Благие знамения (Добрые предзнаменования)
Шрифт:
— Помочь ему? — воскликнула Анафема.
— Я дал клятву и все такое, — нерешительно добавил Ньют. — В общем, нечто вроде присяги. А он выдал мне авансом месячное довольствие!
— А кто же тогда двое других? Друзья твоего… — начала Анафема и умолкла. Азирафаэль сделал полуповорот и закончил свое превращение.
— Я знаю, где я видела его раньше! — воскликнула она, цепляясь за Ньюта, поскольку земля ходила ходуном. — Держись!
— Но, по-моему, сейчас произойдет нечто ужасное!
— Если он угробил мою Книгу, тогда ты чертовски прав!
Ньют ощупал свой лацкан и нашел ведьмоловскую
Они побежали…
Адам оглянулся кругом. Посмотрел под ноги.
На его лице появилось точно рассчитанное выражение невинности.
Противостояние закончилось через мгновение. Ведь Адам был на своей собственной земле. Окончательно и бесповоротно на своей собственной земле.
Он взмахнул рукой и очертил ею расплывчатый полукруг.
…Азирафаэль и Кроули почувствовали, как мир меняется.
Грохот затих. Трещины на земле пропали, лишь в месте зарождения сатанинского вулкана еще вился исчезающий дымок. А потом в вечернем затишье послышался шум двигателя тормозившей машины.
Это был старенький, но хорошо сохранившийся автомобиль, хотя за ним ухаживали не по методу Кроули, у которого все недостатки устранялись сами собой. Эта же машина выглядела так потому, что — как вы могли интуитивно догадаться — ее владелец в течение двух десятков лет исправно и еженедельно, каждые выходные, выполнял все действия, предписанные инструкцией. Перед каждой поездкой он обходил вокруг машины, проверяя фары и пересчитывая колеса. Глубокомысленные усачи, покуривая трубки, писали глубокомысленные указания относительно того, что должно быть сделано, и поэтому он так и делал, ведь он и сам был глубокомысленным усачом с трубкой и не мог относиться к таким предписаниям легкомысленно, поскольку в ином случае неизвестно, куда можно докатиться… Он всегда указывал верную сумму в страховом полисе. Недобирал три мили до предельной разрешенной скорости, а точнее, всегда ездил медленнее сорока миль в час, какой бы ни была разрешенная скорость. И он всегда носил галстук, даже по субботам.
Еще Архимед говорил, что, будь у него достаточно мощный рычаг и надежная точка опоры, он смог бы перевернуть мир.
В качестве надежной точки опоры он мог бы выбрать мистера Янга.
Дверца отрылась, и мистер Янг вышел из машины.
— Что здесь происходит? — спросил он. — Адам? Адам!
Но Эти уже мчались к воротам.
Мистер Янг взглянул на потрясенную компанию. У Кроули и Азирафаэля, по крайней мере, осталось достаточно самообладания, чтобы закрыться своими крыльями.
— Что еще он здесь натворил? — выдавил он, не особенно рассчитывая получить ответ. — Куда этот мальчишка опять помчался? Адам! Вернись сейчас же!
Адам редко поступал так, как хотел его отец.
Сержант Томас А. Дизенбургер открыл глаза. Его удивило лишь то, что окружающая обстановка оказалась очень знакомой. На стене висела его школьная фотография, в его зубной кружке вместе с зубной щеткой стоял американский
Томас почуял аромат яблочного пирога. По домашнему пирогу он больше всего скучал, проводя длинные субботние вечера вдали от дома.
Он спустился по лестнице.
Его мама стояла у плиты и вынимала из духовки большой яблочный пирог, чтобы остудить его.
— Привет, Томми, — сказала она. — Я думала, ты в Англии.
— Верно, мам, вообще-то я в Англии, мам, защищаю демократию, мам, сэр, — путано произнес Томас А. Дизенбургер.
— Отлично, дружок, — сказала его мать. — Твой папа внизу, на Большом Поле, с Честером и Тедом. Они будут рады видеть тебя.
Сержант Томас А. Дизенбургер кивнул.
Он стянул с головы шлем военного образца, снял форменную куртку и закатал рукава форменной рубашки. Сейчас он выглядел более задумчивым, чем когда-либо в жизни. Его мысли отчасти занимал яблочный пирог.
— Мам, если у какого-то производства возникнет предпосылка войти в телефонный контакт с сержантом Томасом А. Дизенбургером, мам, сэр, то данный индивидуум будет…
— Прости, Томми, не поняла тебя?
Том Дизенбургер повесил свое оружие на стену, поверх старой, заслуженной отцовской винтовки.
— Я говорю, если кто позвонит, мам, я внизу, на Большом Поле, с папой, Честером и Тедом.
К воротам авиабазы медленно подкатил пикап. Он остановился. Охранник ночной смены выглянул в окошко, проверил документы водителя и махнул ему, чтобы проезжал.
Пикап запетлял по бетонке.
Он припарковался на предангарной забетонированной площадке в начале взлетно-посадочной полосы, поблизости от которой сидели два типа, распивая бутылку вина. Один из них был в черных очках. Как ни странно, никто из персонала базы не обращал на них ни малейшего внимания.
— Так ты говоришь, — сказал Кроули, — что Он именно так все и задумал? С самого начала?
Азирафаэль добросовестно протер горлышко бутылки и вернул ее собеседнику.
— Может быть, так и задумал, — сказал он. — Может быть. Ну, я полагаю, всегда можно Его спросить.
— Судя по моим воспоминаниям, — задумчиво произнес Кроули, — а мы с Ним никогда не были, как ты мог бы сказать, в приятельских отношениях… Он точно не склонен прямо отвечать на вопросы. По существу, по существу, Он и вовсе на них не отвечал. Он просто улыбался,как будто знал нечто, тебе неизвестное.
— Ну естественно, так оно и есть, — сказал ангел. — А иначе какой же смысл?
В наступившей тишине оба существа задумчиво и отстраненно смотрели вдаль, словно вспоминали события, о которых не думали уже очень давно.
Водитель вышел из пикапа, держа в руках картонную коробку и щипцы.
На площадке лежали весы и потускневшая металлическая корона. Мужчина поднял их щипцами и поместил в коробку.
Затем он подошел к парочке с бутылкой.
— Извините меня, господа, — сказал он, — но где-то здесь вроде бы положено быть еще и мечу, по крайней мере так написано в моей накладной, и мне хотелось бы знать…