Благими намерениями

Клочков Александр

Антон примирительно развёл руками:

– Желание боевого офицера для меня – закон.

– Оденься, будь любезен, – взглянула на него Мария Александровна, – нечего своими подштанниками щеголять.

– А кого мне стесняться, – недоумённо пожал плечами Антон, но, всё же, пошёл к себе, исполняя просьбу матери.

Через час домой вернулся и Алексей Алексеевич. Рассеянно поздоровавшись с сыновьями, также рассеянно поцеловав супругу в щёку, он отправился к себе, чтобы переодеться в домашнее. Алевтина тем временем начала накрывать на стол.

Алексей Алексеевич

был задумчив и хмур за ужином, больше молчал, что было на него совсем не похоже. Он не задавал тем для разговора, и остальные тоже ели в тишине, только Мария Александровна произнесла короткое: «Достаточно», когда Дмитрий Евсеевич вновь подошёл к столу с бутылкой вина, подливая его в бокалы, и повторно наполнял бокал Владимира.

Неожиданно прозвучавший в тишине голос супруги отвлёк Алексея Алексеевича от мыслей, он быстро взглянул на неё, снова направил взгляд в тарелку. Антон слегка пнул брата ногой под столом, с издевательской улыбкой глядя на него, с показным удовольствием отпил вина из своего бокала и сделал жест Дмитрию Евсеевичу: «наполни». Но Мария Александровна и в его адрес сказала:

– Антон, тебе тоже достаточно. У нас ужин, а не пирушка.

Тут уже посмеялся отмщённый Владимир.

– Что с тобой, Алёша? – спросила Мария Александровна, с самого возвращения мужа заметившая перемену в нём.

– Так… служебные заботы. Пустяки… Не обращай внимания.

От десерта Алексей Алексеевич отказался, сразу после ужина ушёл к себе в кабинет, попросил только Алевтину подать туда кофе.

Мария Александровна с тревогой посмотрела на закрывшуюся за ним дверь.

– Мама, действительно, не обращай внимания, – проследил Антон за её взглядом, – видимо, побывал на очередном своём партийном заседании (Алексей Алексеевич принадлежал к конституционно-демократической партии), вот и подпортили кровь, как водится.

Тон Антона сквозил усмешкой: он никогда всерьёз не воспринимал околополитические интриги, считал, что все представители интеллигенции, добившиеся хотя бы какой-нибудь значимости в обществе, участвуют в этих интригах лишь по долгу своего положения. Мол, неприлично уважающему себя человеку не включиться в общие прения во время курения сигары или не ответить внятно, к какой политической партии он себя относит, и по какой причине, а также изложить свои взгляды на текущее положение государственных дел (в основном, конечно, критику) и предложить собственную теорию решения проблемных вопросов. Антона это всегда умиляло: что может быть приятней, чем пространное умствование о том, за что сам ты ответственности не несёшь.

Перед сном Владимир вошёл в комнату Антона. Тот, лёжа на кровати, читал газету, не обращая внимания на брата. Владимир присел на стул у письменного стола, взял стоявшую на нём статуэтку, изображавшую африканского аборигена, занёсшего копьё для броска, и, задумчиво вращая её в руках, сказал:

– Я подумал… Мне кажется… это нехорошо, что вы с Николаем совсем не поддерживаете связь.

Антон с любопытством взглянул на брата поверх газеты.

– Это неправильно, в конце концов! – заключил Владимир. – Вы же друзья!

– Сложно

что-либо противопоставить предложенной сентенции. И что из этого следует?

– Как что?! – Владимир повернулся к Антону. – Следует, что нужно эту самую связь восстановить. Как минимум, мы можем, то есть ты можешь… – поспешно поправил себя Владимир, но Антон перебил его:

– Погоди-ка, кажется, я понимаю… – произнёс он с деланной серьёзностью, растягивая слова, – как минимум, мы можем разузнать кое-какие достоверные сведения о Николае у Ольги, такие, как, например, его нынешний адрес или подробности службы… Верно, я говорю?

– В целом, верно… Но не обязательно – у Ольги. Можно ведь и у Петра Сергеевича узнать.

– Можно, – согласился Антон, – но желательнее всё-таки у Ольги, мне кажется, – он уже с трудом сдерживал смех.

– Это тебе лучше знать, – сказал Владимир, хмурясь, поставил статуэтку на прежнее место и встал.

Антон, беззвучно хохотнув, сказал ему вслед:

– А знаешь, ты прав, почему бы нам действительно не навестить завтра Петра Сергеевича. Думаю, он будет рад.

2

Вечером следующего дня, сразу по возвращении Антона с завода, братья направились к Листатниковым. Они жили неподалёку, на Садовой улице, но Антон предложил идти Невским проспектом, чтобы по пути зайти в модный «Торговый дом купцов Елисеевых» и не являться в гости с пустыми руками, да и время ещё немного можно оттянуть – всё-таки только ранний вечер: Пётр Сергеевич, если и дома уже, то, скорее всего, вернулся недавно.

– А как супругу Петра Сергеевича зовут? – спросил Владимир дорогой. – Её я что-то совсем не помню.

– Когда мы у них бывали, её уже не было в живых. Кольке четырнадцать было, когда она умерла. А Пётр Сергеевич больше не женился, по крайней мере, в нашу юнкерскую бытность, а что теперь – не знаю, увидим…

В «Елисеевском» купили мармелад.

– Нехорошо, конечно, без предупреждения вваливаться, – заметил Антон, поправляя ленту на коробке с конфетами, когда они подошли к дому, – но будем надеяться, не застанем врасплох.

По влажной лестнице, видимо, недавно вымытой, поднялись на третий этаж. Антон подошёл к двери, два раза дёрнул цепочку колокольчика, тоненько пропевшего внутри квартиры.

Дверь открыла Ольга. Она удивленно смотрела на гостей.

– Здравствуйте, Оленька, – улыбнулся Антон.

– Здравствуйте, – оправившись от первого замешательства, девушка гостеприимно посторонилась, – проходите, пожалуйста.

– Спасибо, – Антон первым вошёл в квартиру.

– Здравствуйте, – кивнул, проходя следом, Владимир.

– Понимаю ваше удивление, Оля, – сказал Антон, – но вот, представьте, застыдил меня братец вчера после встречи с вами. Как же это ты, говорит, негодяй этакий, совсем судьбой своего друга не интересуешься. – Оля метнула на Владимира взгляд со знакомым ему уже, лукавым прищуром. – Вот я и решил исправить упущение. Надеюсь, мы вам не очень помешали своим вторжением?