Благородна и благочестива
Шрифт:
«Ибо невозможно служить двум господам», – учил, подвыпив, пэр Никлас. – «Потому как либо одному будешь угождать, а про другого забудешь, либо обоим не угодишь».
Камилла бросила последний взгляд на оставшихся на площади любимых мужчин – деда, отца, жениха – и мысленно попрощалась с каждым, шагая внутрь храма Фэйерхолда.
Девица с Рыжих Островов выросла ещё в далёком отчем доме; на помощь она уже много лет не рассчитывала. Не стоило и начинать.
Как и рассчитывать на возвращение.
Глава 21. Храм Фэйерхолда
Тяжёлые двери затворились за ними с едва слышным скрипом, и звуки внешнего мира – бушующего, злого, опасного – словно отрезало плотными створками. Они оказались в пьянящей
Камилла впервые шагнула под сень храма Отца – с того момента, как покинула Острова. Да и то сказать, крохотный дом богослужений с отчаявшимся духовником не вызывал в ней такого трепета, как этот. Не так, не с порога. Не поглощал все мысли и чувства, не сжигал наносное и мелочное. Прекрасные витражи уходили ввысь, под потолок, лики небесных воинов взирали с удивительных фресок, приглушённый свет догоравших свечей отражался тусклыми бликами на богатой позолоте. Величие и чистота главного храма окутывали; Камилла опустилась бы на колени, невольно, подчиняясь внутреннему трепету… но внезапно остановилась.
Пол оказался усеял осколками. Повернув голову, дочь Рыжего барона лишь теперь увидела разбитые витражи в соседних окнах и разрушенные деревянные скамейки. Досталось и стенам: выбоины, трещины, обвалившаяся лепнина, раздавленные в проходах живые и уже увядшие цветы. Даже прекрасная плитка на полу – и та оказалась местами разбита.
И тишина стояла… мёртвая, а вовсе не величественная, как показалось ей вначале.
– Когда я приоткрыл портал, первая же взрывная волна порушила убранство, – посетовал ллей Корнелиус, проводя Камиллу наиболее безопасным путём, в обход сломанной мебели. – Лишь немногое уцелело. Я ведь тоже человек, дорогая, хочу порой и присесть. А тут такая неприятность…
Камилла резко остановилась, увидев распростёртого у малого алтаря незнакомого священника. Тот был, без сомнения, мёртв, хотя ни единой капли крови дочь Рыжего барона не увидела. Лицо его, немолодое, посеревшее от печати смерти, казалось расслабленным и умиротворённым.
– Не останавливайся, девочка, – попросил маг воды вроде бы ласково, но с нажимом. – Нам дальше, в главный алтарь.
Камилла медленно подняла глаза, обводя взглядом место у аналоя. Ещё двое служителей храма лежали на ступенях, один внизу, второй у самых врат в великий алтарь. Спокойные, даже строгие, в праздничных одеждах. Неподвижные и уже неживые.
– Их… убила не чужая энергия, – раздельно и тяжело проронила Камилла. – Это сделали вы.
– Верно, – мельком глянув на тела, согласился ллей Корнелиус. – Не подумай дурного, девочка: я попросил их покинуть храм, для их же безопасности. Ожидаемо, они не послушали мудрого совета.
– Может, потому, что они его не просили? – глухо спросила Камилла.
Священник и оба молодых служителя выглядели слишком хорошо для людей, умерщвлённых более суток назад. Разве что не светились.
– Магия воздуха восхитительна, – словно не услышав, заметил ллей Корнелиус. – Столько смерти и разрушения в одном разряде… и столько красоты! Лишь теперь я понимаю, сколь ограничен был все эти годы. Искал ответа лишь из своего угла, не охватывая всей полноты магии. Работал над амулетом, до конца не осознавая, чего лишён и что же на самом деле создаю. Вот и сейчас…
Маг воды широким жестом обвёл искорёженные врата в главный алтарь, и Камилла лишь теперь заметила, что украшенные золотом и камнями створки почернели изнутри. Будто там, в алтаре, бушевал яростный пожар. Словно и сейчас не погас. Изнутри, пробираясь под дверьми алтаря, всё ещё струились чёрные змейки не то дыма, не то чужой энергии. И вибрация. Та же, что снаружи – пробирающая, острая, вгрызающаяся под кожу неприятным зудом.
И крик.
Безмолвный, жуткий, полный нечеловеческой боли.
– Одетта, – выдохнула Камилла, делая шаг вперёд. – Одетта… там, внутри!
