Благородна и благочестива
Шрифт:
– Этому вас на Островах учили? – слабо улыбнулась Одетта, расправляя складки платья на коленях.
– «Жизненная наука» называется, – важно кивнула Камилла. – Когда ей ещё учиться, как не в детстве? Потом-то уже поздно: коль криво вырастет, то только чудо исправит. А чудес не так много случается, сестрёнка!
Ллейна Одетта светло улыбнулась, а Камилла продолжила болтать ногами, рассматривая преобразившуюся площадь. Город восстановили быстро, в основном стараниями наследного принца Рафаэля, который задержался в Фэйерхолде, чтобы исправить
И причина эта сидела рядом с Камиллой, кутаясь в тёплую меховую накидку.
– Криво! – раздалось со стороны резкое и раздосадованное. – Ты глазами-то не косил бы, ваше высочество, глядишь, и получилось бы! С третьего-то раза.
Рафаэль, в этот момент и впрямь переглядывавшийся с заалевшей ллейной Одеттой, от неожиданности едва не упустил каменную стену обратно на мостовую.
– Сам поставь, как надо, раз такой умный! – огрызнулся маг земли, нетерпеливо взмахнув рукой. Каменная громадина застонала, поднимаясь ввысь, и наконец застыла в нужном положении.
– А не я ломал, – пожал плечами Рыжий барон. Оглядел восстановленную стену и удовлетворённо кивнул. – Теперь уж рабочие с отделкой справятся. А то ты наделаешь…
Наследный принц уже не слушал, направляясь к объекту навязчивого интереса. Правда, по пути к нему присоединился ллей Тадеуш, так что сладкое предвкушение на лице бывшего пирата сменилось унылой сдержанностью. Перед ллеем Тадеушем раскланивались горожане и, к грустной радости Камиллы, шептались за спиной – вполголоса, возбуждённо. Хозяин земель окончательно поправился! Теперь-то наведёт порядок, заживём!..
Камилла досадливо поморщилась: а ведь, положа руку на сердце, дед хозяйство напрочь запустил! И если бы не она…
Впрочем, угрюмые мысли её не удивляли. Она даже не стыдилась собственной подавленности: вроде всё так, вроде победа. И дом в порядке, и семья обрелась, и обласкали её за прошедшие седмицы что дед, что отец так, что даже неловко…
– Нет вестей от ллея Блаунта? – брякнул Рафаэль, едва поравнявшись с их скамейкой.
– Тебе забыла доложиться, – в тон отозвалась кузина будущего короля, раздражённо наматывая медную прядь на палец.
Бывший пират только ухмыльнулся, но мигом расплылся в глупой улыбке, едва поймал трепетный взгляд ллейны Одетты.
– А я слышал, в Фэйерхолде вечером ярмарку устраивают, – издалека начал Рафаэль.
– Как догадался? – угрюмо поинтересовалась Камилла. – По флажкам разноцветным, что вдоль улиц протянули, по ярким украшениям и полным прилавкам, али глашатаев наконец услышал?
– Так вот, – неловко поклонился Рафаэль. Выглядело так, будто бывшему пирату спину свело. – Я подумал, как это… ллейна Одетта, если окажете честь… ну то есть, на ярмарку-то пойдём?!
Камилла фыркнула, Одетта покраснела, а ллей Тадеуш сочувственно вздохнул, с жалостью глядя на будущего короля.
– Вам, ваше высочество,
– Я произведу, – пообещал маг земли. – А кто не впечатлится, вмурую в пол, по примеру покойного батюшки. Ллей Салават, между прочим, меня поддержит. Толковый мужик, хоть и спиной к нему лучше не поворачиваться.
– Пэр Нильс – прекрасный учитель, – поддакнула деду Камилла. – Если б не он, я бы во дворец совсем неподготовленной попала!
– Это который учитель твоего папеньки? – сообразил наследный принц. – Сестрёнка, я тебе так скажу: по работе видно мастера! Смотрю я на Рыжего барона и…
– И? – холодно уточнили со спины.
– И восхищаюсь! – ухмыльнулся Рафаэль, отходя подальше от Эйросских ллеев и подбираясь поближе к ллейне Одетте. – Эдакий пример благородства и учтивых манер да на Островах! Невольно задумываешься: может, недаром спровадили?..
– А пэр Нильс тут причём? – покачивая ногой в новом светлом сапожке, переспросила Камилла. – Исходный материал тоже влияет на результат, знаешь ли.
– Дочь! – возмутился Рыжий барон.
– Пэр Нильс уехал в Очаг, – тихо вклинилась ллейна Одетта, гася ссору огненных ллеев в зародыше. – Сказал, что на заслуженный отдых. Не думаю, что мы имеем право требовать от него большего, чем он уже сделал.
Камилла вздохнула, оправляя рукав идеально сидящей накидки. Рассудительная Одетта была, конечно, права. Ллей Тадеуш щедро наградил пожилого учителя, без которого ни один из них не сидел бы сейчас здесь, радуясь жизни. Всего-то и требовалось – чтобы одному честному человеку оказалось не всё равно.
Такая малость и такая редкость.
Пэр Нильс и впрямь отъехал в Очаг на прошлой седмице. И мэму Софур прихватил – или, точнее, нянька следом увязалась.
В ночь перед отъездом мэма Софур долго просидела у Камиллы в спальне, хлюпая носом, размазывая скупые слёзы по лицу да прихлёбывая горячительную настойку из внушительной кружки. Камилла не препятствовала: саму охватила непривычная грусть. Мэма Софур, разумеется, не была юной ллейне образцом для подражания. Но других воспитателей рано осиротевшая Камилла не знала. А знала только то, что в самые чёрные дни рядом с ней оставалась толстая островитянка, не позволившая никому обидеть дочь Рыжего барона.
– Ты уже выросла, – вытирая мокрые глаза, приговаривала нянька, прижимая к себе воспитанницу. – Вскоре замуж выскочишь да уедешь али в королевский дворец, али ещё куда. Или в дедовом замке останешься, верховодить. А мне куда податься, злыдня? Разве что при замке, в обслуге… А долго ль я протяну, по лестницам здешним бегая? Ноги-то пухнут уже, одышка, опять же… А так – в своём доме хозяйствовать стану! Коли соскучусь, так и ты, рыжая, недалеко. А? Что говоришь?
– Медная, – вздохнула Камилла. – Цвет волос называется медный…