Благими намерениями
Шрифт:
Ян устало кивнул.
— Есть кто-то поблизости? — не дождавшись ответа, спросил я.
— В Тучине доктор был, — подумав, ответил Ян. — А вот там ли он еще… Не знаю.
— Адрес помнишь?
Ян непонимающе смотрел на меня. Я пояснил:
— Ну или хотя бы объяснить, как его дом найти, сможешь?
— Смогу, — кивнул Ян.
— Вот и хорошо. Отойдем подальше, разобьем лагерь и подумаем, как бы его сюда вызвать.
Вернулись ребята. Быстро справились! Казик нес две длинные палки — пацаны срубили и очистили от ветвей два молодых деревца. Хорошие палки. Ровные, сантиметра три-четыре в диаметре. Как раз то, что надо! Генрих с Яном быстро смастерили носилки. В ход пошло все, что было под рукой, — моя многострадальная куртка, кусок веревки, извлеченной Яном из своего мешка, обрезанные поводья… В общем, получилось не особо красиво, но свою функцию носилки исполнять могли. Когда работа была закончена, Ян снова подставил мне плечо, и мы пошли дальше.
До болота мы в тот день так и не добрались. Хорошо, если преодолели хоть полпути с нашей черепашьей скоростью. И дело было не только в носилках, которые здорово замедляли нас. Сам я тоже еле шел. А ведь путь наш пролегал сквозь лес, где постоянно приходилось огибать непролазные заросли кустарника и завалы бурелома, где под ноги то и дело лезли какие-то корни, ямы… От сильной потери крови жутко хотелось спать. Перед глазами то темнело, то начинали плавать разноцветные круги. Несколько раз я чуть не вырубился. В общем, из-за всего этого приходилось останавливаться на отдых чуть ли не каждый час. Радовало одно — никаких признаков погони заметно не было. Ни лая собак, ни голосов, ни звуков стрельбы. Были слышны только обычные звуки леса да постоянный шум в ушах. Под вечер, вконец выбившись из сил, я приказал устраиваться на ночлег.
Утром оказалось, что продолжать путь мы не сможем. Еще до света меня разбудили крики. Антон лежал на своих носилках и бредил.
— Командир, — шептал он, и тут же шепот переходил в крик, потом снова шепот: — Танки!!! Танки!!! Синявина убило… Олег, гранату…
Судя по крупным каплям пота, стекавшим по его лицу, у бойца был сильный жар. Прикосновение к горячему лбу подтвердило мои догадки.
— Лихорадит, — просто сказала Ляля, которая, судя по всему, всю ночь не отходила от раненого. — Я ему лицо всю ночь водой протирала. А он все бредит…
Одобрительно кивнув девчонке, которая без просьб и напоминаний сама взяла на себя заботу о раненом, я принялся размышлять, что же делать дальше. Продолжать путь мы явно не сможем. Сомневаюсь, что и сам я дойду, а то, что Антон дороги не перенесет, — это точно. Но как быть с погоней? Может, по нашим следам кто-то уже идет, и мы не замечаем этого только потому, что вырвались вперед? Тогда надо, невзирая ни на что, идти дальше. И загубить Антона? Хватит! Двоих я уже потерял. Хотя здравый смысл подсказывал, что, оставшись на месте, я могу потерять и всех остальных бойцов отряда, обречь на смерть еще и Антона было выше моих сил. Что ж… Придется рискнуть и надеяться, что и на этот раз удача не отвернется.
— Казик, Славко! — позвал я.
Ребята, простоявшие половину ночи в карауле, лишь заворочались во сне. Пришлось повторить погромче. Вот они проснулись, непонимающе захлопали глазами. Наконец-то до них дошло, что их зовет командир, и, стряхивая остатки сна, пацаны вытянулись передо мной.
— Чего тянетесь? Садитесь давайте. Разговор есть. — Подождав, пока ребята усядутся на землю рядом, я продолжил: — С Антоном беда. Ян говорил, что в Тучине вроде бы врач был. Надо сходить туда и, если он еще там, привести этого врача. Справитесь?
Переглянувшись, пацаны кивнули.
— Не переживай, командир. Приведем доктора! — Казик говорил с совсем не детской серьезностью в голосе. Словно и не мальчишка, а умудренный жизнью мужчина говорил его устами.
Я кликнул Яна и, когда он подошел, принялся вводить его в курс дела:
— Ребята пойдут в Тучин. Объяснишь им, как найти врача.
Ян, услышав о предстоящем его племянникам задании, резко помрачнел.
— Чего детей посылать? — Он глянул на ребят, потом на меня. — Куда их прямо к германцам? Давай…
— Без «давай»! — Я говорил спокойно, но твердо. — Кого ты предлагаешь послать? Наших евреев к немцам? Или сам, раненный, пойдешь?
