Благими намерениями

Замковой Алексей Владимирович

— Спасибо, Ян, — поблагодарил я. — Все сделал правильно. Серега, вы далеко остановились?

— Часа два идти, — ответил Селиванов.

— Ну, тогда мы перебираемся к вам. Выдели пару бойцов. У нас там раненый лежит. Пусть помогут сюда его перенести.

За Антоном я послал Казика, который должен был отвести двух бойцов в наш лагерь. Когда они ушли, я снова вернулся к прерванному разговору.

— Рассказывай, почему нарушили приказ? Почему не ушли к Сарнам?

История Сергея была очень похожа на нашу. Его группа выполнила свою задачу на «отлично» — мост у Тучина никем не охранялся и был заминирован тихо, без шума. Немцы засуетились, только когда прогремел взрыв. Но было уже поздно. Селиванов, сделав свое дело, был уже далеко. Без происшествий он со своей группой дошел до назначенной точки сбора и принялся дожидаться остальных. Вскоре к ним присоединилась группа Буцко, у которой все прошло не так гладко. Мост они уничтожили, но при отходе был ранен второй подрывник этой группы — Шелест. Вроде

бы пустячная рана оказалась фатальной для подрывника — через пару дней она загноилась, и, промучившись почти две недели, Шелест умер. Но вернемся немного назад. Бойцы прождали на мельнице дольше назначенного срока. Селиванов все порывался выполнить приказ и, после того как оговоренная неделя прошла, начал было собираться в поход к Сарнам, но против этого вдруг выступил Буцко. Он вначале предлагал, а потом — требовал оставаться на месте еще какое-то время. Насколько я понял, Буцко, кроме того, что надеялся на возвращение основного отряда, еще и ни в какую не хотел бросать своего раненого товарища. И оставлять его на попечении местных на каком-то хуторе, как предлагал Селиванов, тоже не соглашался. В итоге Селиванов подчистую разругался с Буцко. По некоторым моментам рассказа я понял, что он чуть ли не обвинил (о чем сейчас искренне сожалел) Буцко в измене. Однако, как оказалось, тот был не одинок в своем желании задержаться на мельнице. Бросать раненого товарища претило всем остальным бойцам. Пришлось оставаться и Селиванову — даже он понимал, что преодолеть такой путь в одиночку ему будет не по силам. А через два дня вернулись остатки группы Митрофаныча. Из тридцати двух человек, которые дошли до Гощи, к точке сбора вышло всего восемь. И как вышло! Выжившие мало чем отличались от тех, кто навсегда остался у того злополучного моста. Каждый из восьмерых был в той или иной степени ранен, а идти самостоятельно могли лишь пятеро. В числе тех, кого принесли на руках, был и наш командир. Как признался Сергей, поначалу они даже думали, что Митрофаныч не выживет. Однако организм старика оказался на удивление крепок — Митрофаныч продолжал цепляться за жизнь.

С возвращением командира все вопросы о переходе к Сарнам отпали сами собой. Даже Селиванов, видя положение отряда, перестал этого требовать. В путь могла отправиться только половина собравшихся на мельнице бойцов. Но сколько из них дошло бы? Думаю, далеко не все… Группа осталась в этих лесах. По той же причине они озаботились и поисками врача. Раненые не только не могли идти к Сарнам, но и нуждались в медицинской помощи, без которой многие просто не выжили бы. Партизаны обратились за помощью к единственному врачу в этой местности — Максиму Сигизмундовичу, который без лишних вопросов взялся за лечение раненых. И благодаря этой помощи большинство выжили.

— Вот все и сидим здесь, — подытожил свой рассказ Сережа. — Думаю, скоро все наши смогут идти. Тогда и к Сарнам отправимся.

— А здесь, на хуторе, вы как оказались? — немного помолчав, переваривая информацию, спросил я.

— Через Мыколу. — Селиванов кивнул на хозяина. — Максим Сигизмундович нам лекарства передает. И заодно разные сведения. Сегодня как раз тот день, когда мы сюда приходим.