– Ты чувствуешь? – оживился ллей Корнелиус. Даже руку её наконец отпустил, проходя к главным вратам. – Удивительно! Верно, потоки магии сейчас так переплетены, что даже женщины из магических родов ощущают… Что ты ощущаешь, девочка?..
Камилла помедлила один лишь миг.
– Боль, – тихо и уверенно проговорила она. – А ещё ужас и холод.
Маг воды помолчал, разглядывая её, затем кивнул.
– Верно, так и есть. Однако ты – сильнее, дочь огня. Вероятно, ты будешь чувствовать иное. Скажем, нестерпимый жар? Ведь, в конце концов, каждого из нас пожирает только то, что сидит внутри. Внешнее не имеет значения.
Повинуясь движению мага, распахнулись врата в главный алтарь. Камилла отпрыгнула назад, наступив на край собственного плаща, когда изнутри ударило душной волной. Вырвались языки чёрной энергии, растеклись по стенам, устремились к выходу из храма.
– Одетта, – дрогнувшим голосом позвала Камилла.
Главный алтарь оказался вырван из священного круга и поставлен вертикально – так, чтобы удерживать вмурованную в него девушку. Магия земли, верно, подчинялась теперь ллею Корнелиусу с той же лёгкостью, что и прочие стихии, потому как хрупкое тельце Одетты буквально утопало в гладком камне. Тот обхватывал тонкую шею, лодыжки и запястья юной ллейны, не позволяя ей сползти вниз. Платье девушки оказалось разорвано от горла и до низа, не скрывая девственную наготу, и края его обуглились. Ллейна Одетта ещё дышала, едва заметно вздрагивая, но почерневшие веки уже не поднимались. Жизнь в ней держалась чудом, и ллей Корнелиус переживал не напрасно.
Впрочем, переживал он не за жизнь ллейны Одетты.
Вдоль измученного тела зловеще темнел тонкой нитью открытый портал.
– Видишь, – указал ллей Корнелиус, а Камилла вдруг поняла, что плачет. – Я едва удерживаю его открытым. Но чтобы вернуть прежний источник сил и равновесия в этот мир, мне нужно распахнуть его настежь. Девочка оказалась слишком слаба для этого, – сокрушённо покачал головой маг воды. – Признаю: я поторопился. Нужно было сразу брать тебя. Ты сильнее, выносливее… ярче. Но что теперь? Я не боюсь признавать собственные ошибки. Впрочем, эксперимент пострадал большей частью из-за невежества и предрассудков людей этого мира. И ладно бы простолюдинов! Но даже Тадеуш – и тот меня предал! Ты вроде умная девочка, Камилла, должна понять. Подумай: сколько времени и сил мы бы сэкономили, если бы Блаунты не скрывали свой дар! Если бы Тадеуш не передумал и продолжил опыты вместе со мной! Если бы Родрег не жаждал бесконечной жизни в молодом теле, а Салават не увлёкся бы государственными интригами и ллейной Бианкой… Если бы ты, в конце концов, не прибыла в Фэйерхолд и не наворотила дел, моя девочка! Впрочем, я не в обиде. Я ведь не только маг, я учёный. И человеческий фактор неизбежен. Помоги мне завершить начатое – и обещаю, что сделаю этот мир лучше. Столько бед из-за людского невежества…
Камилла быстро вытерла слёзы и посмотрела вначале на растерзанную Одетту, затем – на мёртвых священников в храме. Вспомнила разорванных чужими тварями горожан. Корчащихся в судорогах деда, Патрика и Рафаэля. Сглотнула, избавляясь от неприятного спазма в горле.
– Невежество не идёт ни в какое сравнение с честолюбием, – негромко проговорила Камилла, оборачиваясь к магу. – Признайтесь хотя бы себе, ллей Корнелиус: вы это делаете не ради мира. И не ради светлого будущего. Маг или учёный, вы всё ещё человек. Сами так сказали. Всего лишь человек. И ни знания, ни власть не делают вас выше прочих невежд. Выше нас делают только поступки. Мне это пэр Никлас говорил… А ваши не тянут даже на то, чтобы выделить вас из толпы прочих убийц и проходимцев. Всем этим, – Камилла развела ослабшие руки в стороны, словно обхватывая сразу всё: чёрные порталы, жутких чудищ, разрушенный город и погасшее солнце, – вы перечеркнули труд собственной жизни. Никто уже не вспомнит великого мыслителя, ллея Корнелиуса Рэдклиффского, написавшего удивительные трактаты и книги, никто не порадуется вашим достижениям. В памяти людей вы навсегда останетесь человеком, причинившим королевству множество бед. Вы принесли смерть и разрушение, ллей Корнелиус, и люди этого не забудут.