Благими намерениями
Шрифт:
— Тебя Лялей звать? — Я решил, что раз уж девчонка едет рядом, то не грех воспользоваться случаем и расспросить ее — вдруг что-то знает.
— Лялей, — кивнула она, чуть не прикусив язык при очередном скачке телеги.
— Ты как нас нашла?
— Я, когда стрелять начали, за соседним домом пряталась. А потом немцы через двор побежали. А я как их увидела — сразу в лес. Там и пряталась, пока вы мимо не прошли. Потом за вами шла.
— Понятно. Значит, что в селе было, когда мы ушли, ты не видела?
Ляля замотала головой. Я лишь вздохнул. Была надежда, что девчонка может пролить свет на судьбу наших товарищей. Даже если бы она сказала, что видела, как Семена с Филиппом убили, стало бы хоть немного, но легче. Это означало бы, что я не предал… Не бросил их на произвол судьбы… Но надежды рассеялись.
— А за нами ты зачем увязалась? — немного помолчав, спросил я.
— А куда мне идти? — грустно ответила девочка. — Дядю Семена вы убили. Родственников никаких у меня нет. К кому я пойду? И в селе мне оставаться нельзя. Как дядя Семен меня к себе взял, так все меня гнать начали. Ребята, вон, крысой фашистской обзывали. Они же не знали, что я там спала на подстилке в сенях и из еды мне только кусок хлеба на день давали…
— Ладно, успокойся. — Я чувствовал, что еще чуть-чуть, и девчонка расплачется. — А родители твои где?
Вопрос, похоже, я задал неудачный. Ляля таки заплакала.
— Отец на фронте, — всхлипывая, сказала она, — а маму бомбой убило, еще когда немцы только пришли.
Я вздохнул. И что здесь сказать? Куда мне ее? Остается надеяться только на то, что найдутся добрые люди, которые согласятся принять к себе эту сироту. Блин, ну не таскать же ребенка за собой по лесам и болотам! Кстати…
— Ян, здесь есть болото неподалеку?
— Есть, но до него — верст двадцать. — Ян повернулся ко мне. — Левее только взять надо.
Светало. Небо уже окрасилось розовым, и окружающий лес проступал все четче. Мы пересекли дорогу и, проехав пару минут по открытой местности, снова углубились в лес. Как далеко мы ушли? Вряд ли достаточно далеко, чтобы не опасаться преследования. Передвигаясь с такой скоростью, свободно вздохнуть можно будет только после обеда.
— Командир, — идущий в арьергарде Генрих догнал телегу и пошел рядом со мной, — повозку бросать надо.
Я непонимающе уставился на Генриха, а он в ответ указал на землю.
— Мы такую колею оставляем, что и слепой за нами пойдет.
Я посмотрел на следы, оставленные колесами. Генрих на все сто процентов прав. Но больше двадцати километров пешком? И при этом тащить на себе раненого Антона? Я и сам сомневаюсь, что осилю такой переход… Но если не оставим телегу — за нами пойдут даже сотню километров.
— Казик, тормози! — сказал я.
Парень послушно остановил лошадь. Подошли и Славко с Аликом. Я спрыгнул с телеги и еле сохранил равновесие — шатало меня изрядно. Спрыгнул и Ян, сразу же взяв меня под руку и поддерживая, чтобы не упал.
— Телегу бросаем, — объявил я, как только перед глазами прояснилось. — Алик, Славко, срубите две палки для носилок. Ян, ты идти сможешь?
— Та чего не смогу? — Ян, казалось, даже обиделся.
— Вот и хорошо. Подумай, из чего сделать носилки…
— Тихо! — перебил меня Генрих.
Я посмотрел на него и увидел, что он к чему-то прислушивается. Я тоже прислушался. От дороги, которую мы недавно пересекли, доносился слабый шум моторов.
— Отставить носилки! — скомандовал я. — Берите Антона, и уходим от телеги.
Когда Антона снимали с телеги, тот застонал и открыл глаза. Хоть что-то хорошее за сегодня. Наконец-то пришел в сознание!
— Антон, ты как? — Я склонился над ним.
— Живой, командир. — Боец попытался улыбнуться, но улыбка вышла слишком вымученной. — Спать только хочется.
— Ты потерял много крови, — пояснил я. — Ничего. Скоро устроим привал — там поспишь.
Алик и Генрих подхватили Антона. Тот начал было протестовать, утверждая, что и сам может идти, но я тут же приказал ему заткнуться. Мне, для того чтоб идти, тоже потребовалась помощь. На выручку пришел Ян. Хоть и раненный, он сам, без всяких подсказок, подставил мне плечо. Забрав с телеги вещи и оружие (хозяйственный Ян не забыл даже обрезать поводья), мы пошли дальше. Впереди — Славко, за ним мы с Яном, шатающиеся и в обнимку, будто парочка пьяных, потом — Генрих и Алик, тащившие шипящего и ругающегося сквозь зубы Антона, а замыкали группу Казик и Ляля.
Я продолжал вслушиваться в звуки за спиной. Шум моторов все нарастал. Когда он достиг пика, сердце невольно екнуло. Худшим вариантом мне представлялось то, что этот шум вот-вот исчезнет. Это означало бы, что машины остановились. Я прямо видел, как из кузовов выскакивают фигурки во вражеской форме, выстраиваются в цепь и начинают прочесывать лес… Судя по тому, что остальные тоже время от времени озирались, подобные мысли пришли в голову не мне одному. Слава богу, моторы продолжали реветь и затихать вроде не думали. Вот шум стал удаляться. Я облегченно вздохнул. Проехали мимо. Пронесло…
Но расслабляться все же не стоит. Продолжая время от времени озираться, мы шли со всей возможной в нашей ситуации скоростью. Идущий впереди Славко все время вырывался вперед, но потом останавливался и, недовольно поглядывая на отстающих, дожидался остальных. Ян, поддерживающий меня, стал все сильнее припадать на левую ногу. Ругани Антона уже не было слышно. Я оглянулся, чтобы посмотреть, не потерял ли он снова сознание, споткнулся, и мы с Яном чуть не покатились по земле. Все. Хватит!
— Привал! — объявил я. — Отдыхаем десять минут.
Все, кроме самых молодых, с облегчением попадали, кто где стоял. Только Казик и Славко недовольно переглянулись, но ничего не сказали. Синхронно пожав плечами, они тоже принялись устраиваться на отдых.
— Ребята, — поманил я их, — найдите все-таки палки для носилок. Так мы далеко Антона не унесем.
Поглядев вслед исчезнувшим среди деревьев пацанам, я повернулся к Яну, который, тяжело дыша, сидел, привалившись к тому же дереву, что и я.
— Врача искать надо, — сказал я. — Чтобы Антону ногу посмотрел. И мою руку посмотреть тоже не мешает…