— Такой толпой? — поднял я бровь. — Не многовато за лекарствами — пять человек?

— Мы сегодня должны еще продовольствие собрать, — ответил Сергей. — Сюда просто заглянули. А вообще мы мимо шли — на хутора.

— У местного населения продовольствие берете? — насторожился я.

— Ну да, — кивнул Селиванов. — Они же — советские люди и должны поддерживать тех, кто воюет за их свободу!

Вот это мне очень не понравилось. Поддерживать нас, конечно, должны, но людям же и самим есть что-то надо. Сомневаюсь, что местные сейчас настолько богато живут, чтобы кормить еще и партизанский отряд. Никогда не поверю, что Митрофаныч разрешил бы брать продукты у местного населения, когда можно отобрать продовольствие у немцев или полицаев.

— А командует сейчас кто? — осторожно осведомился я.

— Митрофаныч командует. Только он слаб еще. Мы с Буцко его замещаем, когда он бывает не в состоянии…

Понятно теперь, чья это идея насчет снабжения за счет местных. Методы продразверстки на практике, так сказать. Ладно, сейчас этот вопрос поднимать не будем — решим, когда придем в лагерь.

Отряд Митрофаныча выбрал себе удачное место для лагеря. Еще на подходе нам пришлось преодолеть небольшое болотце, которое питалось из мелкой речушки и бесчисленных окрестных родников. Пройдя через это болотце, мы оказались у подножия небольшого, заросшего густым лесом холма. Сам лагерь я заметил, только когда уже оказался в нем — небольшой поселок из все тех же шалашей, сложенных из веток с повядшей, но еще зеленой листвой. Как объяснил Селиванов, добровольно взявший на себя роль гида, этот поселок был временным. Вот поправятся раненые — и к Сарнам!

Оставив своих бойцов на попечении Селиванова, я первым делом узнал, где найти командира, и направился к нему. Сергея, который порывался тоже пойти со мной, я отвлек, приказав устроить моих ребят. Тот не стал спорить — видимо, то, что я не так давно был его командиром, сыграло свою роль. Митрофаныча я нашел сразу. Лагерь был относительно невелик — менее двух десятков шалашей, и отыскать здесь кого-то, еще и после того, как объяснили, где именно искать, было проще простого. Поэтому, пройдя мимо нескольких шалашей (при этом я не забывал внимательно осматриваться), я сразу же увидел Митрофаныча. Вся радость от мыслей, что теперь я наконец-то смогу сбросить с себя бремя командования и переложить ответственность за жизнь бойцов на чужие плечи, как-то разом исчезла. Он сидел на подстилке из веток и, склонив голову, потягивал свою извечную самокрутку. Я остановился в нескольких шагах, разглядывая старика. Вместо веселого, хитроватого ветерана двух войн, каким я его запомнил, передо мной сидел сгорбленный, уставший дедушка, совсем не похожий на бывшего фельдфебеля царской армии, белой гвардии барона Врангеля и помощника командира двух партизанских отрядов. Ранение его так подкосило или что?

— Как здоровье, командир? — Я наконец-то подал голос, обозначив свое присутствие.

Митрофаныч поднял голову и уставился на меня. Молчание затянулось. С легким удивлением, разбавленным ноткой неверия, старик рассматривал меня, а я смотрел на его лицо, испещренное глубокой сеткой морщин. Да, сдал командир…

— Алексий? — Голос Митрофаныча был настолько слаб, что я даже испугался, как бы старика не хватил инфаркт от моего неожиданного появления. Мало ли… Вдруг подумает, что уже галлюцинации начались и ему стали являться призраки погибших товарищей.

— Он самый. — Я улыбнулся и, хотя к горлу подступил комок, постарался говорить успокаивающе. — Живой я, Митрофаныч. Не волнуйся — не призрак.

Подойдя вплотную, я вытянулся по стойке «смирно» и доложил:

— Боец Найденов с группой прибыл в ваше распоряжение! — и, немного расслабившись, подмигнул. — Примешь в отряд?

