Благие намеренья
Шрифт:
– Я вот вчера смотрела в интернете сообщение, что задержали группу «прозападников». Они хотели развесить плакат на улице. И, представляете, хотели опорочить нашего президента! Написали будто он приложил руку развалу страны! – возмутилась вторая женщина.
– Ох! Потеряли всю совесть! Стыда нет! Слава богу народ наш всё видит!
Вагон монотонно раскачивало из стороны в сторону. Я стоял, откинувшись на раздвигающиеся двери, но с той стороны, которая не обращена к перрону, поэтому эти двери практически никогда не открываются. Меня убаюкивали и плавные движения
Передо мной летала пчела. Она покружила возле носа, но садиться на лицо не стала, улетела. Яркое солнце согревало правую щеку. Голубое небо прямо над головой впереди пряталось за кронами деревьев. А справа надо мной возвышалась поросшая густым лесом невысокая гора. Внизу шумел ручей, трещали птицы. Стояло позднее утро. Я сидел на траве, откинувшись на стенку дольмена. Совершенно не понимая, что происходит. Где я? Что со мной? Я вновь закрыл глаза. Отчего-то я долго их не открывал, боясь увидеть еще что-нибудь такое, что введет в ступор мой уставший мозг.
– Саша, - услышал я тихий женский голос.
Только тогда я окончательно пришел в себя. Меня звала Катя. Я потряс головой, помогая заработать голове и полез в дольмен. Катя проснулась и лежала на здоровом боку.
– Как ты? – спросил я.
– Лучше… Ты спал?
– Да, что-то задремал. Тебе что-нибудь надо?
– Нет, поспи, а то я думаю ты всю ночь не спал…
– Ничего. Что тебе сделать?
– Я пить хочу, - извиняющимся тоном сказала Катя.
– Сейчас принесу, - я взял пустую бутылку, поцеловал Катю в лоб, измеряя таким образом её температуру. Она была, конечно, горячей, но не такой, что ночью. Во мне затеплилась надежда на минование опасности.
Я спустился к ручью. Утро незаметно превратилось в день. Природа, спавшая в отличие от меня всю ночь, давно проснулась и бодрствовала как ни в чем не бывало. Ей были совершенно безразличны мои переживания и беспокойства, страхи и опасения. Она жила, как и сотни тысяч, и миллионы лет до меня, до нас, до всех людей. Ручей протачивал камни, углубляя свое русло, деревья росли, вырастали и умирали, уступая новой поросли, которая в свою очередь тоже росла, вырастала и умирала, горы потихоньку поднимались к небу, но другие разрушались и осыпались обвалами и кое-где селями, и так практически до бесконечности, но до бесконечности в наших, людских понятиях, на самом деле ничто не вечно под луной и что-то постоянно меняется.
У ручья я остановился. Там на большом камне сидела черная кошка, она словно пантера, стройная, красивая и опасная смотрела прямо на меня. Ее зеленые глаза, мне показалось, светились и исторгали холодное изумрудное пламя. Вы будете смеяться, и подумаете, как я мог испугаться обычной кошки. Но уверяю вас она была явно необычная. Что-то в ней было такое, что подчиняло её воли. Невольно я замер, замер от неожиданности. Кашка посмотрела на меня, прямо мне в глаза, но мне показалось, что она смотрела прямо мне в душу. С минуту ни она, ни я не шевелились. Потом она потянулась и, спрыгнув на землю, степенно направилась в противоположную сторону от дольмена.
Я набрал в бутылку воды и полез обратно в гору, думая о встреченной мной твари. Откуда она здесь взялась? Кошка вряд ли была дикой ведь я заметил, что она ухожена и накормлена и явно являлась домашней.
Вернувшись к Кате, я всё ещё в задумчивости протянул ей холодную бутылку.
– Что ты такой грустный? Или задумчивый? – спросила раненая, отпив воды из бутылки.
– Представляешь, я сейчас видел кошку и мне она показалась домашней. Значит недалеко есть какое-нибудь поселение.
– Я тоже ее видела…
– Когда?
– Ночью и сейчас…
– Ночью?
– Да, она заходила в дольмен и сидела рядом со мной.
– Но я же был рядом и не видел её!
– Это кошка! Животное загадочное и мистическое! Знаешь, где-то не помню у какого народа есть поверье. Больной человек должен искупаться в воде, к которой до него мыли кошку, и тогда это животное возьмет болезнь на себя и вынесет её из дома… Вообще с ними столько всего связано…
– Но откуда она здесь взялась?!
– Не знаю. Может это мой ангел-хранитель являлся в образе кошки?
– Ммм…, но мне всё-таки больше по душе мое объяснение. Надо нам готовится идти к людям. Мы так одичаем и превратимся в мауглей, ты в девочку, я в мальчика.
– Давай попробуем, - она приподнялась, но тут же ее лицо исказила сильная боль. Она застонала. – Я смогу, только если ты мне поможешь.
– Пока исключено. Сегодня мы точно никуда не пойдем. А вот завтра посмотрим на твое состояние.
– Но ты же прав, - одичаем и… умрем с голоду…
– Ты проголодалась?! – обрадовался я. Как и все люди старше тридцати, я вынес из детства, что голод – первый признак излечения организма. Нас родители учили, что в еде сила и надо есть, чтоб вылечиться. Как только организм требует пищи, то это значит, что он пошел на поправку.
– Если честно, то что-нибудь съела бы…, но у нас ничего нет…, потерплю…
– Спокойно, Маша, я – Дубровский! Лежи, сейчас что-нибудь найду! – я вылез из дольмена и пошел к ручью. Отчего-то он ассоциировался у меня с местом где можно найти всё необходимое, как водопой в жаркой Африке, куда стекаются все животные, как оазис, где растут финики и живут разные вкусные животные.
Надо было подумать и вспомнить, чему нас учили в военном училище. А ведь нас на первом курсе учили науке выживания, правда, учились мы не всегда честно. Нас сбрасывали с парашютов в «диком» лесу, и мы не имели права выходить из него в течение трех суток. Естественно с собой у нас ничего не было кроме спичек. По задумке преподавателей мы должны были найти себе пищу и воду и продержаться эти трое суток. Так сказать, «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Помню, что в один из дней мы с другом набрели на дачный кооператив. В нем-то мы и не умерли с голоду, питаясь свежими фруктами и овощами, запекая молодой картофель. Там мы провели всё оставшееся время до того, как нас собрали на месте сбора, отдохнувших и наевшихся.