— Так то ж дети… — пытался настоять на своем Ян, но я не дал ему договорить:
— Ян, я знаю, что это дети. Но сейчас война. И поверь, там, в Сенном, им было гораздо опаснее, чем будет в Тучине. Они — бойцы! Я бы никогда не послал их туда, будь у меня выбор. Подумай сам. Я ранен. Ты ранен. Здоровых бойцов у нас — Генрих, Алик, Славко и Казик. Генриха и Алика я послать туда не могу. Они — евреи. Понимаешь? Если их остановят и проверят… им верная смерть. В любом случае два взрослых мужика привлекут внимание гораздо больше, чем два пацана. Остаются только Славко и Казик. Даже если их остановят, то они смогут попытаться как-то обмануть немцев. Тем более они — местные. Давай лучше подумаем, как им выполнить задание так, что обойтись без большого риска.
Яна я все же убедил. Но он все равно опасался за жизнь своих родственников. Поэтому в обсуждении предстоящего похода за врачом принимал самое деятельное участие. После долгих обсуждений мы решили, что не стоит пытаться искать врача днем. Ян дал весьма подробное описание дома врача и рассказал, как его найти. К нему, услышав, о чем мы говорим, подключился и Генрих. Оказалось, что он до войны был хорошо знаком с врачом, которого звали Максим Сигизмундович и который, судя по отзывам Генриха, был неплохим человеком — в помощи никому не отказывал и цену за свои услуги никогда не ломил. Ребята должны были подобраться к его дому ночью, огородами. Идти по улицам я им строго-настрого запретил, опасаясь немецких патрулей. Найдя искомый дом, Славко с Казиком должны будут, по обстоятельствам, или как-то вызвать врача во двор, или прокрасться внутрь и говорить с ним уже в доме. Одним из главных условий, которое мы с Яном наперебой повторяли несколько раз, стараясь крепко вбить его в головы юных бойцов, было то, чтобы они не рисковали понапрасну. Из оружия Славко и Казик должны были взять с собой только наганы. Я особо предупредил, чтобы, в случае чего, ребята постарались незаметно скинуть револьверы и притвориться дурачками. Мол, ходим в лесу — грибы собираем… А если поймают в самом селе, то пусть скажут, что они с одного из хуторов, которые в бесчисленном множестве имелись в окрестных лесах, и пришли в Тучин в поисках работы. В бой пацанам я разрешил вступать только в случае, если этого избежать будет невозможно. И то — стараться скрыться, а не перебить побольше врагов. И напоследок мы договорились о месте встречи. Оставаться здесь после того, как уйдут в набитое немцами село Славко и Казик, я счел слишком опасным. Мало ли — вдруг они все же попадутся. В способностях соответствующих специалистов гестапо выбить любую информацию даже из крепкого мужика, не то что из этих ребятишек, я не сомневался. Поэтому, как только Славко и Казик отправятся в путь, мы перейдем на другое место, а ребят на обратном пути кто-то встретит и проводит в новый лагерь. Ехать они должны будут по дороге к одному названному Яном хутору. Вот там-то их и будут ждать.
— Постарайтесь поскорее вернуться. Ждать вас будем четыре дня. Если к этому времени не вернетесь… — Я не стал продолжать, а просто крепко пожал на прощание ребятам руки.
Славко и Казик исчезли среди деревьев. Снова подал голос мечущийся в бреду Антон и залепетала что-то успокаивающее сидящая над ним Ляля. Когда Антон успокоился, я позвал девочку и протянул ей захваченный из дома старосты кусок колбасы. Ляля набросилась на еду с такой жадностью, что мне стало просто страшно. Это ж до чего надо довести ребенка?! Поев сам, я обратил внимание на сидящего чуть в стороне от остальных Генриха. Подошел к нему и присел рядом.
— Чего грустишь? — спросил я.
— Филиппа жалко… — пожал плечами Генрих. — Хороший парень был…
— Ты же понимаешь, — начал оправдываться я, — что у нас не было другого выхода. Ждать там мы больше…
— Не переживай, Алексей, — Генрих повернулся ко мне и попытался улыбнуться, — я все понимаю. Ты правильно поступил. Просто Филипп спас меня там, на лесопилке. В первый день, когда нас только туда привезли, я, увидев ту миску помоев, которую нам дали вместо ужина после целого дня работы… В общем, я не стал есть. Тогда полицаи принялись меня бить. А Филипп бросился на помощь, и полицаи, оставив меня, переключились на него. Чуть до смерти не забили. Я потом его три дня выхаживал — он и на ногах-то еле стоял, работать совсем не мог. Вот так… А теперь…