Мы сидели рядом уже почти полчаса. Я закончил рассказ о своих похождениях после того, как очнулся в погребе Ежи, и снова повисла тишина. А потом рассказывать стал Митрофаныч. Похоже, мое появление чуть оживило командира. По крайней мере, вид у старика уже не был таким потерянным, а голос звучал чуть бодрее.

— Ты, Алексий, как крикнул тогда, так мы в окопе немецком сидели да отстреливались. Не знаю, сколько на нас немцев перло — кто их считал-то? Так вот, услышали мы тебя, да в окопе тут же и залегли. А потом грохнуло. Нас там, в окопе, чуть не завалило — потом, когда в себя пришли, еле откопались. А немцев-то вообще снесло. Ну, мы, как выбрались, сразу и уходить начали…

Ушли они просто чудом. Насколько я понял, группе крупно повезло в том, что на момент взрыва немцы уже подошли практически вплотную — на расстояние броска гранаты. Еще чуть-чуть, и бойцам, засевшим в окопе, настал бы конец. Тупо забросали бы гранатами. Но взрыв прогремел вовремя, и расстояние, на которое подошли немцы, оказалось для них фатальным. Все же молодцы ребята! Смогли сдерживать противника достаточно долго! И потом уйти. Уходили по тому маршруту, который мы обозначили перед началом операции. Бросив убитых и раненых — иначе остались бы там все. Уйти помог опять же взрыв. Поскольку тот отряд немцев, который непосредственно вел бой с группой Митрофаныча, был практически уничтожен, а подкрепления еще не подошли, несколько минут форы у группы было. И они, даже раненные, использовали эту фору на все сто. Группа скрылась в полях. А потом, поскольку немцы полностью блокировали тот район, был прорыв из окружения. Группа, форсировав тракт возле Подолян, двое суток укрывалась на болоте. Форсирование реки неподалеку от Дроздова, и снова побег от вновь напавших на след немцев. И опять немцы блокировали район, и новый прорыв… И с каждым таким прорывом группа таяла. Израненные и обессиленные, бойцы еле дошли до тех лесов, где когда-то укрывался отряд капитана Зыклова. Еды практически не было, запас патронов подходил к концу… На последний бросок к спасительной стене леса ушли последние силы, и, кое-как запутав следы, бойцы устроились на отдых. Отдыхали ровно двое суток. А на третьи — только выставленный караул заметил среди деревьев цепь немцев. Трое бойцов, лежащих в секрете, не раздумывали долго. Митрофаныч, со слезами на глазах, рассказывал, как рано утром они услышали несколько выстрелов, в ответ на которые грохотом отозвался чуть ли не весь лес. А потом звуки стрельбы ушли в сторону от остального лагеря — бойцы уводили преследователей в другом направлении. И снова пришлось бежать, путать следы… Уже не надеясь, что кто-то их дожидается, но все равно упрямо продвигаясь к месту встречи. Наконец последний рывок — переправа через реку, и жалкие остатки группы вышли к своим, дождавшимся вопреки приказу.

— Мы сразу оттудова, с мельницы той, ушли, — рассказывал Митрофаныч. — Не стали дожидаться, пока и там все тропы перекроют. Подались в леса, да далеко все же уйти не получилось. Раненых много, а припасов… Тут и остановились.

— А что за новые люди в отряде? — спросил я, глядя вслед прошедшему мимо незнакомому мужику в рваной одежде. — И у Сергея в группе, и вообще, смотрю, тут новых лиц много?

— Поднабрали народу-то, — ответил Митрофаныч. — Из местных. Кое-кто к нам пришел, кого-то в лесу встретили… Вон тот, который в драных штанах, с латкой на жопе, из лагеря, говорит, сбежал. Вчера только к нам прибился. Капитан Красной армии… А тот бородач рядом, то тоже беглый. Шатаются люди по лесу… Иногда сами к нам выходят, иногда находим где-то…