Благими намерениями

Клочков Александр

Но обмануть себя не удавалось: уже через несколько минут он, чертыхаясь, вдруг обнаруживал, что вновь думает об Оле, а когда это началось – не помнит. Колдовство, да и только!

Раздражённый, он встал с постели, сходил на кухню попить воды, а возвращаясь в свою комнату, решил обязательно до окончания отпуска предельно выяснить своё положение относительно Ольги.

***

Через день вечером Владимир пришёл в магазин господина Соловьёва. Оля, склонившись над стойкой бюро, что-то писала, а перед ней, в ожидании, стояла пожилая дама

и мальчик лет десяти. Закончив писать, Оля подняла голову, заметила стоявшего неподалёку от входа Владимира. Во взгляде её мелькнуло удивление, но она приветливо улыбнулась. Владимир почувствовал, как в груди его от одного только этого ласкового взгляда Оли уже что-то коротко и трепетно толкнулось. «Не расслабляться!» – тут же одёрнул он себя, но улыбнулся в ответ и, когда посетители вышли, подошёл к бюро.

– Здравствуйте, – Оля с той же приветливой улыбкой смотрела на него.

– Здравствуйте. Я не помешаю?

– Смотря, с какой целью вы пришли, – игриво усмехнулась Оля.

– Предложить вам прогуляться… – с внутренним замиранием и совершенно серьёзным лицом сказал Владимир, и замирание охватывало его тем сильнее, чем дольше Оля не отвечала, размышляя над его предложением.

– В таком случае придётся подождать: мне ещё нужно закончить некоторые дела, – наконец, сказала она.

– Я подожду, – с готовностью ответил Владимир.

– Вы, кстати, можете мне помочь.

– С радостью.

– Тогда берите книги из того шкафа, – Оля указала рукой, – и подавайте мне. – Она поднялась на несколько ступеней по приставленной к книжным полкам передвижной лестнице и принялась расставлять подаваемые ей книги.

Когда с этим было покончено, Оля снова присела к бюро, чтобы заполнить реестр, а Владимир тем временем бродил между стеллажей, выбирая иногда какую-нибудь книгу с полки, бездумно её просматривал, кося взглядом на Олю.

Закончив писать, Оля встала.

– Мы можем идти, – сказала она, надевая перед зеркалом шляпку.

Владимир поставил на полку книгу, Оля закрыла магазин на ключ, и они вышли на улицу, ненадолго задержались у подъезда в раздумье.

– Куда направимся? – спросила Оля.

– Пойдёмте к Александровскому саду, – предложил Владимир.

Толпа прохожих на Невском не давала возможности идти рядом, приходилось постоянно лавировать между людьми, чтобы не столкнуться с кем-нибудь. Владимир держался чуть позади Оли, и растерянной улыбкой отвечал на её взгляд, когда она время от времени оборачивалась, чтобы не потерять его из виду.

Идя, Владимир мучительно думал, когда и с чего начать разговор, который он уже столько раз продумывал наедине с собой и ради которого, в общем-то, и пришёл в магазин.

– Не лучшее начало прогулки, – сказал он, когда они, наконец, вошли в сад.

Оля улыбнулась.

В саду тоже было весьма людно, но движение гулявших людей, по крайней мере, было закономерным, и Владимир с Олей двинулись в общем направлении. Вновь Владимир собирался с мыслями, ощущая, что вся его недавняя решимость, отрепетированная дома, начинала стремительно гаснуть и грозила вовсе оставить его. «Эх, была не была!» – мысленно махнул он рукой…

– Господин

офицер, фото для вас и вашей прекрасной дамы, – тронули за его плечо.

Пожилой господин в поношенном пиджаке и кепи указывал на стоявшую рядом треногу с фотоаппаратом.

– Не отказывайте себе в удовольствии приобрести прекрасную память для потомков.

– Спасибо, не нужно. У меня не будет времени, чтобы идти к вам ателье.

– Этого не потребуется. – Мужчина указал на стоявший чуть поодаль шатёр. – Уверяю, что вы не успеете сделать и двух кругов по саду, как мои помощники уже всё изготовят. Так что по окончании прогулки вы будете иметь великолепнейшие фотографии. За качество ручаюсь головой.

– Ну, что ж, пожалуй… – Владимир подумал, что этим можно выиграть ещё несколько минут. И пока они с Олей покорно выполняли команды фотографа: чуть отвернуться, чуть повернуться, чуть подобраться, замереть – он всё подбирал в уме начальную фразу.

Но как только фотограф, откинув с головы чёрное полотно, возвестил: «Не смею вас более задерживать», Оля, взглянув на Владимира, спросила:

– Что с вами?

– В каком смысле?

– Снова впали в задумчивость, – улыбнулась Оля.

Помедлив, Владимир сказал:

– Завтра я уезжаю… Отпуск заканчивается, и мне нужно возвращаться на корабль.

Он пристально посмотрел на Олю, пытаясь по её лицу угадать, какое впечатление произвели его слова.

Оля как будто не слышала: также не спеша шла, глядя вниз и чуть в сторону, лицо её было спокойно. Владимир никак не мог уловить её взгляд.

– Я не знаю, когда нам теперь доведётся увидеться в следующий раз, и доведётся ли… – продолжил он, тут же и отругав себя мысленно: «Ну этот-то высокопарный геройский бред к чему молоть, дубина?!». – Но я бы хотел, если вы позволите, писать вам… – Владимир сделал паузу, Оля молчала, и он, как в омут бросаясь, добавил: – И прошу: ответьте прямо – я не хочу, чтобы вы делали мне одолжений из вежливости или в награду и утешение за военные тяготы, а правда не допустит двусмысленности…

Владимир остановился. Внешне спокойный, но волнуясь в душе, как на экзамене, он замер в готовности услышать ответ. Сердцу стало тесно в груди. «Пусть откажется, пусть – переживём! Зато не придётся мучить себя ненужными мечтаниями, находясь вдалеке: ничего нет хуже следующих за ними разочарований…»

Оля повернулась к Владимиру, в глазах её снова пряталась ставшая уже необходимой ему улыбка, но играла она совсем другими оттенками, и Владимир, не мог объяснить их себе, смотрел на Олю в замешательстве.

– Пишите. Пишите, я с удовольствием вам отвечу.

3

С отъездом Владимира дом Препятиных как будто опустел. Жизнь в нём шла по-прежнему, но как-то бесцветно, ровно.

Незаметно и тихо за обыденными делами прошёл август; предчувствуя скорую гибель, остро и грустно пахли в садах и клумбах цветы, и настоявшаяся за лето листва деревьев перегуляла в цвете, потемнела, огрубела; утра, предупреждая о предстоящих холодах, задышали более упрямой, уже неуютной прохладой.