Благородный дом. Роман о Гонконге.
Шрифт:
— Добрый вечер, тайбань. Поздравляю — прекрасный вечер для приема. — Брайан Квок принял хрустальный бокал с шампанским, предложенный появившимся ниоткуда официантом в ливрее. — Спасибо за приглашение.
— Рад тебя видеть. — Данросс стоял у двери в танцевальный зал Большого Дома, высокий и обходительный. В нескольких шагах от него Пенелопа встречала других гостей.
Заполненный наполовину танцевальный зал выходил на залитые светом террасы и сад, где было полно народа и небольшими группами стояли или сидели за круглыми столами большинство приехавших дам в ярких нарядах и мужчин в смокингах. С наступлением
— Пенелопа, дорогая, — позвал Данросс, — ты помнишь суперинтендента Брайана Квока?
— О, конечно, — произнесла она, пробираясь к ним и сияя счастливой улыбкой, хотя совсем его не помнила. — Как вы поживаете?
— Спасибо, прекрасно, — поздравляю!
— Благодарю вас, чувствуйте себя как дома. Ужин в девять пятнадцать. Если не найдете свою карточку, у Клаудии есть списки — кто где сидит. О, прошу извинить... — Она повернулась, чтобы перехватить других гостей, стараясь ничего не упустить, чтобы все шло как надо и чтобы никто не стоял один, и в то же время в глубине души понимая: если что и случится, ей и делать ничего не придется, потому что остальные постараются мигом уладить недоразумение, чтобы все снова стало хорошо.
— Повезло тебе, Иэн, — проговорил Брайан Квок. — Она молодеет с каждым годом.
— Да.
— Ну что, за следующие двадцать лет! Твое здоровье! — Они сдвинули бокалы. Дружили они с начала пятидесятых, когда познакомились на первой гонке по холмам, и с тех пор были друзьями-соперниками, а также членами-основателями Гонконгского клуба автоспорта.
— А у тебя, Брайан, разве нет особой подруги? Ты один?
— Не сдаю позиций, — объявил Брайан Квок. И добавил вполголоса: — Вообще-то я буду один всегда.
— Ну-ну, мечтай! Этот год твой: ты самый завидный жених Гонконга. Даже Клаудиа на тебя глаз положила. Ты пропал, старина.
— О господи! Послушай, тайбань, — уже серьезно заговорил Брайан, — можно будет сегодня поговорить наедине?
— О Джоне Чэне? — тут же насторожился Данросс.
— Нет. У нас его все ищут, но пока ничего нового. Это другое.
— По делу?
— Да.
— Это конфиденциально?
— Да.
— Хорошо, — сказал Данросс. — Я найду тебя после ужина. Как насчет...
Взрыв смеха заставил их оглянуться. Рядом с высокой стеклянной дверью, ведущей на террасу, в кругу восхищенных мужчин — среди них были Линбар Струан, Эндрю Гэваллан и Жак де Вилль — стояла Кейси.
— И-и-и, — вырвалось у Брайана Квока.
— Да уж, — ухмыльнулся Данросс.
На ней было узкое платье изумрудного шелка до полу, в меру облегающее и в меру просвечивающее.
— Господи, есть у неё или нет?
— Что?
— Есть у неё что-нибудь под этим или нет?
— Ищите и обрящете.
— Я бы не отказался. Она просто отпад.
— Я тоже так считаю, — согласился Данросс, — хотя уверен, что сто процентов остальных дам полагают иначе.
— Грудь у неё что надо, это видно.
— Вообще-то этого не видно. Абсолютно. Это все твое воображение.
— Могу поспорить, в этом никто в Гонконге с ней не сравнится.
— Пятьдесят долларов против медяка, что ты не прав, при условии, что евразиек тоже берем в расчет.
— А как мы докажем, кто выиграл?
— Никак. Я вообще-то предпочитаю судить по ногам.
— Как это?
— Старый Дядюшка Чэнь-чэнь говорил, бывало: «Сначала смотри на ноги, сын мой. Тогда сможешь сказать, насколько она породиста, как будет себя вести, как будет ходить под седоком, как... все как с другими кобылками. Но помни: под небесами все вороны чёрные!»
Брайан Квок ухмыльнулся вместе с ним, а потом приветливо помахал кому-то рукой. В другом конце зала ему помахал в ответ высокий мужчина, по виду человек бывалый. Стоявшая рядом необычайно красивая женщина — высокая, светловолосая, сероглазая — тоже весело помахала Брайану.
— А вот и истинная английская красавица!
— Кто? О, Флер Марлоу? Да, она точно красавица. Я не знал, что ты знаком с четой Марлоу, тайбань.
— И я тоже! Я только сегодня с ним познакомился. А ты давно его знаешь?
— О, месяца два с небольшим. Он у нас персона грата.
— Как это?
— Да. Рассказываем ему, что у нас и как.
— Вот оно что. А с какой стати?
— Несколько месяцев назад он написал комиссару, что едет в Гонконг собирать материал для романа, и просил оказать содействие. Похоже, старик читал его первый роман и смотрел некоторые фильмы по его сценариям. Мы его, конечно, проверили, и у него, похоже, все в порядке. — Взгляд Брайана Квока снова обратился на Кейси. — Старик счел, что нам не помешает улучшить свой образ в глазах общества, поэтому спустил приказ в определенных пределах показать Питеру, что к чему. — Повернувшись к Данроссу, он многозначительно улыбнулся. — А наше дело не рассуждать зачем!
— А что за книгу он написал?
— Называется «Чанги» — о том, как он был в плену. У Старика там погиб брат, так что, я полагаю, он попал в самую точку.
— А ты её читал?
— Я — нет, мне нужно покорять слишком много вершин! Так, пролистал несколько страниц. Питер утверждает, что все это выдумано, но я ему не верю. — Брайан Квок усмехнулся. — Хотя пиво пить умеет. Роберт брал его с собой на пару своих «стопинтовок», и тот не сломался. — «Стопинтовкой» в полиции называли мальчишник, на котором выставлялась бочка в сто пинт [93] пива. Когда пиво заканчивалось, кончалась и вечеринка.
93
Одна пинта равна 0,57 л.
Брайан Квок пожирал глазами Кейси, и Данросс в миллионный раз дивился, почему азиаты предпочитают англосаксонок, а англосаксам нравятся азиатки.
— Чему улыбаешься, тайбань?
— Так просто. А Кейси недурна, а?
— Спорю на пятьдесят долларов, что она бат джам гай, хейя? Данросс задумался, тщательно взвешивая условия пари. Выражение бат джам гай буквально значило «белая курятина» [94] . Так кантонцы называют дам, сбривающих волосы на лобке.
94
Буквальный перевод выражения бат джам гай дает следующая по тексту фраза. «Белая курятина» по-кантонски — баак гай.