросом о презрении к заслуженным североамериканским баксам, и успокоился лишь, услышав про «культурную столицу»). О расследовании, которое они предприняли с Антоном. Об обнаружении мошенника в «Мухе», о слежке. Об отцовском сейфе и пистолете.
Ну и, конечно, о том, что произошло вчера днем на Мойке, в двухстах метрах от смертного одра Александра Сергеевича.
— Ну, чего,— прокомментировал Любимов.— Картина ясна. Наливай, Василий Иваныч.
— И где сейчас твой Антон? — нервно спросил молчавший доселе Виригин.
— Дома сидит. Можно его позвать. Позвать?
— Не надо пока,— отказался отец.— Дураков здесь и так хватает.
— Пап, что ему будет?..
— Что... Под суд пойдет,— ответил Максим скорее в воспитательных целях. Было понятно, что если кому идти под суд — то, скорее, ему самому.
— Он же защищался! — воскликнула дочь.— Тот в него из резинового стрелял!
— «Из резинового» — хорошо сказано... Статей, Юля, знаешь, много... Если не за убийство, то за кражу оружия, за вымогательство.
— Пап, Антон же ради меня, помочь хотел,— Юля была готова разреветься.
— Умники, ничего не скажешь! — прокомментировал Рогов.— Расследовали, выследили, «замочили»... Акселераты, ёлкин блин!
— Рыцарь. Печального образа. Без страха и ума,— добавил Виригин.
— Но тот же сам преступник, людей обманывал! — жалобно заныла Юля.— Маму...
— Эх, Ирина, Ирина... — вздохнул отец.— Говорил я ей... И ведь обещала!
— Благими намерениями, Макс... — Любимов хлопнул друга по плечу.
— Да знаю. Делать-то что? — Виригин кивнул на Юлю.— Они ведь тоже при делах.
Юля все-таки разревелась. Кино в ее голове кончилось, уступив место грубой реальности.
— Маленькие детки, маленькие бедки... — блеснул цитатой Рогов.
— Иди спать, Юль,— велел Любимов. Она глянула на отца.
— Умываться и спать! — повторил тот, не глядя на дочь.
Юля ушла. Любимов закрыл за ней дверь. Стоя в темном коридоре, Юля подумала, не подслушать ли, что говорят на кухне... Но тут же осеклась — хватит этих шпионских игр. Не стала.
И Антону не позвонила, хотя очень хотелось. Завтра позвонит.
— Ситуация критическая, но не смертельная,— рассуждал на кухне Рогов, разливая остатки коньяка,— учитывая, что убили «кидалу». Туда ему и... Прости меня, Господи.
— Я бы, Макс, на твоем месте на себя все взял,— припечатал Любимов, опрокинув коньяк в рот.