Благородна и благочестива
Шрифт:
Дрогнули двери храма от невозможного удара. Сотряслись стены, осыпав остатками витражей мозаичный пол. Полыхнул за окнами слепящий свет…
– Глупый паладин, – низко, незнакомо выговорил маг воды. Амулет стихий задымился на его груди, руки задрожали, когда ллей Корнелиус направил обе ладони к Камилле. – Нет такой силы, чтобы превзойти истинную магию… И Отец Небесный не спасёт…
Ллей Корнелиус развёл руки, коротко выдохнув, и из амулета стихий выстрелил жирный чёрный луч. Ударил в прозрачную гладь подставленного зеркала и бичом хлестнул
Тот даже удивиться не успел.
Отражённый луч угодил прямиком в тело ллея Корнелиуса, и злое гудение наполнило воздух, утопив в нём отчаянный вскрик великого мага.
Камилла зажмурилась, когда тело ллея Корнелиуса наполнилось чернотой, покрылось мелкими трещинами, распухло – и рвануло изнутри разноцветными волнами. Тело обдало жаром, холодом, стылой землёй и запахом дождя – всем сразу. Пронеслись под сводом храма ослепляющие молнии, дрогнул пол, полыхнули языки пламени – и погасли под вскипевшей водой. И наступила тишина.
Медленно, на пробу, Камилла приоткрыла один глаз. Затем второй, тоже с опаской. Огляделась, оценивая творящееся вокруг безмолвие.
В воздухе всё ещё кружились разноцветные блики. Вспыхивали разряды магии воздуха, потрескивали огненные язычки на деревянных скамейках, капала вода с главных храмовых врат. А у самых её ног распускались зелёные побеги, обвивая искорёженный алтарь утешающими объятиями.
Такие же побеги оплетали тело ллейны Одетты, прикрывая нежными лепестками девичью наготу. У самого лица распустился дивный бутон, и сорвалась вниз капля росы, омочив потрескавшиеся, серые губы. Ллейна Одетта вздохнула и задышала – неровно, но часто, оживая с каждым жадным вдохом.
– А ведь можно было и так, – с трудом ворочая языком, проговорила Камилла. Помолчала, залюбовавшись разноцветными бликами в воздухе. – Использовать амулет стихий во благо, не во вред. Что ж вы так, ллей Корнелиус… Не в ту степь увлеклись… Хотя в конечном счёте вы оказались правы. Каждого из нас пожирает только то, что сидит внутри…
Под ногой звякнуло.
Камилла медленно опустила голову, разглядывая отлетевший при взрыве амулет стихий. Девственно белый камень, жмущийся к её ноге. Никак, собственным отражением любовался.
Так же медленно, не доверяя дрожащим рукам, Камилла опустила фамильное зеркальце. По гладкой поверхности пошли трещины, стекло помутнело, а серебро и рубины покрылись налётом гари – но уцелели. Как уцелела и она, защищённая прощальным подарком отца.
Сдаваться без боя дочь Рыжего барона не собиралась – даже на пороге неизбежной смерти. В миг, когда ллей Корнелиус вытягивал нить портала из Одетты, Камилла нащупала в кармане последнее оставшееся у неё оружие. Зеркальце, в которое она смотрелась много лет, радуясь единственной ценной вещи в доме.
Камилла пустила его в ход без раздумий, просто потому, что других вариантов у неё не осталось. Правду всё же говорил отец, мол, отчаяние убивает. Даже в шаге от поражения важно не терять
Верно, недаром хранила ллейна Феодора фамильную ценность.
С грохотом рухнули двери храма, нарушив блаженную тишину. Внутрь ворвались с шумом, руганью, запахом пота, железа и крови. И, кажется, прямо у порога споткнулись, осквернив храм Отца неблагочестивыми выражениями.
– Тут электричество повсюду! – гаркнул на весь храм ллей Тадеуш. – Ллей Блаунт, извольте убрать! Нам и шагу не ступить – тут на полу вода, мигом изжаримся!
– Убрал, – спустя несколько ударов сердца отозвался любимый голос, и Камилла слабо улыбнулась.
– Ты бы сначала огонь унял, отец, – угрюмо подсказал ллей Золтан. – Прежде чем советами кидаться. Электричество ему мешает…
Камилла только вздохнула, на пробу дёрнув ногой, вмурованной в алтарь. Следовало отдать должное уже покойному ллею Корнелиусу: если бы он впустил в храм мужчин, магическим взрывом разнесло бы не только роскошное убранство и мебель. Погибли бы все находящиеся внутри.
Хвала Отцу, ни она, ни Одетта не пострадали: колдовская энергия, привычная этому миру, прошла сквозь них. Даже согрела и напитала, приветствуя носительниц древних родов.
– Камилла! – вскрикнул Патрик, бросаясь к алтарю.
– А ты чего встал? – гаркнул на кого-то ллей Золтан. – Убери мебель, недомаг! Паладин сейчас ноги переломает, пока…
Больше Камилла ничего не слышала. В алтарь ворвался Патрик Блаунт, охватил безумным взглядом сразу всё: бесчувственную Одетту, развороченный камень, вмурованную в него любимую…
С невнятным звуком паладин обхватил невесту за плечи, прижимая к себе, замер на миг, втягивая воздух у её виска. Обернулся – резко, порывисто:
– Помоги!..
– Когда я был пиратом, мне столько не приказывали, как когда стал королём, – буркнул за спиной паладина принц Рафаэль. – А теперь всем и кругом должен!..
Глянув на открывшуюся в алтаре картину, бывший пират переменился в лице и умолк. Приподнял ладонь, вперяя неподвижный взгляд в алтарь. Каменные оковы тотчас треснули, позволяя Камилле упасть в объятия Патрика, а фамильное зеркальце выпало из ослабевшей руки. Тихо звякнуло о треснувшие плиты.
– Живы?! – раздалось из храма нетерпеливое. Ллей Тадеуш, верно, всё ещё пробирался через завалы. Судя по грохоту отшвыриваемой мебели, выжившие воины помогали. – Не молчите! Живы?!
– Вроде, – неуверенно откликнулся Рафаэль.
Глянул на ллея Патрика, баюкавшего Камиллу в объятиях, хмыкнул, обводя взглядом алтарь. Маг воздуха тем временем перешёл с объятий на поцелуи, пытаясь, кажется, вдохнуть побольше жизни в невесту.
– Чудное место для свадьбы, – одобрил бывший пират, старательно не глядя на осевших у алтаря влюблённых. – Да отпусти ты её, задушишь. А магия на дорогую кузину не действует, обратно не оживишь…