Благими намерениями
Шрифт:
Наконец, перешли к делу. Наболевшие вопросы военными ставились прямо.
– Господа, необходимо отменить Приказ №1 и вернуть трибуналы!
– Строжайше запретить политическую агитацию в войсках!
– Вернуть смертную казнь!
– Вернуть казнь! Хотя бы в пределах фронтов!
Представители правительства в ответ на это убеждали, что всё происходящее в армии извращение вековых канонов военной службы необходимо и полезно. На деле же, опасаясь волны недовольства, они просто не могли отказать Петросовету в принятии Приказа №1, безусловно понимая всю
После того, как своё мнение по этому вопросу высказал некий штабс-капитан, оказавшийся заместителем председателя заседания: «Издание Приказа №1 диктовалось исторической необходимостью: солдат был подавлен и настоятельно нужно было освободить его…», начались оживлённые споры.
Гвалт и беспорядочные выкрики приходилось прерывать стуком молотка, как на судебном заседании. Строгая сдержанность и дисциплина, присущие военным собраниям, ещё напоминавшие о себе в начале встречи, исчезли, и всё явственнее собрание делилось на два лагеря: офицеров политиканствующих, тыловых – их было явное большинство, – и офицеров фронтовых.
Для офицеров второй группы, искренне желавших вернуть в войска хотя бы какой-то порядок, бесполезность происходившего мероприятия сделалась очевидной, а представители различных партий, присутствовавшие на заседании и говорившие высокопарно и многословно, обнаружили теперь свои истинные намерения: каждая политическая сила пыталась завладеть расположением военных.
К концу первого дня заседания, ни к какому ясному заключению собрание не пришло, выводов не последовало. Фронтовики выходили из дворца с чувством смятения и злости, по военной привычке матерно ругаясь.
***
На второй день заседания съезда людей в зале было заметно меньше. Второе заседание по своей сути повторяло первое, и уже к середине дня Николай решил уйти: глупость происходящего злила, а результат съезда, недавно ещё вселявшего хоть какую-то надежду на лучшее, теперь для него был ясен: офицеры никогда уже не получат прежней власти, и его голос здесь ничего не решит.
Выйдя на улицу, Николай задержался на крыльце, нервно покусывая губы от раздражения.
Спускаясь по ступенькам, он вспомнил вдруг совет отца и решил навестить Антона.
Дверь ему открыл Дмитрий Евсеевич. Николая он видел впервые, был с ним по-профессиональному холодно вежлив, сообщил, что Антона дома нет, а где он находится – неизвестно.
– Может быть, родители дома?
– Нет-с, к сожалению… Желаете обождать Антона Алексеевича? – великодушно предложил Дмитрий Евсеевич, скользнув взглядом по Николаю и полагаясь на свой жизненный опыт: Николай внушал ему доверие, к тому же, – офицер… – Проходите…
– Спасибо, но так можно и до вечера просидеть, я лучше пойду. Жаль, конечно…
– Передать что-нибудь Антону Алексеевичу?
– Привет от Николая Листатникова, – улыбнулся Николай.
– Будет исполнено.
– Благодарю.
Николай отправился домой.
Ни Оли, ни отца дома не было. Послонявшись без дела по комнатам, Николай выбрал в шкафу кабинета Петра Сергеевича
Незаметно для себя он уснул, а проснулся от настойчивой трели дверного звонка. Ещё протирая спросонья глаза, едва он только приоткрыл дверь, как услышал радостный вопль Антона, тотчас ворвавшегося в прихожую:
– Колька! Чёрт тебя раздери! – Антон тряс друга. – Здравствуй!
– Привет! Привет! – радостный и растерянный от неожиданности, Николай обнял Антона, чуть ссутулившись над ним, как будто прикрывал его от чего-то или кого-то своим долговязым, худощавым телом.
– Я, как только узнал, что ты к нам заходил, – пулей сюда, – смеясь, выпалил Антон.
Друзья несколько секунд с улыбкой молча смотрели друг на друга.
– Ну, рассказывай: как ты, что ты? – снова хлопнул по плечу Николая Антон.
– Нормально… Вот, в командировку прибыл… – улыбался Николай.
– Нет! Подожди, ничего не рассказывай! – перебил Антон. – Собирайся, едем в ресторан!
Николай слегка замялся.
– Может, дома посидим… Отвык я, знаешь, от светских дел этих…
– Никаких «дома»! Столько времени не виделись! И пусть чёртов свет знает своих героев в лицо, пусть посмотрят на настоящего офицера. Одевайся!
– Ладно, ладно, – смеясь, сдался Николай.
Он надел френч, написал Оле с отцом записку о том, что ушёл с Антоном, предупредил, чтобы не ждали его к ужину.
Антон предусмотрительно не отпустил извозчика и теперь, щедро добавив сверху оплаты «на сугрев», потребовал не жалеть коней.
Швейцар ресторана, очевидно, знавший Антона, вежливо поклонился гостям, услужливо открыл перед ними дверь, из проёма которой друзей обдало волной музыки, смеха, запахами еды.
Войдя внутрь, Антон с порога кому-то помахал, кому-то кивнул, подоспевшему официанту дал короткое распоряжение сделать всё по высшему разряду и, придержав за локоть, предупредил:
– Да смотри: без ваших махинаций со спиртным. Настоящее подавай, понял!
– Обижаете, Антон Алексеевич!
– Вас обидишь, как же! – усмехнулся Антон.
«Высший разряд» включал и посадку гостей за укромный, уютно, за небольшой оранжереей расположенный столик, который скоро начал заполняться закусками; появилось шампанское, коньяк.
– Ну, приступим! – взялся за бутылку Антон.
Николай с интересом рассматривал собравшуюся публику. Среди расфранченных мужчин и их искушённых спутниц ему было не по себе, точно он случайно оказался на чужом празднике. Но несколько выпитых рюмок коньяка сделали своё дело: сняли напряжённость. Оглядевшись ещё раз, Николай заметил трёх офицеров. Они отдыхали одной компанией и, в отличие от него, нисколько не смущались: шумно поднимали тосты, развлекали сидевших с ними благосклонно хохотавших дам. Дамы, судя по всему, были не самой высокой морали.